Похороненные сердца. Продолжение.

      Понятия не имею, сколько времени я пролежал в отключке, но, судя по пробивающимся лучам света сквозь прогалины в вентиляционной системе, наступило утро       Трейлер оказался припорошен изрядным количеством снега. Сквозь него едва угадывались призрачные силуэты прохожих, которые, с любопытством, разглядывали «пришельца» на улицах родного города.       Грязно выругавшись, я выбрался из кабины и, на негнущихся ногах, обошел свой нехитрый транспорт, с грустной улыбкой разглядывая ущерб поездки, удивляясь живучести многострадального фургона.       После сна мое тело испытывало массу дискомфортов и, попав в самое сердце промозглой зимы, я не мог не скорчиться в нелепой попытке согреть себя собственными руками.       Подпрыгивая и пританцовывая, я прошел немного вперед, с интересом, останавливаясь у мини — маркета и сосредоточенно осматривая себя в витрину магазина.       Тем временем, жители с пренебрежением обходили меня стороной, косясь на мятый жакет «его» обладателя.       Вполне вероятно, за всю историю рабочего района, я был первым ненормальным, который стоял у витрины обычного магазина и улыбался, как сумасшедший, притулившись к, покрытой инеем, стене маркета.       Какая — то женщина, завидев меня еще издалека, поспешно сменила направление, уводя детей от, по ее мнению — бродяги, что несмело вышагивал по тротуару, пряча изнеможенное, худое лицо за мешаниной спутанных волос.       Так бы я и телепался, наверное, покуда меня не забрала бы полиция и не устроила долгий, нудный допрос о причине моего появления в этом городе.       Так или иначе, все закончилось слишком быстро.       Чертыхнувшись, я вспомнил, что идущий мне навстречу человек был когда — то неотъемлемой частью далекого прошлого. Теперь он навряд ли догадывался о моем существовании в «их» мире.       Если верить Люциферу, я никогда не появлялся в прошлом, ведь, на самом деле, я бодрствовал в далеком будущем, о котором жители рабочего района могли знать лишь понаслышке.       Вероятнее всего, чтобы появиться в «этом» мире мне надо было умереть в будущем, но такая перспектива, к слову, меня нисколько не радовала. Разумеется, кому понравится собственная смерть, с кучей «подводных» камней? Якобы, все упирается в нее, но, где гарантия на то, что это не очередная игра «рогатого» на «территории» моих чувств? Он так и жаждет моего сумасшествия вкупе с чередой необдуманных поступков, и я не стану ему подыгрывать.       В шахматах есть один ход именуемый «цунг — цванг», что означает бездействие. — Именно этим я и занимался. Гораздо проще было переждать бурю, чем бросаться в нее и позволять судьбе переломать твои кости за милую душу.       Акселле Коскинен, директор школы, поверхностно осмотрел мое состояние и юркнул в тот самый магазинчик. Я уныло проследил за Акселле и решил подождать мужчину у входа.       Интуиция подсказывала мне, что Акселле мог помочь в данной ситуации.       «С другой стороны, ну и что бы я ему сказал? — «Привет, Акселле. Я тут мимоходом из будущего.»?! Ага… «Ты меня не знаешь, но у меня есть чертовски — увлекательный разговор о том, как тьма похитила моего любовника, и ты бы мог мне помочь, ведь, в будущем, я был твоим учеником и мы неплохо ладили»…       Пока я бесился, без надежды придумать сносный диалог с директором, Акселле появился у меня за спиной, тихо окликнув:       … — Знаешь, ты сразу привлек мое внимание…       Спокойный и ровный голос приятно охладил мое возбуждение.       Я резко обернулся.       — Ты, случайно, не брат Ханны? — Акселле Коскинен мрачно оглядел мою забитую фигуру в тени баннера с какими — то идиотскими диетическими хлопьями. — Лицо очень знакомое.       — Не знаю я ни о какой Ханне. — Я вздохнул и собирался уйти, но мужчина придержал меня за рукав.       — Врешь. Одно лицо. — Настойчиво проговорил учитель.       — Слушай, парень, я тут мимо проходил и, стало быть, не совсем понимаю, о чем ты толкуешь…       Я попытался отпираться, заведомо проигрывая бой.       Такой настойчивости со стороны директора стоило бы позавидовать.       — … Ханна Линдстрем учится в той школе, в которую я собираюсь устроиться. Я могу ошибаться, но впервые вижу такое сходство: вы, как две капли воды, похожи друг на друга.       Я красноречиво помолчал.       — Кто ты такой? — Удивленно спросил Акселле, разглядывая меня.       Позже, он обратил внимание на трейлер, на одежду и на дикую тоску в моих глазах.       Впервые, он не мог рассуждать здраво, ибо я свалился на его голову подобно куску метеорита. Если говорить совсем уж на чистоту, он не мог понять, что же заставило его завести разговор с незнакомцем, которого он видел впервые в своей жизни.       Может, у меня была какая — то специальная аура?       Суть конечно же не в этом…       — Если я расскажу, ты все равно мне не поверишь. — Я запустил руки в карманы, в надежде нащупать пальцами толику целесообразности, но таковой там не было, а жаль.       — До начала учебного дня целый час. Хочешь, прогуляемся до меня? — посидим, попьем кофе, обменяемся историями? … — Акселле поправил очки и тревожно заглянул в мои глаза.       — Да, хочу. У меня практически нет выбора, ибо мне некуда торопиться в этом городе, да и в этой жизни, в целом…       Я, с благодарной улыбкой, принял предложение Коскинена.       Его приют стал спасением для меня, — ночи становились холоднее, в очередной раз я навряд ли проснулся бы. Вот уже второе утро я не мог выбраться из трейлера без помощи лома — дверь покрывалась мощной коркой льда, отказываясь поддаваться на мои бесцельные попытки открыть ту самую.       К тому же, у меня кончались деньги на дизель и, стало быть, вопрос нескольких дней, как скоро я окочурюсь в своей железной тюрьме без спасительного тепла.       Мужчина согласно кивнул. Мы пошли вдоль по улице.       Теперь я мог расслабиться и, более, не ловить взгляды прохожих; В компании не было времени сосредотачиваться на подобных мелочах.       Впереди предстоял нелегкий разговор с Акселле, о теме которого я имел, более чем, смутные представления.       Придумывать новую историю мне совершенно не хотелось. Однако, рассказывать старую уж лучше заранее залезть в смирительную рубашку и не рыпаться.       Говорить на отдаленные темы не имеющие четко обусловленных граней и прямого смысла — удовольствие, скажем так, дерьмовое.       …«Пусть все будет именно таким, каким и должно быть» — Подумал я, заходя в приоткрытую подъездную дверь вслед за строгим директором моей «мифической» школы…       Акселле пропустил меня первым.       Я вошел в его квартиру и обнял моего нового знакомого.       Спасительное тепло тотчас разлилось по раненному телу и, только сейчас, я осознал, насколько долго был лишен обычных человеческих радостей — незамысловатых и привычных.       Стоя в предбаннике я привстал на мыски и расслабленно потянулся, снимая свитер и брезгливо бросая его на пол. Следом, на бревенчатый пол, рухнула сумка с документами и я сам.       Слишком все это было нереальным.       Теперь я осознавал громады предстоящего пути, со страхом заглядывая в недалекое будущее.       — Нечего падать духом, — Строго окликнул меня Акселле, возвращая в вертикальное положение и подталкивая к ванной комнате. — Прими холодный душ и тебе станет намного легче.       — Надеюсь, ты понимаешь, насколько я тебе признателен. — Прерывистым шепотом ответил я, пересекая коридор и открывая дверь в ванную.       — Могу, уж поверь. Я попадал в подобные ситуации и кому, как не мне, знать, каково быть выброшенным на произвол судьбы? — С улыбкой ответил мужчина, скрываясь из виду.       Я немного постоял на пороге, а после юркнул в ванную, прикрывая за собой дверь и сворачивая вентили с горячей водой. На холодную у меня не оставалось сил.       «Первым делом надо согреться, а взбодриться всегда успею». — Подумалось мне, пока я опускал свое продрогшее тело в уютные объятья гидромассажной «посудины».       Помлев, и просидев в ванной порядком получаса, я выбрался из воды. Усаживаясь на бортик, я вспомнил, что оставил большую часть своей одежды в сумке, в парадной.       Поежившись лишь при одной мысли, что придется заново окунаться в холод, я обмотался полотенцем и выскользнул в коридор.       Акселле я нашел на кухне. Он наводил кофе и поглаживал кота одной рукой по умной и пушистой голове. Тот сидел на столешнице и наблюдал за действиями своего хозяина, бросая на меня томные взгляды полные величия и завышенной самооценки.       Я удивленно приподнял брови и слегка кашлянул, привлекая к себе внимание учителя.       — Теперь я понял, что твои волосы белого цвета, а не черного. — С ироничным блеском в глазах проговорил Акселле.       — Да, я блондин, — Пробормотал я, потрясываясь от смеха, — В последнее время я не столь часто заботился о своей внешности. Были проблемы поважнее этого.       — А например? — Акселле пригласил меня за стол и придвинул ко мне чашку, к которой я приложился с такой поспешностью, что едва не обжег пальцы.       Судорожно сжимая ее подобно бесценному дару, я сделал глоток и с, интересом, огляделся.       — Мне пришлось бежать из родного города, — Ответил я, вспоминая заданный мне вопрос. — С того момента я научился понимать, каково это — быть всеми покинутым, находясь в жестоких условиях и едва сводя концы с концами.       — Если ты бежал, то нет ничего удивительного в том, что о тебе забыли. Ты сам захотел себе подобной жизни. — Акселле развел руками.       — Вовсе нет. Мои друзья пропали без вести. — С болью в голосе продолжал я.       — Ты пытался их искать?       — Нет.       — Знаешь, случись у меня нечто подобное, я бы в лепешку расшибся, но нашел бы их, — С непониманием ответил Акселе, оставив кота без внимания и вновь приложившись к кофе.       Тот еще потыкался носом в его ладонь, после чего легонько запрыгнул ко мне на колени, требуя, чтобы его погладили.       — Все не так просто. Мой друг не хотел бы, чтобы я возвращал их. — С грустью откликнулся я.       — Ничего не понимаю. Стало быть, он их похитил? А может, ты сам виноват в их пропаже? Вполне интересная картинка складывается: ты убиваешь их и скрываешься несколько лет в трейлере под именем другого человека. Интересная версия для какого — нибудь бюро криминалистики. — Акселле прищурился. — Хотя, судя по твоему телосложению, я бы трижды поменял версию следствия.       — То — то и оно, — Со смешком выдавил я. — Считаешь, что я способен убить команду из сорока девяти человек? Да и на кой — оно мне?       — Ты бы мог стереть их с лица земли одним — единственным взрывом. Никто не стал бы вылавливать их по одному — дураку понятно.       — Кто — то попивает кофеек и шьет мне приличный срок, — Радостно заявил я. — Знаешь, я до сих пор не обратился в полицию только из — за того, что никогда бы не смог объяснить им — каким — таким образом в этой истории я остался живым и невредимым. Сам подумай. К тому же, где гарантия, что меня не обвинят в массовом убийстве, как это сделал ты, пару минут назад?       — Да, наверное, — Задумчиво произнес Коскинен, — Я давно хотел спросить, а что полсотни людей забыла на побережье Балтики?       — Наша группа отправилась в тур. Янтарное было первым в списке предстоящего турне. Я был гитаристом — лучшим другом нашего фронт мена.       — Если ты был его лучшим другом, то, наверняка, заметил какие — либо странности в его поведении? Я не поверю, что он не причастен к этой пропаже. Даже если исходить из твоих слов, сказанных несколько ранее.       — Мыслишь в правильном направлении. В последнее время Вилле Вало пристрастился к алкоголю и наркотикам. Многочисленные реабилитации не приносили должного успеха — парень, как и ранее, спешил вернуться к своему «побегу» от реальности. — Ответил я, припоминая какую — то (ну очень) важную деталь упущенную мною.       Коскинен неожиданно напрягся. Морщинка удивления поспешила исказить его ровный лоб.       — Забавно, не так ли?       — И что тут забавного?       — Знаю я одного Вилле Вало — более нет таких. Мне не кажется твоя оговорка чистой случайностью.       — Да с чего ты вообще взял, что я оговорился? — Я покраснел и отвел глаза от проницательных зрачков учителя.       — Да с того, что ты не умеешь врать. С самого первого момента я понял, что ты что — то скрываешь от меня. Эта история про пропажу — сущий бред. Думаешь, я такой дурак, чтобы поверить в сказанную тобою ахинею? — Процедил он, взбалтывая кофейную гущу на дне чашки и сосредоточенно рассматривая мое лицо.       Я, в свою очередь, повел плечами, сбрасывая с себя напряженность.       — Да, ты прав. Стоило рассказать тебе правду…       Я немного помолчал взвешивая слова на языке.       «Может и нет ничего плохого в том, чтобы он узнал всю правду обо мне?».       Я присмотрелся к лучам зимнего солнца, что обосновались на моей широкой ладони и протянул ее учителю.       — Все что я могу, — это рассказать тебе о той трагедии. Хотя, это и трагедией не назовешь, — С грустной улыбкой сказал я. — Так, пародия на настоящую жизнь, о которой мы с Вилле никогда не знали, живя в ужасных условиях, переживая трудности жизни, выступая за деньги в чуждых нам городах. Думаешь, иметь много денег — мечта каждого живущего на белом свете? Для того, чтобы прожить эту жизнь достойно достаточно пары брюк, веселой песни и близкого человека подле тебя. Когда деньги обесценятся, я знал, что рядом со мной будет Вилле, которого я любил всем своим сердцем.       Я думал, мы будем жить три вечности — улыбаться солнцу, мокнуть под дождем и засыпать в объятьях друг друга, но, судьба решила иначе. Судьба всегда отнимала у нас самое дорогое, а теперь, и вовсе, решила сжить со свету.       Она забрала у меня то единственное, без чего я и дня не смог прожить на этой планете. Я даже улыбаюсь тебе через силу, потому, что не знаю, как заставить себя мыслить иначе.       — Тебе и не надо, — Акселле тяжело вздохнул и взял меня за руку. Его каштановые волосы легли на улыбающиеся ямочки на щеках. Проводя большим пальцем по моему запястью, он подпер голову рукой и задумчиво смотрел поверх моего плеча.       Я чувствовал, что могу доверить ему самое сокровенное, хоть и не совсем понимал зачем мне это надо.       — Он никуда не уходил, — С дрожью в голосе продолжил я, — Он все время рядом со мной, а я… Я разучился его видеть. Несколько лет назад я разучился любить его. Мои беспорядочные мысли сводили меня с ума. Гораздо проще было сказать ему о своих чувствах, чем находиться сейчас здесь, на правах бродяги, который опустился ниже приличного для человека уровня.       Я откинулся на спинку стула и откровенно посмотрел в сосредоточенные глаза собеседника, — Ты — призрак. Здесь все ненастоящее, — Между делом, я обвел комнату рукой и невесело рассмеялся. — Оно и понятно, ведь я в прошлом. А попал я сюда лишь потому, что должен изменить и пересмотреть свое отношение к тому, чем дорожил больше всего на свете: любовью к мальчику по соседству. К одинокому сердцу, которое прильнуло ко мне в один из зимних дней. Рассказать тебе, с чего все началось, Акселле?       В один из зимних вечеров я сидел у окна и смотрел вдаль на громады заводов. Они простирались до самой линии горизонта, они смешивались с рваными, огненными массами заходящего солнца.       Далеко за горизонтом начиналась неизвестность — в ней жили мои страхи, которые парализовывали мое тело своею неизведанностью и мрачностью.       Я понимал каждую, увиденную мною в тот вечер, деталь.       Я знал название каждой планеты и, если говорить совсем уж начистоту, был в легком замешательстве от ответов на заданные мною вопросы.       Акселле, ты когда — нибудь видел, как небо сливается с землею?       Ты видел, как движется ток крови под кожей собеседника? А любовался светом солнца?       Такое солнце проникало из единственного моего окна.       Оно, как сейчас помню,  рассыпалось на тысячи огоньков и на тысячи алмазных пылинок.       Я был неразговорчив, но знал достаточно для человека, который нередко читает книги и интересуется различными фактами касаемо наук и религий. Порою мой ум играл со мною злую шутку, не оставляя даже крохотного пространства для заблудшего сердца.       Я играл на гитаре в тот вечер.       Ее струны собирали на свои тенета карамель того самого солнца. Иногда, я подносил ее к своему лицу, чувствуя несравненный запах палисандра, из которого были созданы ее плавные бока. Лишь наедине с нею я чувствовал себя целым — в сохранности и неприкосновенности. Ни один шум не мог оторвать меня он процесса создания новой композиции.       Либертина (мы часто даем названия вещам, которые нам близки до сердечной глубины) нередко вздыхала.       Я научился чувствовать ее «настроения». Иногда она была бездейственна и холодна, как беспечный кусок металла. Но, в основном, она отвечала мне теплом — зеркально отражая лик моей души в момент игры.       В последнее время я устал и от нее. Моей навязчивой мыслью стала мечта о смерти.       Я не видел равных себе в этом нескончаемом потоке странствий по закоулкам сознания.       Погружаясь в свой внутренний мир, я мог навсегда распрощаться с реальностью, которая менялась вокруг меня всякий раз, едва я успевал привыкнуть к новому виду на происходившие вокруг меня события.       Да, разумеется, они были новыми, но такими же, как старые — не созидательные, пустые и лишенные смысла…       Я был готов сказать самому себе «все кончено», но упрямо цеплялся хотя бы за то, что успел создать в этом мире: чувства, светлую грусть и несколько неидеальных песен.       Крохотный лучик надежды теплился за тесным «обручем» из дешевой рубашки. Глаза, очерченные страданиями, пленялись неизменными видами пейзажей.       Утром, того же дня, я не пошел на кухню. Я остался в своей комнате и собирался расправиться со своей болью.       Именно тогда, мимо моего дома проехало такси и вывело меня из забвения резким сигналом клаксона, — в дверях дома, находившегося параллельно моему, заворочался ключ.       Только что приехавшая семья спешила занести в помещение ручную кладь и некоторые вещи, видимо, прихваченные с собою для пущего удобства и проживания на новом месте.       Я моргнул и бросил таблетки на плед. По моим венам разливалось страшное осознание истины. Долю секунды назад я собирался уйти из этого мира, но что — то остановило меня.       Этим «что — то» был сигнал — дурацкая автомобильная пищалка.       Тогда — то я и увидел Вилле Вало.       Впервые.       Он покинул автомобиль и, коротко окинув мой дом мрачным взглядом, вошел внутрь здания.       С тех пор, я не видел его, покуда не встретил в местном магазине…       Шли часы, дни, месяцы, — я не знал им счета. Я не ведал разницы во времени суток, ведь теперь я был влюблен в Вилле.       — Это было много лет назад, не так ли? — Акселле внимательно слушал мой монолог и теперь решился на вопрос.       Я дернулся, выходя из забвения.       — Ага, так и есть. Я вернулся в прошлое, чтобы помочь ему не стать таким, каким видел его в будущем. Несмотря на нашу любовь, он не смог смириться со своей судьбой. Думаешь, я поступаю правильно?       — Это сложный вопрос. Благодаря прошлому, пусть плохому и полному лишений, он стал именно тем человеком, который так сильно тебе нравится. Что в этом плохого? От добра добра не ищут, Лили.       — Так и знал, что не надо было сюда приезжать, — Выкрикнул я, вставая и сцепив руки у себя за спиной. — Надо было покончить с «этой» проблемой, а не размазывать сопливую балладу о любви. По весомому определению я буду кусать руку помощи всякий раз, как только кто — то посмеет протянуть ее мне.       — Разве тебя недостаточно того, что я тебе верю? Хотя, признаюсь, мне было сложно поверить в эту чушь про путешествия во времени. — Акселле покачал головой.       Я остановился и шарахнул по стене кулаком, прибиваясь к ней всем телом.       — Как же я ненавижу себя, — Взревел я, делая отчаянные попытки разорвать в клочья свои искривленные злобой пальцы. — Я всегда такой спокойный, словно ничего не происходит. Другой бы, на моем месте, что — то предпринял, попытался бороться… Вилле не уставал упрекать меня в моем спокойствии.       — Лучше бы ты был спокойным, — Неприметно заметил Акселле, снимаясь с места и накрывая меня своим телом со спины. Я дрожал от бессильной ярости. Конечно, я был именно той крысой, которая бежала с корабля по первому зову о крушении…       — Останься со мной, и мы найдем выход, — Шепнул мне парень.       — Кажется, я давно выкинул от «него» ключи. — Я упрямо покачал головой, отодвигая его теплые пальцы от своего лица. — Я давно разучился быть смелым.       — Лили, тебе надо успокоиться и взять себя в руки. Я могу договориться с директором лицея, Он бы принял тебя на работу. Понимаю, дерьмовая перспектива, но так ты, хотя бы, сможешь видеться с Вилле, между делом, предпринимая попытки… — Он запнулся, но я и без того понял, что хотел донести до меня Акселле.       Он не уставал заботиться обо мне.       Не будь этой заботы, мне вполне бы хватило тепла его жилища. Работа рядом с Вилле — самое лучшее, о чем я мог когда — либо мечтать, живя в трейлере и, худо — бедно, сводя концы с концами.       — Кончай дуться на меня, — Хрипло добавил мужчина, похлопывая меня по спине.       Я так сильно соскучился по тактильным ощущениям, что не прочь был остаться в его объятьях до осени следующего года. Но, право, ему надо было бежать на занятия.       Мы немного постояли в, удобной для меня и неудобной для него, позе. После чего, мужчина коротко улыбнулся и, прихватив завтрак со стола, вышел из квартиры.        — До вечера. — Бросил он через плечо.       Дверь захлопнулась. Я вернулся на стул и, прижимая кота к сердцу, остался на нем до обеда. В голову совершенно ничего не приходило.       Хотелось забыться долгим сном, но эмоции не прекращали подтрунивать над моим взбунтовавшимся разумом.       Посему, я отбросил мысли о сне и принялся обдумывать план действий, касаемо спасения Вилле.