Похороненные сердца. Продолжение.

      Выбравшись из трейлера я немного поглазел по сторонам.       У меня не было сил на то, чтобы рыться в арсенальном наборе набожных масочек и заискивающих взглядов. Все, чего я хотел — это рассказать Акселле о настоящей причине собрать манатки и поехать в Хельсинки.       Я надеялся, будто смогу подобрать нужные слова, и он не станет считать меня и Вилле виновниками этого неожиданного происшествия.       Я уверен, у многих были такие ситуации, когда невиновные люди по стечению обстоятельств оказывались там, где им быть не стоило. Вероятно, в местах, в которых позже произошло нечто страшное, лишив пострадавших жизни или наделив неизлечимыми увечьями. И в этом инциденте был виноват лишь один человек, который чисто случайно собрал всех этих людей вместе.       Виновен ли был он?       Виновен ли был Вилле, в конце-то концов, в том, что не приехал на пару часов раньше?       Виновен ли был я, в том, что угодил в пропасть и едва не убил всех моих спутников по причине неосторожности? Отвлекся, угодил в кювет, позволил ситуации выйти из-под контроля? Или Вилле, что попросил остановить меня посреди трассы, чтобы справить нужду, когда до города оставалось каких-то несколько миль?..       Как же отвратительно не понимать истинной причины. Как же мерзко чувствовать себя виноватым, без надежды объясниться, ведь мы не хотели, чтобы наша поездка закончилась именно Так.       Я ударил ногой по подъездной двери, очищая ботинки от снега. Сначала левый, затем — правый.       Постояв на лестнице, я задумчиво прислонился к стене, не торопясь пересекать последние несколько метров до заветной цели.       Мне хотелось развернуться и выбежать вон из этого затхлого домишки, в котором, вот-вот, и пущу корни на долгих, пятьдесят лет.       Но, перешагнув через себя, я повернул ключ в замочной скважине, неторопливо проникая в коридор и избавляясь от верхней одежды.       — Вернулся?       Повесив пальто на вешалку, я пошел по направлению зазвучавшего голоса.       Акселле сидел за письменным столом. Он проверял школьные тетради, изредка откладывая их в письменный ящик.       — Да. — Тихо ответил я. — Мы вернулись.       — Я знаю про Ханелле, — Учитель по-прежнему не желал отрывать глаза от писанины, предпочитая делать вид, что ни капельки не обеспокоен случившимся. — Как так вышло?       — Это долгая история, — Мрачно ответил я, усаживаясь на диван и выставляя ноги перед обогревателем. — Я мечтал об этом целый день, — Добавил я, виновато пожимая плечами. — Почему ты не в больнице?       — Я только недавно оттуда. — Мужчина отложил работы на край стола, скрестив руки на груди, — Меня так и не пустили.       — Похоже, ситуация не из самых лучших. Столько крови я лишь в фильмах видел. Знаешь, такая мерзость, когда китайцы режут сонную артерию… Как это называется…?       — Харакири? — Акселле почесал голову, — Хотя, это, вроде, связано с животом, но не суть.       Он прогулялся на кухню, поставил чайник.       — Слушай, это вышло случайно. — Крикнул я из комнаты, пока мужчина возился с водой.       — А я и не говорю, что ты виноват, Линдстрем.       — Да нет же. — я помотал головой. — Она искала Вилле. Именно из-за него она там оказалась.       — И что же заставило её пойти к нему на ночь глядя, зная, что парень вернется поздно? — Учитель появился на пороге комнаты, болезненно морщась, — Не находишь это странным?       — Больше всего меня волнует, какого черта её потянуло в мастерскую. Ханелле нашли под колесами неисправного автомобиля Кари. — Я задумался. — Будто что-то искала…       — Например?       — Сам знаешь, там ничего нет. Кроме, разве что, рухляди и запчастей.       — Может она находилась под чьим-то влиянием? — Как-то быстро Акселле сообразил. Я-то думал, эта версия придет ему в голову в самую последнюю очередь. Конечно, зачем ему думать о таком, если он не больной на голову, как я?       — Да кому это нужно, сам подумай?       — Наверняка, по той же причине, по которой тебе понадобилось ехать в Хельсинки, чтобы уговаривать мою жену встать на путь истинный. — Он выдавил легкую улыбку. — Скажешь, что собирался мне сказать об этом с минуты на минуту?       — И откуда ты об этом узнал? — Я чуть лодыжку не обжег от неожиданности.       — Валилла гораздо меньше, чем ты о нём думаешь. — Здесь все друг друга знают.       — Каждый раз, делая какую-нибудь глупость, я уверен, что меня вычислят, но продолжаю делать так, чтобы тайное стало явным. — Пожав плечами, я нахмурился. — Но не мог же я убедить тебя в важности данной поездки?       — Ну, и что? Получил то, чего так страстно добивался? — Коскинен выжидающе уставился на меня. — А просто так сказать ты не мог?       — Не мог, бля, — Я злобно сдвинул брови, — Так ты и пошел бы мне навстречу.       — Глупее истории не придумаешь, — Учитель тяжело вздохнул, возвращаясь на кухню и снимая чайник с плиты, — Больше ничего не хочешь мне сказать?       — Ну… — Оглядев комнату, и столкнувшись взглядом с распятием, я сжал щеки ладонями, — Жуть какая.       — Ты о чем? — Он хмыкнул, возвращаясь и отдавая мне чашку с согревающим напитком. Даже малину положил. Прелесть…       — Все эти штуки — картинки, кресты, розарий на твоей шее. Выглядишь так, словно тебе хорошенько промыли мозги со всей этой набожной ерундовиной.       — Я тебя уже ненавижу, — Он фыркнул. — Второй то же самое говорит.       — Второй, это который? — Я вздрогнул, вновь посмотрев по сторонам.       — Юноша, который приходил сегодня. Необычайно красивый, но черный, как сама тьма. И я не о цвете его волос или одежды.       — Интересно, — Я сделал глоток чая, — И о чем же вы с ним толковали?       — Знамо о чем. О том, кто ты такой. О том, что я должен помочь вернуться тебе обратно, коли судьба нас так благополучно соединила в одном месте.       — Сказал бы я, в «каком» месте судьба нас соединила, — Я фыркнул, откидываясь в кресле. — А о том, как вернуться, он не говорил, да? Опять всколыхнул на горячку и убежал в неизвестном направлении. Как это на него похоже.       — Говорил, как же, — Акселле улыбнулся. — Именно поэтому сегодня вечером к нам должен прийти человек, который освежит твою память.       — Бред какой-то. — Я отставил чашку на подлокотник, — Какой еще человек? Что ты вообще, мать твою, несешь??? Почему он сам не сказал мне об этом? Слушай, неужели сложно было сказать мне о своих планах, когда наша машина висела над пропастью?       — Сегодня у него дела. — У Акселле был такой вид, словно его двинули кирпичом по голове. Как я этого раньше не замечал. Сидит тут, втирает мне какую-то дичь, а сам, если приглядеться, вообще не в этой реальности.       Отъехал слегка.       Я потормошил его за плечо.       — Очнись, Коскинен.       Мужчина помотал головой, открывая глаза столь широко, на сколько был способен с его-то внешними параметрами.       — У меня такое состояние, как будто кто-то велел мне это все тебе сказать.       — Просто очаровательно.       Я встал, усаживаясь на подоконник и доставая сигарету.       Затем передумал и сунул ее обратно в пачку, которую кинул на столешницу.       — Постарайся вспомнить, о чем он еще говорил.       — Хоть убей — не помню, — Мужчина потряс головой, приходя в себя. — А Вилле где?       — Дома. Где ж ему еще быть.       — На твоем месте я бы не стал оставлять его одного, — Учитель возмущенно крикнул, погрозив мне указательным пальцем.       — Ну, и что ты предлагаешь, — повесить его к себе на грудь, как младенца? Я не тупой, Акселле, — Я покачал головой, — Только и у него, знаешь ли, есть очень злобный папочка, который готов заподозрить меня во всех смертных грехах разом. Мое присутствие в их доме, как красная тряпка для быка. Если подумать, горе в их семье началось с того момента, как я приехал в этот городишко.       — А что, лучше дать этому странному типу увлечь его хрен знает куда?       — Мне вот стало интересно, что он готов сделать с этим парнем, если человеческие души его не интересуют? — Я задумчиво потыкал ногой в стену, глядя за окно. — Что может быть хуже этого варианта? Да и, судя по общению с этим созданием, я пришел к мнению, что его мировосприятие гораздо чище, чем у некоторых праведников…       — Может, он сумасшедший? — Не думай, я просто высказываю свои предположения. — Акселле замахал руками.       — Больше всего в этой ситуации меня напрягает то, что я начинаю путаться в догадках. Не единого ответа и все больше вопросов…       — Или он специально делает так, чтобы мы запутались. — Мужчина потер глаза кулаками, становясь очень жалким и растерзанным. — Мне очень жаль мою дочь. Только сейчас, после того, как пришел в себя, осознаю, что могу потерять ее.       — Вилле здесь из-за нее, Коскинен. Если она умрет, я не смогу жить спокойно, зная о шансе, единственном шансе, с помощью которого мы могли бы спасти две невинные жизни. — Я окончательно расстроился, не понимая, что нам со всем этим делать.       — Ты пытался его убить? — Акселле посмотрел на меня с надеждой. — Загнать в угол?       — Мы имеем дело с потусторонней силой, которая не поддается ни одному ныне существующему описанию. — Я махнул рукой, — Даже не проси, я не стану рыться в школьной библиотеке в поиске книг о том, как убить демона, или затачивать серебренные ложки в виде клина. — Сущая дребедень.       — Но договориться у нас с ним вряд ли получится.       — Ага, при том, что эта херня живет у тебя за печкой и слышит каждое наше слово, — Я покосился на выше приведенную, опасливо понизив голос до шепота.       Печь безмятежно стояла в стороне, такая безобидная и самая на вид обычная. Только что-то подсказывало мне — так будет далеко не всегда.       Повернувшись обратно к учителю, я пытался вспомнить, о чем говорил тот ранее.       — А что за человек должен прийти сегодня?       Акселле вернулся к чаю, пытаясь вспомнить.       — Верно, мой сын.       — Не знал, что у тебя так много детей, о которых ты мне раньше никогда не рассказывал. — Я ухмыльнулся.       — Всего трое, — Мужчина сделал жест, будто извинился за содеянное, — Как-то разговор об этом не заходил.       — Понятия не имею, при чем здесь твой сын, но не стал бы полагаться на самое лучшее, поскольку, как подсказывает практика, судьба просто возжелает подкинуть нам лопату говна. — Я втянул воздух, — Принюхайся, амиго.       — Лучше бы вернулся к Вилле. Не ровен час, случится что-нибудь.       — И что, — Я поджал колени под подбородок и уставился в стену, — Оставлю тебя здесь, одного? К тому же, что я смогу сделать, если этот гад задумал какую-нибудь пакость? — Я о Люцифере.       — Вдвоем легче избежать неприятностей. Пусть вы и не справитесь с ним физически, но волю никто не способен сломить, как и веру в самое прекрасное, подаренное нам жизнью — любовь. Он привык паразитировать на наших страхах. Вещает так складно и ладно, только поступки его омерзительны и тщеславны.       — Говорят, что лишь поступками определяются истинные намерения человека… — Я задумчиво почесал небритый подбородок (сам себе отвратителен, ей-богу), — Но он нас спас сегодня.       — Как же не спасти, — Акселле удивился, — Вы же являетесь частью его самозабвенной игры, разве он упустит такую возможность, человек? Ему только дай повод потеребить вас за ниточки, чтобы ослабить чутье. Зачем ему, чтобы вы бегали за ним с битами или с чем там бегают люди, которые хотят кого-то убить? С ружьями?       — Тоже верно, — Я устало взялся за остывший чай, тяжело вздыхая. — И, что мне делать?       — Подождешь моего сына, как сказал Люцифер.       — Да это же хрень полная. Ждать посыльного самого черта. Глупо, с какой стороны ни посмотри. — Огрызнулся, но тут же притих.       — Надо было уехать отсюда еще несколько лет назад, пока не сделался оседлым увальнем, боящимся променять комфортные условия на пугающую неизвестность. Но, откуда я мог об этом знать? — Мужчина встал, потягиваясь.       — А сын твой знает о трагедии? — Я сузил глаза, придирчиво представляя нашу будущую встречу с потомком Коскинена.       — Думаю, что — да.       — Чертовщина… — Пробормотал я, снимаясь с места. — Предстоит нелегкий разговор, так и знай. — Потом немного постоял посреди комнаты, соображая. — А чем занимается твой сын? Мне было бы интересно про него узнать, чтобы при встрече создать более-менее дружелюбную атмосферу.       — Любишь ты это дело. — Учитель почесал голову. — Они с Вилле очень похожи. Им поровну лет, и учатся они в одном и том же классе. Правда, мой сорвиголова — увлекается спортом. Характер у него престранный. Мне всегда казалось, что он пытается быть похожим на меня, но на деле выходит, что пошел в мать — те же замашки, то же халатное отношение к действительно значимым вещам.       — Он просто чувствует, что не удовлетворяет твои желания видеть его паинькой. — Я померил комнату шагами. — Как его зовут?       — Тапио.       Раздался телефонный звонок.       Я дернулся от неожиданности.       «Интересно, кому приспичило звонить в столь поздний час»?       Я сделал жест рукой, показывая, что готов снять трубку.       Это был Вилле. Уставший и жутко недовольный.       — Это конец, — Хрипло пробормотал он, без каких-либо прелюдий. — Моего отца взяли под стражу. В полиции считают, что мама его покрывает, ведь более свидетелей, кроме нее, нет.       — Ты про эту чушь о «некорректных правах родственников выдвигать защиту в сторону подозреваемого»? — Я тяжело вздохнул, потеребив в руках телефонный провод. — И, что ты собираешься делать?       — Тебя спросить хотел. Мне больше некому позвонить. — Уныло ответил он.       — Я думаю, тебе не стоит оставаться одному. Видишь ли, события складываются дичайшим образом, не заметил? Я хотел присоединиться к тебе, пока ситуация не прояснится, но мне стоит дождаться одного человека, а одному идти через весь город я тебе не позволю.       — Я могу взять такси, — Вилле не унимался, продолжая гнуть свою линию. Даже по голосу было понятно сколь сильно он напуган.       — Что ж, это идея, — Я взлохматил волосы, оглядываясь. Создалось такое впечатление, будто в комнате находился кто-то еще, кроме нас с Коскиненом.       — Приезжай, немедленно. На месте решим, что нам делать. Да и пару часов сна сыграют нам на руку, ибо я едва стою на ногах, а соображаю и того хуже.       — Как скажешь, — Он примолк, но позже вновь подал голос, — А ты там чем занимаешься? Я вам с Коскиненом не помешаю?       — Надо же, ты стал очень обходительным, Вилле. Может история с Дьяволом сумеет изменить тебя в лучшую сторону? — Я довольно улыбнулся. — Ничем, собственно говоря. — Чай пьем.       — У тебя от этой отравы скоро чайное дерево из башки вырастет, — Пробурчал Вилле, бросая трубку.       Я развел руками, возвращая телефон на прежнее место.       — Одно радует — скоро парень будет в безопасности.       — Будет ли? — Акселле насупился, исчезая в ванной комнате, и я остался один.       Я и сам задавался подобным вопросом. Казалось, я изучил все пути к возможному отступлению, но реальность была такова, что в ней все время происходили совершенно незапланированные и курьезные события.       Где-то в области сердца притаилось мизерное предчувствие, будто этот кошмар скоро закончится.       Но, в нашу ли пользу?       Тут бы я поломал голову, чтобы заиметь возможную уверенность.       Покуда Акселле плескался в ванной, я, от нечего делать, посмаливал сигаретку и топтался в прихожей, ожидая «долгожданного» гостя.       Лишь когда раздался навязчивый стук, тогда и воздух стал обыденным и прозрачным, а не вязкой массой начиненной осколками тревожности.       Возбужденно выдохнув, я открыл дверь перед «пришельцем».       И если бы я мог вопить громче, чем сейчас, то разбудил бы весь район. Однако ограничился сносным ревом, отпрыгнув назад так быстро, что удивился своей реакции.       На долю секунды в мои ноздри ударила вода. Тело медленно падало вниз. Но не здесь, не в реальности, а в памяти, когда одноклассник кинул меня в бассейн.       Тогда я чудом остался в живых. Сам не знаю, как так вышло. И этот случай на данный момент оставался неразрешенной задачей, которую мне пришлось оставить в далеком прошлом, чтобы не начинять свою голову отвратительным чувством безысходности.       Здесь и тогда. Я разделился на было и стало, разглядывая парня, который стоял напротив меня.       — Лютер, — Прошипел я, вложив в это имя столько ненависти, сколько вообще когда-либо испытывал.       — Тапио, — Отозвался мой враг, совершенно не понимающий, чем вызвал такую бурную реакцию с моей стороны, — Лютером меня зовут школьные друзья, но на друга ты не тянешь, даже с большой натяжкой.       — Да плевать мне, кто ты, — Я фыркнул, поднимаясь с пола и отряхиваясь.       — Странный ты, учитель, — Парень причмокнул от удовольствия, огибая меня и проходя на кухню. — Даже не осадил меня за фамильярное поведение.       Я прошел вслед за ним.       Знаете, мне больше ничего не оставалось. Я, конечно, мог бы ему врезать, но не хотел расстраивать Акселле Коскинена.        К тому же, я только что соврал.       Я не рискнул бы вступить в спарринг с этим надутым персонажем, как тогда, так и сейчас — подкачанным, беспардонным гонд*ном.       Такими как я только щели в стенах затыкать, — с неважным телосложением и небоевой физиономией.       — Вилле, Вилле, Вилле… — Лютер врезал кулаком по холодильнику, разглядывая меня со злостью. — Только и слышу, что об этом ублюдке, которого все так любят. А теперь он еще и мою сестру похоронить собрался.       — Не называй его ублюдком, — Я скрипнул зубами, не трогаясь с места, но забывая, что этот тип готов сровнять меня с землей. Или с этим безвкусным полом с дешевым линолеумом.       — А то что? — Он приторно улыбнулся, доставая с верхней полки сыр. — Побьешь меня?       — Нет, но попытаюсь превратить твою жизнь в сущий ад.       — Я и так в нем, чувак, — Лютер шлепнулся на стул, придвигая к себе хлебницу и беря в руки нож. — Чего ты так его защищаешь, учитель-педик. Нравится лизать хер сыночку Вало? Любишь его, да?       — Очень люблю. — Я развел руками, — А ты прям заводишься, когда говоришь об этом, да?       — Да пошел ты, — Парень хмыкнул, сооружая себе бутерброд и откусывая приличный ломоть.       Тут и Акселле подоспел, кинувший подозрительный взгляд на нашу «чету».       Быть может он смог бы его урезонить? Я хотел в это верить.       — Привет, Тапио, — Акселле сел за стол, глядя на меня как на бедного родственника. — Это Линде Линдстрем.       — Знакомы, — Коротко отозвался парень, кидая на меня красноречивый взгляд. — Так и будешь стоять?       Я удивился, но присел, пока лев был в хорошем расположении духа.       — Вилле еще не приехал? — Поинтересовался учитель, оглядываясь.       — Как видишь, — Хрипло отозвался я, массируя веки и борясь с желанием уснуть.       — Тапио только и делает, что постоянно говорит о Вилле. Он его кумир.       Я округлил глаза, глядя на Лютера. Тот даже бутерброд уронил.       Впрочем, я не сильно удивился. Столь сильно ненавидеть друга своего возлюбленного мог только тайный поклонник. Хотя, сейчас он уже таковым не являлся.       — Вздор, — Тапио стрельнул глазами в отца. И под этим взглядом значилось «я придушу тебя во сне подушкой».       Я постарался подумать о чем-то приятном, но в голове проплывали лишь бедра Вилле Вало, отчего хотелось дать себе пощечину. Мне вдруг захотелось увидеть его рядом, прикоснуться, побыть в сокровенной тишине с тем, кто понимает меня больше всего на свете.       — Это правда? — Я приподнял бровь. — Он тебе нравится?        Лютер засунул в рот кругляш колбасы, старательно отводя взгляд от наших «прожорливых» глаз.       Мне вдруг стало понятно, что убивать он меня не собирается. По-крайней мере, сегодня.       Однако, мог не сомневаться, что впереди предстоит долгий разговор о том, как его родная сестра забрела в мастерскую мистера Кари.       — Почему она искала его? — Третий раз этот вопрос адресовался мне. Страсть как хотелось послать это рыжего недоумка на три веселых буквы, но я был стоик. Оставалось лишь вцепиться пальцами в собственные колени под столом и представлять, что Вилле явится сюда с минуты на минуту. Я отчаянно верил, что он смог бы разрядить гнетущую ситуацию. А покамест она была словно вакуумный пакет, готовый тотчас рвануть.       — Накануне мы двое знали, что с ней должно произойти нечто страшное. Мы пытались ее предупредить, но она словно бы не слышала.       — Я знаю свою сестру, — Лютер как-то странно посмотрел на меня. — У нее и раньше было все не в порядке.       — Ты о ее суицидальных наклонностях? — Я сложил руки на груди. — Наш первый разговор четко и ясно дал мне это понять.       — Ты и так все знаешь, — Отозвался Лютер, глядя за окно. — Там такси приехало.       — Вилле! — Я вскочил с места, бросаясь в коридор и облачаясь в пальто, — Ну, слава Богу!       Кстати, появился весьма козырный повод, чтобы свалить отсюда… Но, я решил повременить с этим желанием.       Сбежав по лестнице, я вышел во двор.       Вилле расплатился с таксистом, пересекая подъездную дорожку и глядя на окна. Парень был далеко неглупым, поэтому смиренно вошел со мной в подъезд, а после и руки распустил, как только понял, что нас никто не видит.       Мы обнялись, не решаясь подняться вверх.       — Ну и видок у тебя, — Шепнул мой друг, проводя ладонью по щеке.       — И у тебя был такой же, если бы ты был знаком лично с тем, кто сейчас сидит вместе с нами в квартире. — Я тяжело вздохнул, отнимая его руки и строго глядя тому в глаза. — Нефиг меня дразнить.       — Когда-нибудь я повторю с тобой одну и «тех» штук, что мы творили после репетиций. — Вилле широко улыбнулся, а я весь сжался от приятных, но немного нервных воспоминаний.       — Это хорошо — Коряво ответил я, кивая в сторону лестницы, — Пошли.       И такой разномастной четверкой мы пристроились за крохотный стол, навешивая на свои лица безразличие.       Лютер наблюдал за Вилле в упор.       Мне подумалось будто мы повременили с выводами сделанными на его счет. Что ни говори, а во взгляде его читалась вовсе не симпатия, а лютая ненависть к кудрявому гостю.       — Чего притихли? — Акселле покончил с едой, невозмутимо созерцая присутствующих.       — Я страсть как хочу вырвать сердце из этого Виллевальского урода. Глянь-ка на него — ведет себя, как легкомысленная проститутка. Будто ему и дела нет до нашего горя.       Вилле обнажил зубы, сделав намек на улыбку, но тут же спрятал их за тонкими от злости губами. Я подозревал, что этот финт отображает весь сарказм его нынешнего настроения.       Хоть парень и казался такой стройной ивушкой с руками, которые никогда не совершали грязной работы, но вдарить мог вовсе не по-девичьи.       — Назревает файтинг, — Пробормотал я себе под нос, сцепив пальцы на коленях и раздумывая над поведением Люцифера. А неслабо он придумал с этим Лютером. Будто бы решил кинуть мне в лицо шмонящую тряпку, как напоминание о днях, когда мое присутствие в этом мире считалось чем-то недостойным и отвратительным.       — Я не совсем понимаю, почему мне приходится делить эту кухню с этим психопатом, — Вилле покосился на меня. — Может развеешь мою заинтересованность, Линдстрем?       — Потому, что ты стал причиной сегодняшнего происшествия. — Лютер уставился на парня так, как змеи смотрят на легкую добычу. Разве что глаза напротив, на удивление не кстати, оказались зеркальным отражением его собственных.       Тапио несколько смутился.       — К большому сожалению, я не смогу тебя обрадовать, ибо мы знаем об этом происшествии ровно столько же, сколько и ты о наших намерениях, — Вилле задумался, — Хотя, знаешь, иногда мне кажется, ты буквально уверен, что читаешь нас, как книги. Вынужден тебя расстроить. — Он развел руками. — Прости.       От нечего делать я следил за поведением своего лучшего друга. Вещал он с легкой непосредственностью и спокойствием, как следовало разговаривать с законченными агрессорами или пациентами в психлечебнице.       Оно и верно. Его голос даже меня задел своей нейтрализующей магией. Только черту понятная замысловатая комбинация звуков амортизировала разговор до уровня легкой, светской беседы.       Я был не прочь впечататься лицом в предплечья, чтобы проспать до рассвета. А затем и вовсе вспомнил, что мы прибыли сюда именно за этим, поскольку считали небезопасным нынешнее жилище Вилле.       Я часто заморгал, сбрасывая пелену сна с век и поднимая руку, в знак прощания.       — Что ж ты за человек такой? Просто у*бок какой-то невоспитанный!       — Я не разрешал тебе вставать из-за стола, пока ты не расскажешь мне правду, — Рявкнул Лютер.       Вилле скривился.       — Допрашивать нас будут в участке, если найдут хоть одну причину повесить на нас это дело, а пока… — Он потянулся, повторяя мои действия, — Я хочу уснуть, чтобы забыть этот гребаный день. Впрочем, вряд ли из этого хоть что-то выйдет, но, думаю, чувствовать я себя буду лучше, чем сейчас.       Музыкант пересек кухню, обращаясь к Акселле.       — Вы не против?       Мужчина округлил глаза.       — Нет, конечно. Знаешь куда идти?       Как-то неуместно прозвучал его вопрос. Квартира была слишком маленькой.       Оставшись наедине с Вилле, я помог ему с поиском постельного белья, уже знающий здесь почти каждую вещь до которой успели дотянуться мои вездесущие руки.       Лютер переговарился с отцом. Их голоса были напряженными и резкими, но суть разговора растворялась в бойлерном шуме. Оно и хорошо, ведь от внезапной головной боли я готов был карабкаться на стену.       Вилле кинул в меня таблетками, снимая свитер и располагаясь на кровати. Но спать он не стал.       Пользуясь моментом, парень пристроился к тумбочке, а точнее к телефону, чтобы набрать номер полицейского участка.       — Я давно отвык от старых телефонов, — Вилле рассеянно прижал плечом трубку, чтобы освободить руки. — Гудки. Долгие, сомнительные, скучные гудки.       Я сел рядом с ним, становясь бледным. Прямо сейчас мне захотелось сбежать из этого места, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.       — Давай свалим. Что нас здесь держит? Мы можем путешествовать, пока не найдем ключ к разгадке. Как ты на это смотришь?       Вилле вернул телефонную трубку на привычное для нее место. Затем покусал губы, разглядывая меня.       — И что потом? Как мы сможем искать ответы, если уедем отсюда? Разве не здесь заключен весь смысл нашего прошлого?       — В том-то и дело, что нам никогда не нужно было его возвращать. Пускай забирают свой вшивый дар. Толку-то от нашей возни.       — Определенно, толк есть. — Вилле возразил, — Как бы ты допер до того, что говоришь сейчас, если бы не побывал здесь?       — Но игра затянулась, Вилл. — Я покачал головой, не зная, что и прибавить.       — С другой стороны, ты прав. — Он тяжело вздохнул, обводя комнату мрачным взглядом, — Где гарантия нашего спокойствия? Вдруг этот придурок решит учинить возмездие?       — О чем я тебе и толкую.       — Нельзя так жить. — Парень призадумался, — Свалим, если почувствуем опасность.       — И как ты собираешься ее почувствовать, если тебя вырубит в ближайшие пару минут? — Я хмыкнул, — Задницей своей наглой, не?       — Вот я идиот. Только сейчас понимаю, какую ошибку совершил не оставшись в родительском доме. Там мама — хоть что-то. Уж она мне точно зла не желает.       — А если Тапио решит настучать твоему отцу о любовных похождениях Вашего Величества? — Я тоже избавился от верхней одежды, толкая парня локтем к стене, — Двигайся давай.       — По поводу этого я никогда не волновался. Он поймет, я уверен. Помнишь, как однажды он застал нас под одним одеяло в коттедже за городом?       — Это был другой Кари, — Я рассмеялся. — Пьяноватый и пофигистичный. Я люблю твоего отца. И то время, когда мы едва познакомились. Той зимой происходили прекрасные, атмосферные вещи. Та атмосфера, которую можно потрогать.       — Думаешь, мы могли бы вернуть то время? — Вилле принял горизонтальное положение, подложив руки под голову.       — Ничто не повторится в том же ключе, что и когда-то. Если ты конечно не решил прожить новую жизнь в этом месте.       — Если ты будешь рядом. Я готов начинать все снова и снова, потому что знаю, что мне есть ради кого стараться. — Парень погладил меня по голому плечу (я был в борцовке), а меня словно током ударило.       Не надо быть сверх прозорливым, чтобы догадаться о моих подозрениях характерных для ночевки в одной кровати с самым изысканным плодом моих сладких фантазий.       Это обычное прикосновение. Все так друг друга касаются. Однако почему же я не смог осадить себя?       Отстой. Полное дерьмо. Помнится я даже мог контролировать себя какое-то время, разве что не гордился своей напускной непрошибаемостью. А тут — на тебе, как по заказу…       — Знаешь, как по-свински выглядят твои попытки выставить меня дураком? — Я зашипел, отодвигаясь от друга на край кровати.       — Угу. — Вилле положил руку на грудь, беспечно водя ею по футболке и думая о чем-то своем. — Извини, что заставляю тебя сомневаться в своей девственной чистоте, — Он закатил глаза от чрезвычайной важности.       — В другой реальности ты бы мог в своем возрасте давать уроки малолетним порно-актерам. — Я развел руками.       — Я тут недавно. Времени не было. — Он растянул улыбку до ушей. — Но ты не думай, я не настолько чокнулся, чтобы делать это под носом истинного гомофоба. Открутит голову в два счета.       — Да уж, — Я невесело улыбнулся, вставая с кровати и подходя к окну.       Судя по тишине, эти двое давно улеглись. Но я бы не стал испытывать судьбу не при каких обстоятельствах. — Покурим?       Вилле согласно кивнул, обогнув меня и взгромождаясь на подоконник с ногами.       — Красиво там, — Пробурчал он, принимая из моих рук сигарету.       — И здесь тоже, — Я задержал короткий взгляд на его профиле и скоропостижно переметнулся на белесые сугробы по ту сторону окна.       — Так от чего ты бежал, когда давал себе клятву, что не прикоснешься ко мне, пока мы здесь? Совершенно ничего не понимаю. — Он открыл окно, самую малость, чтобы не простудиться, но в комнату все равно повеяло зябким, холодным ветерком.       — Никаких клятв, — Я дернул головой, не желая соглашаться.       — Но ты бежишь от меня, я ли не вижу?       — Иди-ка ты в задницу, — Я затянулся, делая вид, что увлечен разглядыванием окрестностей. Всегда так делал. Ну, а что я ему еще отвечу, когда все и так очевидно? — Зрит в корень, что ни говори…       — А может мне больно от твоего надменного поведения? — Вилле фыркнул, толкая меня ладонью в грудь. И рожу такую состроил, как будто я испортил его гениальный план на ближайшие несколько часов.       — Иногда я тебя совсем не узнаю, — Я погрозил пальцем, — Не велено, ясно тебе?       — А я сейчас разозлюсь. И заору.       — Не заорешь, ибо я тебе кулак в рот засуну. (Блин, ну ни в какие ворота не лезет, чтоб его) — Я щелкнул его пальцем по носу и вернулся к сигарете.       У него дыхание такое было, приторно влажное, горячее и настолько пленительное, что мне в миг стало жарко самому. Будто этот гаденыш сожрал весь воздух из комнаты.       Пытаясь совладать с собой, пришлось смириться с неизбежным фактом, что тут уже никакая сила не поможет, если Вилле всерьез собрался меня трахнуть.       — Ты очень сильно возбуждаешься, — Вилле тяжело вздохнул. — Так всегда было. Маменькин сыночек, неприметный, скромный девственник с виду.       — Не все столь прозаично, как кажется на первый взгляд. Ну получим мы минутный кайф, а дальше что? — Я призадумался. — Я бы мог тебя осчастливить, друг мой дорогой, однако тебе всегда мало. Уж лучше не срывать чеку с этой твоей похотливой бомбы.       — Молодой организм, всякое такое.       И с каждым шагом он ластился все ближе и ближе. Намекая на острую боль в своих ненасытных яйцах, жаждущих немедленной разрядки.       Об одном мне было думать до чертиков приятно, Лютеру такой кайф никогда не светит. Интересно, если сказать об этом Вилле, какой будет его реакция?..       — Хорошо, — Я оградился от него собственными руками, пытаясь сформулировать то, что собирался сказать. — Помнишь про ваш семейный бизнес? Тот магазинчик еще сохранился?       — Иногда ты подсказываешь мне гениальные идеи, — Вилле лучезарно улыбнулся.       — Только я не вторю твоим грязным мыслишкам, а предлагаю съехать туда. Надеюсь, там есть минимальные удобства, чтобы спрятаться от надоедливых недоброжелателей и перекантоваться недельку-другую. Между делом мы могли бы вести свое расследование, и умудряться не пересекаться с Тапио.       — Да, есть, — Вилле надул губы, — Определенно, мне нравится эта идея.       — Так что потерпи еще немного, ненасытное чудовище, и я что-нибудь придумаю с твоей «болью», — Я похлопал его по заду и отстранил от себя: вдруг набросится, ха!       Мы легли на кровать. Сон словно рукой сняло.       Каждый из нас лежал и думал о чем-то своем, и я хотел, чтобы эту историю написал сам Вилле, а не я.       Мне до одури хотелось узнать о чем он думает, но я стеснялся спросить его об этом.       Мешала боязнь переступить через воображаемую черту, где кончалась притворническая игра и начинались ворота нового, неизведанного ранее мира.       И чувство тревоги и чувство собственного достоинства и масса других ощущений не позволяли мне достичь желаемого.       Тогда начинал действовать он, поворачиваясь на бок и глядя на меня такими глазами, что мне не хватило бы слов на то, чтобы их описать.       Лишь у прошедших долгую, полную невзгод и разочарований жизнь бывали такие радужки, такие морщинки вокруг глаз, понимаете?       Поневоле я начинал бессознательно тянуться к ним, испытывая странное напряжение в области груди. И жажда удовольствия при познании этого человека начинала пульсировать в голове невыносимой и болезненной идеей.       Словно в предвосхищении катарсиса, я тянул к нему пальцы, предпочитая называть свои действия не желанием заняться с ним просто любовью, а попыткой слиться воедино.       — Я думаю о многом, — Вилле облизнул губы, силясь найти нужные слова. — Например, о том, как попросить у тебя прощение. И, коли моей привилегией является умение быть всегда открытым и озвучивать то, что ты так хочешь от меня услышать, я начну.       — Вовсе нет, — Я растерянно возразил, — Но спорить не стану.       — Я так и думал, — Ему было приятно видеть меня не изменившимся. Это было слишком заметно по его интонации.       В конце концов, никто не настаивал на том, чтобы мы вели себя по другому. А быть слишком свободным иногда бывает страшно даже для тех, кто располагает целой вечностью.       — Ты любишь меня, я люблю тебя. Почему мы так поступили с тем, что у нас было?       — Мне кажется будто мы смогли открыть для себя что-то новое, — Я покачал головой. — Мы изменились.       — Тогда чего ты сейчас хочешь?       Я сделал судорожный глоток и уставился чуть выше его плеча.       — Когда я брал книгу с полки, то находил в ней не бесконечные толки для раздумий, а искренность в словах, которыми были описаны некоторые явления. Я избегал сложных, замысловатых выражений, потому что в них было много пафоса и ни капли правды. Но если я находил «ту самую», то перечитывал ее много раз, без надежды оторваться от ее необъяснимой магии доносить смысл в первозданном его виде. Даже если там были какие-то шероховатости, не состыковки, я не брал их в расчет, как не брал в толк и личность автора, воспринимая его создание, как необъяснимый поток материальной энергии. Быстро, иногда медленно, или задерживая дыхание, будто находясь под водой, я нырял так глубоко, что терял себя в этой, новой для меня, но такой близкой и родной, реальности.       Если я влюблялся, то любил до самого конца. И я вижу в тебе ту самую книгу, не смея сомневаться в правильности сделанного мною выбора.       — Хочешь знать, чего я хочу? Чтобы ты обнял меня по-настоящему, но я пойму, если это не так, как хочет моя душа.       — Именно так в психологии и вычисляют сраных одиночек — по ответам на самые простые вопросы. — Вилле придвинулся ближе, обнимая меня поперек тела и укладывая голову на шею, — Скажешь, когда полегчает?       — Мы были такими умными, пока не повзрослели. — Я почувствовал запах его волос и кожи, пытаясь сдержать улыбку.       — Не льсти себе, — Он хмыкнул, — И улыбнись уже, не то щеки лопнут, если будешь так яро изображать хладнокровный кусок камня.       — Такое ощущение, будто ты мне гвоздь в ладонь вобьёшь, едва я попытаюсь сделать с тобой все, что хочу.       — Интересно, а у тебя всегда встает, когда к тебе кто-то просто так прикасается?       — Не смею говорить за всех, но на тебя — всегда. — Я скромно улыбнулся, стараясь держать дистанцию между своим лицом и его довольными губами.       — Знает толк в развлечениях, — Пробормотал парень, — Интересно, Лютер уже дрыхнет?       — Даже если нет, то я все равно не позволю никому нарушить этот момент. Мне очень нравится, как он зовет тебя проституткой, пусть я и хочу убить его за это.       — Все с вами ясно, Линдстрем, — Вилле удовлетворенно кивнул, словно бы принимая какое-то важное решение. И сполз вниз, оказываясь лицом у моего паха.       Я красноречиво посмотрел на парня, ожидая, что он все-таки одумается, но, похоже, он принял решение за нас двоих. Мне же оставалось только не спускать глаза с плотно закрытой двери и иногда запрокидывать голову, сдерживая громкие стоны.       Смочив большой палец в слюне, он ввел его в меня, открывая полные губы и заглатывая член до самого лобка.       Выровняв дыхание, он игриво посмотрел на меня, словно это занятие было самым естественным в его повседневном досуге. Словами не передать, сколько похоти отразилось в его взгляде.       — Ты слишком юн, чтобы знать такие приемчики. — Я недоверчиво оглядел парня.       — Нет, я слишком стар, что мог бы забыть, как ими пользоваться, дубина, — Он хлопнул меня по животу и оскалился, — Вечно ты что-то бормочешь себе под нос. Мог бы хоть раз сделать исключение и заткнуться?       Я промолчал, решая не спорить с этим провокатором. Только волосы собрал, чтобы они не лезли ему в лицо.       Прошло совсем немного времени прежде чем я доказал ему, что принял нехитрые правила этой игры.       Наращивая темп, я задвигал бедрами, испытывая непреодолимое желание затолкать свой член как можно глубже. Стенки его горла были узкими и горячими, что не могло не сказаться на моей чрезмерной восприимчивости.       Я уже представлял как кончу ему в рот, и слижу капли собственной спермы с каждого миллиметра его самодовольного лица. А потом буду целовать его, забыв про все свои надуманные рамки приличия.       Словно бы раскусив мой коварный план, Вилле решил сбавить обороты. Теперь мне казалось будто я лежу в теплой ванне, испытывая нереальный кайф от каждого его прикосновения.       Поняв, что не выдержу больше ни секунды, я взял его за руку, крепко сжимая и готовясь к стремительной разрядке.       Резко вырываясь из моего захвата, Вилле отнял лицо, приближаясь к моим губам. Мы целовались больше минуты, но я так и не сумел прийти в себя. Мой мозг, казалось, полыхал изнутри, в отличии от тела, которое было излишне расслабленным. Лениво проводя членом по внутренней стороне его бедра, я улыбнулся.       — И это все? — Яд насмешки преобразился в моем голосе.       — Салюта не хватает, точно, — Вилле подпер подбородок рукой, словно бы размышляя.       — Какой ты у меня грязный, — Я отер ладонью его рот и снова поцеловал. На этот раз совсем по-дружески.       — Без душа дерьмово, — Заметил парень, — Я даже без рук кончил, так долго у меня ничего не было.       — Заткнись, или я захочу на это посмотреть.       Доковыляв до окна, я вооружился сигаретой и устало закурил, глядя на то, как Вилле устраивается на моей половине. Вид у того был чрезвычайно довольный.       — Вот поэтому я и предложил тебе идею с магазином. Если мы не пересечемся в ближайшее время, то я с ума сойду без твоего запаха, дерзких шуток и удивительно вместительной задницы.       Вилле промолчал, но я понял его и без слов.       Тут меня окончательно сморило. Бросив окурок в окно, я вернулся на кровать, чтобы наплевать на недоумка Лютера и выкроить хоть пару часиков заветного сна.