Похороненные сердца. Продолжение.

      Спустя три года после исчезновения фронт мена группы Him.       — «Вот и третий год подошел к концу». Пробурчал я, делая помарку на календаре и зачеркивая очередное черное число на белом листе дизайнерского календаря.       Много времени кануло с пропажи моего лучшего друга, и я не ведал спокойствия, пытаясь найти оправдание той истории, которая произошла со мной в лесу, тем вечером — ставшим в моих воспоминаниях очередным намеком на умопомешательство. С тех пор я жил в трейлере, на окраине столицы, приобщаясь к жизни в одиночестве, что, к слову, доставляла мне непомерное удовольствие и помогала избавиться от страшных мыслей, связанных с давней историей. Наверное, мне было бы гораздо легче не будь она, та история, нашпигована колоссальным количеством странностей, которые не могли осесть в моей, распухшей от витиеватых мыслей, голове.       И, да, с тех пор я жил в трейлере, потому что мне некуда было идти и меня никто не ждал.       Я всячески избегал полицейских и даже простых людей, приобщаясь к аутентичному существованию в диких условиях с позорным клеймом всеми забытого беглеца.       Рассказывать о своей участи кому — либо не имело смысла, ведь тогда меня бы упекли в лечебницу, и остаток своих дней я провел бы на больничном покрывале, рисуя странные картинки в альбоме и послушивая отвратительную музыку в общем зале для ненормальных. Не говоря уже о том, сколько бы колес я сожрал за период своей болезни, под покровительством злобных врачей в больничных халатах.       Оставаясь в забытье я не терял времени даром. В попытке собрать нужную мне информацию, я случайно прознал о том, что наша группа никогда не существовала в Финляндии, а рабочий район Валилла пребывал в тишине и спокойствии. Я бывал там столь редко, за проведенное в прошлом время, что сумел с лихвой забыть родные улицы по которым ранее ходил с Вилле Вало.       Иногда, признаюсь, я выбирался из своего убежища и (исключительно ночью) ходил по знакомому району.       Проходя мимо бревенчатых усадебок и «игрушечных» деревянных домиков Валиллы, я с толикой тепла проводил по неотесанным шпалам и внимал заунывному ветру, который гудел в трубах, создавая в оных настоящие духовые оркестры, коим позавидовали бы самые изощренные виртуозы и знатоки своего дела. В этих звуках было столько тоски, и я едва не плакал, вспоминая душевную улыбку моего товарища, гумные посиделки с одногруппниками у камина и восхитительный процесс написания новых песен. Даже словами не передать, как всего этого не хватало. Лишь потеряв это несравненное удовольствие, я сумел понять сколь сильно изменила меня группа HIM.       Не стоило далеко ходить. Гораздо проще было представить человека без сердца, а без сердца, как известно, он не проживет и секунды. Да, я скорее напоминал оболочку, ежели что — то живое и наполненное эмоциями.       Так вот: порывы ветра достигали грандиозных масштабов, и только сейчас я умел понять глас природы, который не был слышен за шумным гудением тигельных печей, щелканьем электромагнитных клапанов и резким звяканьем телескопических трубок грузоподъемных устройств. Казалось, за этим гвалтом я практически никогда не слышал того, что возобладало над тягостным шумом этой невообразимой «симфонии».       Вьюга рушилась на мою голову и плечи, а я стоял, как последний идиот, внимая лабиальным стонам этой жестокой «волчицы», приоткрывая рот и в удивлении черпая губами воздух морозных стуж.       К, и без того, безумному шуму присоединялись органы, фисгармонии и миниатюрные лютни, ласкающие слух подобно шелковым язычкам колокольчиков.       Очередной мой поход закончился точно так же, как и множество предыдущих.       Я забыл упомянуть о том, что мой трейлер (Да, теперь я смело мог звать его своим, ибо более никто из ныне живущих не претендовал на него) нашелся спустя сутки после своего исчезновения. Я до сих пор не знал, какая неведомая мне сила сумела перемещать его во временных пространствах столь быстро, подобно мановению волшебной палочки.       Отошедши к дому на колесах, я с грустью уселся за руль и приготовился погнать трейлер к северу от намеченной точки, но что — то приковало мой взгляд почище прекрасной картины. Я очень торопился, ведь обещали небывалый снегопад, и я должен был вернуться назад намного раньше, чем бывало прежде. Однако, не смог.       Из бревенчатого дома выскочил маленький кудрявый мальчик и, с деловитой ухмылкой, принялся носиться вокруг своего отца, что — то говоря ему при этом.       — Как много снега, — Услышал я, смятенно пряча глаза за фуражкой. Это был Вилле. Маленький Вилле Вало, который весело вскрикнул и бросился к моему фургону.       Окно трейлера было занесено снегом и, стало быть, мальчишка не мог меня видеть, но его это не останавливало. Он радостно поднялся на одну ступень ближе к ветровому стеклу и приложил свою ладошку к морозному экрану, который тотчас оплавился под теплыми пальцами ребенка.       Мои лицо непроизвольно приблизилось к стеклу, а голубые глаза изучающе и ошарашенно смотрели в зеленые святила этого доброго существа. — Таким не обремененным я его и не видел…       Мальчик увидел меня и в страхе вскрикнул.       — Пап, тут кто — то есть!..       — Брось, Вилле, опять тебе кажется. — Хрипло пробормотал Кари и принялся чинить свой рабочий автомобиль с черно — оранжевыми шашками. — Какой же ты шумный, только посмотри на себя!       Я понял, что Вилле не оставит меня в покое, и знал, что мы больше никогда не увидимся. Спросите почему? Так хотела вселенная. Утратив его в будущем, я знал, что мог сделать его счастливее в прошлом, и мешать естественному ходу событий никогда бы не стал.       Прийди я вновь в его жизнь — что изменится? Ничего особенного. Давно пора понять, что мы совершенно не созданы друг для друга. Наша любовь привела нас в тупик, оставляя наши сердца глубоко под «землей» обид, а похороненными — они никогда не воспрянут вновь.       Поэтому, я вдавил педаль газа и стремительно покинул Валиллу, — зарекаясь в том, что никогда не приеду сюда. Пусть даже иссохну от своей любви — и пальцем не шевельну в попытке вернуть все на круги своя.       По прошествии нескольких месяцев я ни разу не вернулся в Валиллу, несмотря на страстное желание посетить ее заснеженные окрестности и внять знакомому шуму заводов.       Однажды вечером, когда солнце успело сесть на макушки плакучих ив у обочины, на небе появились маяки, — горящие китайские фонарики.       Они взметнулись в небо и парили цветастым полком близ моей стоянки.       Я почувствовал смятение и, натянув шапку и пальто, выбежал наружу: любуясь языками пламени в ванильно — малиновом небе, объятом стальными нотками заката. Где — то вдалеке, за замерзшим стеклом реки и промозглой полосой леса, пела рождественская Валилла. Жители вдохновенно смеялись: встречая новый год и безоблачно радуясь наступившему Рождеству Христова. Тогда я понял, насколько сильно хотел оказаться там, вспоминая моменты далекого детства под крышей одного из бревенчатых домиков.       Наконец, придя в себя, я вернулся в убежище и озлобленно захлопнул за собой дверь.       Располагаясь на кровати, я обнял гитару и безответно уставился в стену пред самим собой, — не зная, что делать в сложившейся ситуации.       Я не мог прикасаться к инструменту вот уже, несколько канувших в лета, месяцев. Но сейчас, мною руководили воспоминания: душа тянулась к музыкальному инструменту подобно цветам, которые поднимают свои лепестки к солнцу.       Припоминая очередной ритмический рисунок, я с недовольством отмечал недостатки моей игры. Пальцы не желали ложиться на струны, сердце не желало вторить заданному ритму.       В памяти, то и дело, всплывали обрывки ночей потраченных на репетиции с группой, — ставшие сейчас — смутными и мифическими в теперешнем понимании.       Проводя большим пальцем по верхним струнам и поддевая остальными нижние, я извлекал из инструмента натужное дребезжание проржавевшего со временем, подернувшегося крохотными черными точками и растянутого у основания грифа, железа.       Признаюсь, музыка никогда не вдохновляла меня так, как вдохновляла моего лучшего друга.       Вилле дышал звуками. Он посвящал львиную долю свободного времени своей гитаре, обращаясь с ней сродни галантному джентльмену.       Иногда, соскучившись по человеческому обществу, я выступал в местных барах с собственными песнями. Людям нравились мои композиции, — в оных они находили убежище для своего плачущего сердца, распятого на вершине мироздания.       Среди толп я видел лица и глаза, которые смотрели на меня с забвением. Я заглядывал лишь в «эти» глаза, потому что в «их» отражениях узнавал самого себя.       Я не мог признаться «этим» людям в своих истинных чувствах. Я боялся себя и своего прошлого, того, что отягощало мою, всеми забытую, душу.       Последующие месяцы были немного веселее предыдущих.       Гуляя по Валилле, я с радостным блеском увидел знакомое лицо на афише, что висела на одном из фонарных столбов. Светясь от счастья, я сорвал афишу с ее законного места и поспешил скрыться в подворотне, где меня ожидал (уже) старенький трейлер.       Оказавшись внутри, я смог перевести дыхание и, более — менее сдержанно, разгладить афишу на своем бедре. После чего, я трагично вздохнул и посмотрел на дату концерта, — ею был 2016 — ый год следующего века.       Свет масляной коптильни не смел меня обманывать: афиша явилась из будущего и, подсказывало мне сердце, весьма не случайно.       Я спрятал лицо за решеткой из собственных пальцев, тщательно обдумывая варианты ее возможного попадания в прошлое. В голову приходили странные ассоциации, а нормальные предпочитали выдвориться на неопределенное количество времени.       Тем временем, «призраки» прошлого спускались на мои плечи отягощая их своим непомерным весом и исполинскими громадами безысходности.       Я был в прошлом. На моей памяти Вилле едва перевалило за 15.       Он жил в Валилле, вместе со своими родителями и старшим братом. Определенно, афиша была из будущего, как и я сам; Она была невзрачной и слегка выцветшей, как глаза мои и одежда, что прибыла со мной в этот век.       Да, я не рассказывал…       С каждым днем моей жизни в трейлере время пятилось назад: шикарные постройки Хельсинки сменились на видавшей — виды домики, улицы наводнялись субкультурами моей молодости, а по улицам Валиллы вовсю сновали старенькие Opel «Calibra», Chrysler — «Talbot», Euro — «Samara», Porsche «Boxster», которые считались весомым признаком достатка своего владельца.        Одежда людей приводила мой ум в исступление, всякий раз удивляя своей яркостью и необузданностью.       Казалось, я застрял в тюрьме своего сознания. Мне хотелось безумно улыбнуться и закричать во всю силу легких: «О Господи, кажется, я сошел с ума»!       Между делом, все так и получалось — я должен был вернуться в Валиллу и начать предпринимать хоть какие — то попытки для возвращения Вилле из его «залупы». Все стрелки сходились на рабочем районе, и я не мог этого не заметить.       Тем же вечером я отбросил гитару в угол комнаты и развалился на кровати, угрюмо проводя рукой по спутавшимся волосам.       — Что мне делать? — Крикнул я в пустоту, — Больше боли от моей потери, лишь боль от незнания всей правды.       Может я и был в какой — то степени глупцом, но.       В углу трейлера раздалось копошение. Мои глаза сосредоточенно следили за передвижениями тени. Тень качнулась и притулилась рядом со мной, постепенно обретая более — менее четкие очертания, сродни человеческому облику.       — Как дела? — Эфемерно вопросил Люцифер, закладывая руки за голову и расслабленно выдыхая порцию воздуха из легких. (Если у Дьявола вообще могли быть легкие.)       Я нелепо вскочил с места, но тут же взял себя в руки.       «Ну наконец — то. Хоть что — то похожее на компанию». — Подумал я про себя.       — Я в порядке. Не жизнь, а сплошное развлечение. — Мои губы дрогнули в нарочитой улыбке и тут же вернулись в прежнее положение.       — Да — а, — Сладко протянул Дьявол. — Живешь на полную катушку: отпустил патлы, слоняешься без дела и попиваешь теплое пиво из пластикового стаканчика…       — По — крайней мере, я не продавал душу и не блуждаю в образе 15 — ти летнего мальчика по рабочему району, — С усмешкой процедил я, подбирая гитару с полу.       — Что ж в этом плохого? Вилле заслуживает настоящего счастья. — Люцифер нарочито удивился, вздернув брови, — Ты ведь это понимаешь, да?       — ДА ЭТО ДАЖЕ НЕ ОН! — Заорал я, опрокидывая навесную столешницу и вставая в полный рост. — Он, если быть точнее, но на несколько лет младше. — Немного спокойнее продолжил я.       — Именно.       — Какой же он эгоист — Тихо процедил я, потирая ушибленную ногу.       — Он хотел спрятаться от всего мира: ему было страшно и больно в реальности. Даже я сумел прочесть это в его безжизненных глазах, — Люцифер сощурился и с толикой жалости посмотрел на мой ушиб.       — Тоже мне… Это не выход.       — Почему ты не отправляешься за ним?       — Ты что, следил? — Шокировано произнес я, округляя глаза. «Вот ведь заняться нечем».       — Обидно признавать, но ставшие для меня привычными наблюдения за жалкими людьми — помогают забыть о смертной скуке, что царит в наших залах.       — Не хочу доставлять тебе удовольствие. Тем более, я не старею пока живу здесь. Классный трюк, да?       — Но и не живешь, верно? Кому нужна такая молодость? Ты прилип к своему трейлеру как к последней надежде на спасение. Как ты его отыскал, кстати? Я помню, что ты его потерял три года назад. — Люцифер задумчиво почесал подбородок, вспоминая давешний инцидент.       — Я брел в сторону рабочего района и наткнулся на трейлер; Парочка чудаков решила угнать его, но по каким — то причинам оставила гиблое занятие. Видишь ли, этот трейлер почему — то подчиняется только мне, и я не удивлюсь, что это ты подсобил.       — Разумеется. — Люцифер осклабился, — Не благодари.       — Даже не думал, — Я закатил глаза.        Люцифер ненадолго прекратил допекать меня, принявшись за ноутбук стоящий на столе.       — Это еще что такое? — Существо в обличье человека с интересом положило пальцы на ряд клавиш.       Я закусил губу и бросил короткий взгляд на желтые глаза собеседника. «И зачем я ему нужен?», «Чего он добивается?» Ведь он не просто так сюда пришел; Явно не для того, чтобы посмеяться…       — Это что — то вроде книги, только электронной, с массой интересных возможностей. Вот, смотри. — Я открыл окно браузера.        — Чушь какая — то. Великие породили вас по своему подобию для того, чтобы вы рассматривали обнаженные телеса друг друга? — Люцифер искренне удивился.       Я жутко покраснел и позакрывал вкладки с порно.       Стараясь отвести разговор в несколько другую сторону от предшествующей, я вспомнил вещь волнующую меня вот уже неделю, с момента моего приезда в родной город.       — Почему в трейлере все осталось по — старому?       — Издержки моей магии. — Люцифер сосредоточенно рассматривал свое отражение в погасший монитор ноутбука, — Я не столь часто творю зло, потому и случаются неувязки. А люди ведь думают иначе, да?       — Кажется так. — Я неопределенно дернул плечами.       — Все, что творится вокруг — есть деяния людей, к которым ни я, ни бог — не имеем никакого отношения. Мы опекаем две великие силы со времен создания человечества. Я не властен над светом, но властен над тьмой. Мои силы ограничены ровно на столько, чтобы давать мне возможность сдерживать тьму в пределах своего царства.       — То, что произошло с Вилле, претит твоим суждениям о собственной силе. — Али врешь, рогатый?       — Почему же я вру? Сделки — основная часть моего повседневного рациона. Я не вправе отказывать людям в их маленьких слабостях. К тому же, мне нравится вкус человеческой чувственности. Я же не науськиваю людей на подобные мысли. Все к чему они приходят своим умом — целиком и полностью их привилегия. Можешь назвать меня «ассенизатором», и будет в этом доля правды.       — Вот послушаю тебя еще немного и точно свихнусь…       Я прикрыл глаза, стараясь оградиться от присутствия постороннего человека в моей нынешней обители.       Возможно, что со стороны мы с ним выглядели, как два типичных собутыльника в праздный вечер пятницы, однако, содержание истины было далеко от реальности. Дьявол был недурен собой, — надо признать; Рогатый мастерски пальпировал мой разум и доставал из него, неприятные для меня и приятные для него, подробности.       Пару раз он нарочито улыбнулся, а напоследок нахмурился.       — В чем проблема? — Я вопросительно посмотрел на оппонента.       — В твоем разуме есть ниша неподвластная моему зонду. Что это?       — Так я тебе и сказал. — Я фыркнул и снова прикрыл глаза.       По одеялу прокралась тень. Мне стало не по себе. Почуяв дыхание на ключице я дернулся и столкнулся лицом к лицу с Люцифером. Тот вздрогнул. Кипа листов соскочила со стола и полетела во всевозможных направлениях.       — Кончай разглядывать меня. Я попытался отодвинуть Люцифера, сталкиваясь с неизбежностью: тот, аки камень приклеился; Смотрел в глубины глазниц и что — то шептал. — Сильнее тебя, лишь моя вера в то, что ты не существуешь. — Со злостью прибавил я, усмехаясь над созданием тьмы.       — Тогда почему ты не выберешься отсюда? Почему боишься помочь запутавшемуся другу? Что в тебе не так? — Люцифер сжал мои колени, разрезая джинсы на моих бедрах и раня кожу до крови.       — Я запутался. — Я потупил взгляд и поджал губы. По — крайней мере это была единственная правда, произнесенная мною в этот вечер.       — Ты же знаешь, что я не могу помочь тебе. Это не в моей компетенции…       — Будь ты говнюком, то давно бы ушел. Хочешь предложить мне что — нибудь? — Я лукаво вгляделся горящие глаза дьявола.       — На одну темную силу — всегда есть светлая. Помни об этом.       Люцифер снялся с места и оказался в центре трейлера. У меня аж дух захватило. Он был силен. Странно, что по отношению ко мне он действовал через чур снисходительно, будто мы с ним были прежде за одно. Или же суждения у нас были одинаковыми; Кто его знает?       — Решение всегда за тобой, Лили. — Ядовито проговорило «явление», и стремительно вылетело в окно.       Я пересек трейлер на негнущихся ногах и деловито присев на шаткий стул, вынул из нагрудного кармана пачку спичек.       Коробок податливо обнажил строгий, черный отряд кремневых головок, — доставая спички одну за другой, я ломал их о столешницу и кидал куда приходилось: в урну, на пол, зажигал и тушил, покуда не осталась единственная;       Меня совсем не заботила странность этого действия, ведь думал я на тот момент вовсе не об этом.       Посчитав приход Люцифера достойной панацеей от моей депрессии, я понял, что сидеть сложа руки и мучиться от проблем — вовсе не выход из сложившейся ситуации. В половине восьмого утра того же дня, я проверил бензобак и пулей влетел на водительское сиденье.       Дорога расплывалась перед моими глазами. Позади меня рушились полки и весь нехитрый скарб, что наводнял трейлер.        Желудок неприятно саднило, но я не смел сделать остановку, иначе потерял бы веру в свои действия.       По логике вещей, даже самый незначительный привал помог бы мне справиться с сонливостью, но я не мог послабить узду собственного желания, — желания приблизиться к заветному концу безумного путешествия по дорогам рабочего района.       Ближе к часу дня, я вырулил в кювет и благополучно припарковался на обочине близ Валлилы; Запах родного района трепетно щекотал мои рецепторы. По спине бежал холодок предвкушения, ставший таким чуждым за чудовищный миг отсутствия в мире живых.       Еще минуту спустя, я окинул улицу взглядом и провалился в мучительный обморок.       Мое сознание отказывалось воспринимать переезд как что — то весомое. Собственно, голод тоже сказывался, — на пиве и орешках я едва ли ходил прямо. Теряя все связующие с реальностью и держа в голове мысль: «наконец — то я дома», — я провалился в удручающую тьму разума.