Погружение

Включаем: Beoga — Minute 5. Весь следующий день тётушка посвятила тому, чтобы привести мальца в добропорядочный вид — послезавтра предстояло посетить нотариуса и множество других мест, включая отдел по надзору за несовершеннолетними и пройти по врачам. Последнее беспокоило её не на шутку, но требования есть требования. Комиссия отдела по надзору требовала предоставить справку о полном состоянии здоровья ребёнка. И тут-то возникала проблема. У Гарри не было никаких болезней, видимых, по крайней мере. Но вдруг они там могут выяснить, что её теперь сын волшебник и не отдать? Так что с утра до вечера она носилась с одной этой мыслью и постоянно повторяла Гарри, как он должен себя вести, как отвечать на разнообразные вопросы, как двигаться, как сидеть… Маленький (несомненно, раз так считала тётя, ой, мама) волшебник и сам никак не мог успокоиться, постоянно прокручивая в голове разнообразные варианты развития событий. От самых страшных, когда его заберут в приют или выкинут на улицу из-за недостойного поведения, или до невероятно будоражащих, когда он станет настоящим членом семьи. Сегодня они успели посетить парикмахерскую, где надушенная девушка с синими (синими!) волосами, подстригла его самым аккуратным образом, а тётя даже не ругалась на её неподобающий вид, что было немыслимо. Но Гарри подумал, что так нужно, чтобы удача не отвернулась, поэтому молчал в тряпочку. Потом пошли в магазин детской одежды и там уже задержались на целых полдня. Выяснилось, что у него нет достойного гардероба (это слово так часто повторяла пухленькая продавщица, облачая его в разные костюмчики, что он его навсегда запомнил), и они это дружно исправляли. Гарри примерял всё, что ему давали, а мама выбирала самое на её взгляд лучшее. Она твёрдо решила, что стоит подарить сыну (да, сыну) много хороших вещей. О финансах она думала в последнюю очередь. Ведь сегодня муж разрешил ей потратить на мальчика столько, сколько потребуется, чтобы сделать из него человека. Гарри подумал, что это подозрительно — так много вещей купить за раз. Но мама Петунья начала жаловаться, что родная сестра переезжает куда-то очень далеко и не может взять с собой ребёнка. А из-за спешки не собрала как следует. Продавщица на эту историю купилась и посетовала, что есть вот такие безответственные родители. А Гарри хлопал глазами. Тё… мама не рассказывала о его маме ничего, кроме того, что та была странной и действительно безответственной, но не больше. Он решил при возможности у неё это вызнать. Обязательно. Та мама, которую мама Петунья назвала Лили, была настоящей, но мама Петунья была реальной, она была здесь, с ним, и сейчас она была настоящей. Но та мама всегда будет существовать в его мыслях. Он принял первое серьёзное решение в своей жизни — он будет посвящать своей маме, которая Лили, все свои достижения, все удачи и хорошие оценки в школе. Домой они вернулись гружёные пакетами с одеждой и продуктами к ужину. И почти сразу его загнали в наполненную горячей водой ванну, «чтобы выглядел достойно». Лопнув все пузыри из пены и оттеревшись мочалкой несколько раз, Гарри пару раз занырнул, смыл мыло и полез вытираться. На стульчике у двери мама приготовила ему новенький домашний костюм из мягких брюк, футболки с динозавром, которую он выбрал сам, вместо футболки с черепом, носков и курточки. Спустя минуту возни с непривычной одеждой, он заглянул в зеркало и поправил волосы. Ну, вот теперь и на люди можно. Встретившийся первым Дадли обошёл его по кругу и сказал, что можно нормально познакомить его с друзьями, не боясь, что засмеют. Гарри смутился, такая похвала от брата стоила всех мучений в магазине. Осталось порадовать дядю. Тот явился сегодня пораньше, как и вчера, к тому же сообщив, что заключил хороший контракт на поставку стройматериалов. Он случайно столкнулся с клиентом на обеде в столовой одного из общепитов. Тот как-то поделился проблемой, дядя (или всё-таки папа?) сказал, что можно исправить дела их обоих. Они посмеялись, а потом поехали составить документы к юристу и оговорить нюансы. Так что, вот он, пораньше. Взглянув внимательнее на Гарри, он покрутил усы и весело фыркнул, видя, как замерла вся семья, ожидая вердикта.  — Ну, вот парень, ты и на человека похож стал. От радости Гарри был готов расцеловать тётю — она же старалась, но не успел, та уже опередила его и чмокнула дядю в нос и крепко обняла. Дадли тоже полез обниматься и потащил с собой брата. Гарри впервые почувствовал тепло от семейного счастья. И хоть его ещё не приняли по документам, но теперь все были точно уверены — сегодня был знаменательный день. Вечером, сидя на подоконнике и выглядывая через стекло на улицу и наблюдая, как тухнут один за одним фонари, он вспомнил о светящихся огоньках, которые несколько дней назад наблюдал в это же время, сидя с раскрытым медальоном в руках среди камней разрушенного особняка. Маленькая девочка сказала, что исполнит для него три подарка, которые загадает сама. И Гарри не знал, исполнилось ли он уже что-нибудь, потому что произошло уже много хорошего и определить, чем являлись эти подарки, не представлялось возможным. А кстати, странно, что ему уже не нужны очки. И не нужны они с того дня, как он вернулся с ночной прогулки. Может, это можно зачесть за первый подарок? Наверное. С хорошим зрением стало удобнее передвигаться, он перестал натыкаться на углы и ронять мелкие предметы. Это очень порадовало тётю, и она позволила ему постоять с ней у плиты, чего раньше никогда не было. Видимо, она боялась, что он может случайно устроить взрыв или пораниться. Но теперь успокоилась. Вообще за последние дни она, как будто помолодела на лет пять. Ей очень шло. Дадли тоже повеселел. Вечером они вместе бегали в парк погулять, и тот показал ему, где они собираются с друзьями. Вообще, так как Гарри сменили гардероб, то у него появилась и нормальная верхняя одежда, и он перестал мёрзнуть. Это было здорово, он чувствовал, что что-то где-то меняется, и он становится обычным мальчишкой. Как будто с плеч свалился непомерный груз. С чувством, что все дела на сегодня выполнены, Гарри, наконец, добрался до кровати и, раздевшись, нырнул под одеяло. Утром, едва открыв глаза, он не понял, где находится. В чулане должно быть темно. Но он был в комнате. В комнате. Гарри вспомнил, и его затопило радостью и предвкушением. Быстро приведя себя в порядок, он спустился по лестнице и заглянул на кухню, откуда завлекательно пахло горячими булочками. Дадли сидел за столом и щёлкал каналами телевизора, а тё… мама готовила кофе. Дядя, судя по времени, уже ушёл на работу. Он аккуратно, будто боясь спугнуть видение, поздоровался с семьёй и сел на своё место. Ничего страшного не произошло: тётя зевнула и попросила его никуда с утра не убегать из дома — скоро идти за справкой, брат оживился и за спиной мамы показал, что ему что-то нужно сказать по секрету, и он это скажет после завтрака у себя в спальне. Гарри кивнул, ему было интересно, что брат натворил на этот раз такое, что и мама об этом не знает. Они едва досидели до конца трапезы и мигом, почти забыв о приличиях, унеслись наверх. Дадли быстро тихонько затворил дверь за ним.  — Что случилось? Это волшебство? Гарри не терпелось узнать что-нибудь новенькое об этой вещи, волшебстве. Он же ещё не умел так и немножко, самую малость, завидовал брату.  — Да, — зашептал Дадли, приседая от радости, — только маме не говори, а то она ругаться будет.  — Хорошо, не скажу. А что? Покажи! Дадли показал, что ему лучше остаться у двери, а сам отошёл на середину комнаты и сел на подушку. Сначала ничего не происходило, Гарри уже хотел спросить, что же тот ему хочет показать, как подушка с Дадли поднялась в воздух. Гарри ахнул и кинулся ловить брата, но вдруг сам взлетел в воздух. Они уставились друг на друга, зависнув между полом и потолком. Сердце от радости полёта и страха билось в голове. На улице громко подрались кошки, и мальчики, отвлёкшись, и с грохотом рухнули на пол.  — Вы чего там творите?! — прокричала снизу мама.  — Конструктор рассыпали! — ответил Дадли, делая невинное лицо, которое обычно срабатывало на маме. Они тихонько прыснули в кулаки. Отсмеявшись, Дадли фыркнул:  — Гарри, ты ведь тоже волшебник!  — Да! Это было здорово!  — Только повторять без подушки не будем, — рассмеялся брат.  — Это точно. Слушай, а раньше ты так умел? Ну, до того как ты дядю испугал. Сам Гарри такого не помнил. Вдруг, Дадли и тут его обошёл?  — Не помню, — признался брат, подумав, —, а ты? Он ответил не сразу, потому что не знал. Но хотелось верить, что он маг чуточку больше, чем братец.  — Не уверен.  — Эй, — чуть расстроился Дадли, сползая с подушки и плюхаясь рядом, — ты не говорил! Гарри закусил губу. Он не был уверен, музыка просто действовала на него волшебно, иногда исцеляя, помогая и успокаивая. Но магии здесь не было. Может быть.  — Музыка, — вздохнул он, растягиваясь на ковре, — я привык к ней и отдыхаю, когда её слушаю. Мне кажется, магии здесь нет.  — Точно?  — Угу. Дадли подумал-подумал и вытащил плеер с кассетами. Через минуту оба погрузились в блаженные мысли, слушая, как певец, а потом и певица любят друг друга и обещают большой волшебный мир. (Disney — The whole new world) Идиллию прервала мама, позвав Гарри. Она завела его на кухню и серьёзно спросила, не будет ли он против поменять имя или фамилию, если всё пройдёт хорошо. Он согласился.  — Сейчас тебя зовут: Генрих-Гарольд Джеймс Чарлус Поттер, — сообщила она.  — Генрих?  — Да, — согласилась мама, — при рождении магам даются несколько имён, которые знает только семья и близкие родственники. Полное имя никому говорить нельзя — ЗАПОМНИ! Сестра рассказывала, что в мире магии никому нельзя открывать своего полного имени. Я об этом потом напомню и Дадли… Так вот, ты не против, если мы спрячем твоё имя полностью?  — Мы придумаем новое? — переспросил Гарри. Сердце забилось пойманной птичкой.  — Да. Но я подумала, что это твоё имя и ты должен распорядиться им сам. В память о родителях лучше оставить двойную фамилию. Так как мы собираемся тебя усыновить, то наша фамилия будет на втором месте после твоей настоящей. «Поттер-Дурсли».* Ты не хочешь поменять имя, данное при рождении?  — А что с ним тогда произойдёт?  — Мы просто прибавим к твоему имени ещё одно, то которым ты будешь зваться тут, в мире без магии.  — Без магии? Тё… мама отмахнулась:  — Вечером расскажу. Так что? Гарри потерялся. Он знал много имён: в школе полно ребят и имена у всех разные. Но выбрать своё он несколько затруднялся. И не в том дело, что ему это показалось интересной игрой в прятки, но так ведь и запутаться можно.  — А как вы будете меня звать?  — Как ты сам скажешь, — у мамы и улыбка красивая. Вот бы почаще ему улыбалась. Может, она и ругалась на него, что он выглядел как дворняжка, немытый, неаккуратный, одет странно. Да, должно быть так. И дядя того же мнения, он же и сказал, что Гарри теперь на человека похож, и Дадли с друзьями обещал познакомить. Это же здорово! А имя, ну, какое он знает? Ричард, не. Артур, не нравился, потому что мальчик с таким именем в школе вёл себя как разбойник. Гарри не хотел, чтобы люди считали его разбойником и хулиганом. Демиан, красивое, но нет. Арнольд? Слишком заковыристое. О, а если…  — Я придумал. Только не знаю, какое выбрать. — Мама кивнула, и он сказал.  — Самому-то какое нравится больше?  — Натан, но Майлз тоже красивое.  — «Подарок» или «Изящество», * (2) — задумалась она. — Оба имени созвучны с фамилией. Гарри, я не знаю, что выбрать. Сердечко в груди забилось ещё быстрее. Ох, как Гарри не любил решающие моменты, особенно если что-то решал дядя, но мама должна придумать выход. Она умная. Она достала из ящика две разные конфеты.  — Смотри, эта (розовая) Натан, а эта (в синей обёртке) Майлз, — она завела руки за спину и перемешала конфеты. — Какую выберешь? Как-то был случай в школе на празднике, когда его попросили выбрать приз для девочки, он выбрал правую. Та радовалась, что ей достались фломастеры, а не шарфик.  — Правую, эту. Мама вытащила синюю конфету. Майлз. На душе сразу полегчало, и дыхание и сердце замедлились.  — А теперь марш собираться. Первым делом они посетили пахнущую всеми медицинскими гадостями больницу. Тут они сначала отсидели длинную очередь к терапевту, который направил их к окулисту, где его заставили прочитать всю таблицу на стене, светили в глаза и сажали за какие-то приборы. Потом они без очереди проскочили к неврологу. Гарри смеялся, чего это странный дядька заставляет его ногу подскакивать. Дядька остался доволен и поставил свою закорючку в листке. Лор смотрел в уши и горло, спрашивал, как он часто болеет. Тё… мама сказала, что очень редко и в школе даже есть карточка. Связались со школой, потом выписали очередную справку. Потом они стояли у регистратуры. Тут мама упросила медсестру переписать из его школьной карточки анализы в справку. Медсестра сначала ни в какую не хотела этого делать, но Гарри тоже её попросил. К обеду оба измученные и уставшие сидели на холодной лавочке в сквере и ждали момента, когда закончится обед в Отделе по надзору, чтобы потом сходить в паспортный стол, потом в ЗАГС и сделать там записи. Комиссия задавала ему много странных вопросов. Знает ли он, с кем будет жить, как с ним обращаются, где он хочет учиться после школы, помогают ли ему с уроками, в какие кружки он ходит. В общем, всё, что не имело большого значения. Рыжая тётка ему не нравилась, но он рассказал ей, что у него есть брат, с которым он играет, что не выбрал себе профессию, но скоро пойдёт в кружок по танцам и что любит родственников. Мама, сидящая сзади, вне видимости, никак не отреагировала на его ответы. Она, конечно, знала, что мальчик умолчал, что его запирали в чулан, но ведь сама вчера говорила молчать об этом. Гарри и молчал, он хотел семью. Так и сказал этой странной тётке. Та недовольно отвернулась от него, посовещалась с грузным мужчиной в углу, делавшим записи. А потом долго втолковывала маме, уже маме, о вреде для здоровья некоторых вещей, о поведении, о надзоре. В итоге, таки расписалась, где нужно и отправила дальше. Но самое страшное закончилось, это Гарри понял.  — Дальше в паспортный стол, — сказала мама Петунья, — будем менять тебе имя и фамилию. Снова длинные очереди, беготня по этажам в старом, обшарпанном офисе с отлетающей краской, которую Гарри отдирал с другими мальчишками, тоже ждущими родителей. Спустя ещё пару часов и поход в банк, потом в ЗАГС, они, наконец, добрались на автобусе до Уингинга* (3) и до дома. Мама кинулась кормить Дадли, заигравшегося в компьютер. (Our Last Night — Canʼt Feel My Face) Едва они сели за стол, как в дом позвонили. Мама пошла открывать и вернулась в компании двух неприятных мужчин. Дадли и Гарри сразу же постарались стать как можно незаметнее. Тот, что шагал вслед за мамой так быстро, что едва не наступал ей на пятки, был им обоим незнаком. Гарри сначала увидел блестящий длинный плащ, похожий на девчачье платье, со множеством звёздочек и завитушек, узкие лодочки-обувь, потом отлетающую при каждом шаге в разные стороны бороду, полуочки, праздничный колпак, похожий на те, что полагается одевать на день рождение, и только потом наткнулся взглядом на почти безумную улыбку. От этой неправильной улыбки его передёрнуло, что не скрылось от внимательного взгляда второго пришедшего. Знакомый мамы даже не пытался улыбаться, но он хотя бы снял верхнюю такую же длинную одежду и держал её теперь в руках. Костюм строгий как у диктора делал его почти богатым… не, не так. Аристо…ари… арис…сокра…сократом. Учительница по истории один раз такое говорила. А-ри-сто-кра-том. Во! Гарри вспомнил. А Сократ — это учёный.  — Здравствуйте, дети! — восторженно поприветствовал старичок находившихся на кухне притихших ребят. Они решили не отзываться. Но этикет требовал хотя бы кивнуть, и главный по этикету — мама стояла у холодильника и её глаза были отнюдь не самыми тёплыми. Они были как рыба в морозилке. Но холодными они были на этого посетителя. Ребята кивнули и что-то промычали. Дадли отложил вилку и проглотил кусочек огурца, который вытащил из спешно порезанного мамой салата. Гарри тоже отложил вилку и хлеб, на всякий случай.  — Петунья, дорогая, не подскажешь, кто из них Гарри?  — Что Вы директор, — процедил слова, как молоко между зубами, этот как его, Северус, кажется. Мама с ним хорошо разговаривала, а тут вдруг злится. — Как можно не узнать Поттера? Гарри вздрогнул и зачем-то встал из-за стола. Он посмотрел на маму. У него в голове бабочкой порхала мысль, что это те люди, которые приходят забирать детей из дома. А он этого отчаянно не хотел. И старался вести себя прилично.  — Какой воспитанный молодой человек, — снова улыбнулся выряженный, словно ёлка на утреннике, дед. — И как тебя зовут?  — Гарри.  — Несомненно, директор, ребёнка звали так на протяжении девяти лет. Неужели Вы думаете, что его имя изменится за один день?  — Помолчи, Северус, — мягко, но от этого не менее неприятно одёрнул его дед. — Я понимаю, что ты его не любишь, но нельзя же смотреть на всё через призму прошлого! Гарри, можем ли мы поговорить с тобой в гостиной? Резко меняющееся выражение лица старшего человека не давало усомниться в том, что он в чём-то конкретном неискренен, но это что-то ускользало змейкой в неизвестном направлении. Он не понравился мальчику, и оставаться наедине с этим человеком не казалось хорошей идеей, поэтому он взглянул на тётю. Та будто очнулась от неправильного для неё бездейственного состояния и почувствовала себя хозяйкой.  — Нет, директор, Гарри будет разговаривать с Вами в моём присутствии. Дедок задумался ровно на секунду, но тут же согласился. Расположившись в кресле и усадив на диван мальчика, он предложил взмахом руки сесть и маме, но та, поджав губы, осталась стоять. Даже фартука не сняла.  — Очень хорошо, — с чем-то согласился дедок. — Давай знакомиться. Меня зовут Альбус Дамблдор, я директор школы магии и колдовства Хогвартс. А ты у нас Гарри Поттер?..  — Да, они за сутки куда-то испарили мальчишку, — саркастично отреагировал Северус, проходя к окну. От его громкого голоса Дадли, выглядывающий из-за двери, втянул голову обратно в коридор, но любопытство пересилило, и он снова выглянул.  — Да, — согласился Гарри. Он не видел причин, по которым может зваться другим именем.  — «Да», тебя испарили, или «да», я Поттер? — не менее саркастично переспросил стоящий у окна мужчина, но мальчик почувствовал в голосе участие.  — Да, ой, то есть, я Гарри.  — Это мы уяснили…  — Северус!..  — Молчу. В голосе послышался смех. Гарри поверить не мог, что так много эмоций можно скрыть в одном слове. А этот странный человек умудрился сделать это без видимого усилия.  — Итак, Гарри, — снова заговорил директор, — что ты знаешь о магии? И, кстати, где твои очки? Мальчик испугался, снова эти очки. Почему они всем так нужны?  — Потерял, — опустил он голову. Директор нахмурился.  — Петунья, своди ребёнка к врачу, пусть выпишут новые.  — Вот ещё, у меня прошлый рецепт сохранился. Ничего не случится, если он лишний раз посидит дома. Мама недовольна им — это плохо.  — Что ты знаешь о магии, Гарри? Мальчик вспомнил, что мама говорила, что магия это суть. Он так и ответил. Мужчины переглянулись, а он подумал, что сказал что-то неправильное.  — Что ж, я думаю, так и есть, — медленно согласился директор, —, а скажи мне, ты уже колдовал? (Гарри задумчиво уставился в потолок, где они наверху с Дадли сегодня утром устроили шум). Или ты делал что-нибудь странное? (Он подумал, что танцы под музыку — это нормально, и покачал головой.) Совсем ничего? Гарри согласно кивнул и расстроился. Ну, вот, он даже не может стать  — Петунья, а…  — Я не могу уследить за всем, что происходит в доме, — оборвала его мама Петунья. — У меня не семь рук, как у Кали* (4), чтобы успевать всё. Чаю, директор? Дедок расстроился. Кажется, тё…мама нахамила ему в мягкой форме, как сказал бы дядя. Настолько она недовольна.  — Нет, пожалуй. Гарри, ты не будешь против, если я проверю — маг ты или нет? Нужно лишь твоё согласие… Но мама видимо решила не давать директору прохода. Он даже подошла поближе и почти перегородила Гарри.  — Никак это Вам позволить не могу, дражайший директор, — голос у неё почему-то дрожал от гнева. — Вы вломились без предупреждения, мешаете мне нормально накормить сына (она не стала уточнять, что двоих), хотите его заколдовать. Если бы дома был мой муж, Вы бы пришли? На это дедок отвечать не стал, но как-то отъехал в кресло поглубже от разозлённой хранительницы очага, в которую превратилась Петунья. Потом видимо опомнившись, что он взрослый умудрённый опытом старец, а показывает страх, считай, на глазах у девушки, детей и сотрудника, неловко поднялся и, раскланявшись, слишком быстро покинул дом.  — Петунья, я тебя боюсь, — сообщил Северус шёпотом. — Даже спрашивать не буду, как ты догадалась о его намерениях.  — Спасибо, — так же тихо ответила она, — заходи на выходных. Сейчас мама Петунья уже не выглядела разозлённой фурией, она снова стала доброй хозяйкой.  — Непременно. На ваш дом нужно поставить защиту.  — Я поговорю с мужем.  — До встречи, — кивнул он и, быстро накидывая длинный чёрный плащ, вышел из гостиной, а затем и из дома. Дадли тихонько вполз в комнату по стеночке и уселся рядом с Гарри, жуя огурец. Мама внимательно проследила за тем, как двое мужчин покинули пределы её сада и исчезли за ближайшим поворотом.  — А чего они хотели? Мама не ответила, а погнала их обоих на кухню и стала разогревать ужин. Отец семейства почему-то задерживался. Дадли включил телевизор. Из динамиков полилась быстрая успокаивающая песня, пробегающая мурашками по позвоночнику. How dare you say that my behavior is unacceptable Как смеешь ты говорить, что моё поведение было недопустимым, So condescending unnecessarily critical Причём в таком снисходительном, излишне критичном тоне? I have the tendency of getting very physical Ты ведь знаешь, я могу заняться и рукоприкладством, So watch your step cause if I do youʼll need a miracle Поэтому лучше смотри под ноги, а то в случае чего тебя спасёт только чудо. (Maroon 5 — Harder to Breathe) Гарри уныло жевал салат и заедал его разогретой отбивной. После разогревания её вкус будто испортился. Или настроение у него испортилось. Говорить не хотелось, брат тоже не сильно налегал на пищу. А дядя (папа) всё не приходил. Они так и сидели за столом, пока в дверь не позвонили. Первое, что все, стоящие за дверью увидели, был большой букет. С улицы потянуло сильным ароматом роз. Отец крякнул, подкинул букет на руке и протиснулся в коридорчик.  — Петунья, солнышко. В этот хмурый день, я хочу поздравить тебя с нашим десятилетием и твоим днём рождения. Мама взяла букет, отложила его на столик и, кинувшись к мужу на шею, расплакалась. Вернон стоял среди коридора, нагруженный тортом и сумкой с подарком, и гладил жену, пытаясь понять, что же произошло. Не найдя причины, он строго посмотрел на детей, но те помахали головами. Дадли кинулся за тортом, Гарри разгрузил другую руку.  — Ну, ну, всё в порядке. Больше не буду так надолго задерживаться. Вы же волновались? — дети с готовностью быстро покивали. — Но я уже дома. Петунья, у тебя же день рождения, как можно в такой день лить слёзы? Ты уже успокаиваешься?  — Угу. Мальчики тихонько выскользнули из коридорчика и унесли подарки. Гарри вытащил из сумки завёрнутую в фольгу коробочку, а Дадли тем временем открыл торт и поставил его на стол.  — Гарри, давай пока всё разогреем?  — Давай, но я газ включать не умею. Дадли не расстроился, он выставил на стол блюдо с оставшейся курицей.  — Ну и что? Мы же волшебники. Давай просто подумаем, что оно всё горячее.  — Думаешь, выйдет? — Гарри с сомнением уставился на аппетитные кусочки. Брат утащил из салата ещё колечко огурца.  — Попробовать же никто не мешает. Они встали по обе стороны стола и начали усердно думать, что курица горячая, тепленькая, вкусная и, что бок у неё хрустящий. Гарри представил, что под тарелкой есть маленький огонёк, как у горелки в кабинете физики, и что он греет их курицу. Дадли усердно сопел напротив. Он первый потыкал пальцем в содержимое тарелки и расплылся в улыбке.  — Разогрелась! Гарри осторожно потрогал ближайшую и отдёрнул палец, засунув его в рот.  — Даже слишком. Она горячая.  — Чем это вы тут занимаетесь? — с сомнением осмотрел кухню папа. Мальчишки подскочили. Дадли на шажок отступил.  — И кто разрешал колдовать без взрослых, а? — папа осмотрел обоих на предмет вины.  — Мы не…  — Да, всё я видел, — нехорошо ухмыльнулся дядя и тоже потыкал курицу пальцем. Гарри с сомнением уставился на его руку. — Я уже помыл руки, и не смотри на меня так, Поттер! Знаю я, что это ты выдумал! Дадли отступил ещё немножко и потупился.  — Пап, это я. Вернон не сразу сообразил, что произошло. Немножко ошарашенный он осмотрел кухню, потом снова посмотрел на сына, видимо, надеясь, что это был не его голос. Но Дадли честно исподлобья смотрел на него виноватым взглядом.  — Что-то много сегодня подарков, — зашла в комнату мама. Она услышала, что он сказал из коридора, где остановилась привести причёску в удобоваримое состояние. — Сначала Гарри, теперь ещё и у меня день рождения. И оказывается, вы оба уже сносно колдуете. Что ж, — обратилась она к мужу, — ничего страшного они натворить не успели. И думаю, у нас есть ещё один повод разрезать торт. Гарри, сам скажешь? Она хитро улыбалась, посвёркивая ещё влажными и красными от слёз глазами. Мальчик не сразу вспомнил, что большую часть дня они потратили на посещение врачей и комиссии. Он тоже улыбнулся и сказал:  — Теперь меня зовут Майлз Дурсли.