Укрощение Рики

      Рики разглядывал золотой ошейник и цепи, не зная, смеяться ему или плакать. На передней пластине ошейника и на обоих браслетах были четко выгравированы инициалы Я. М. — Ясон Минк.       — Я это не надену, — заявил пет.       — Рики, хозяин Ясон велел тебе быть готовым ровно к часу дня. У тебя и выбора-то нет — все равно придется подчиниться.       — Я сказал, хрена с два я это надену! — заорал монгрел. Ни за что. Ни за какие чертовы коврижки, ни на том, ни на этом свете он не позволит волочить себя на цепи как вещь, как игрушку с клеймом Ясона Минка на самом видном месте.       От беспокойства Дэрил разве что из штанов не выпрыгивал.       — Ты же сам знаешь, что будет, если откажешься. Эта выставка… очень важное событие. Там соберется вся элита, и если ты не будешь готов, если из-за тебя хозяин Ясон опоздает на церемонию открытия…       — Хозяин Ясон может пойти и трахнуть в зад сам себя, а заодно и всю свою паршивую элиту! Это же полный бред! Я не какая-нибудь вонючая псина, чтобы на цепи меня таскать!       — Тебе следует гордиться тем, что ты пет господина Ясона, — негромко возразил Дэрил. — Он — самый влиятельный блонди в Танагуре — нет, даже в целом секторе. Ты когда-нибудь задумывался о том, сколько петов отдали бы все на свете, только бы оказаться на твоем месте?       Рики нахмурился.       — Это потому, что все они — тупое быдло и сами ни хрена не понимают, чего хотят.       — Рики, пожалуйста! Уже поздно. Ты сам знаешь, каким он бывает… если его разозлить. Он же тебя силой заставит. Ты ведь знаешь, он это сделает. Будет избивать тебя, пока не подчинишься.       Рики закрыл лицо ладонями.       — Я не могу. Просто не могу, Дэрил. Тебе не понять.       — Нет, не понять, потому что мы оба знаем: ты пойдешь на выставку, и неважно, хочешь ты того или нет. Хозяин Ясон всегда поставит на своем. Кому, как не тебе это знать! И если ему придется силой надевать на тебя эти цепи, хоть ты пинайся и ори как резаный, он это сделает. Зачем все усложнять? Ты и правда так рвешься за новыми побоями? Я тебя предупреждаю, когда он разойдется — в смысле, по-настоящему разойдется, — его рука не ведает жалости. Не знаю, доводилось ли тебе это видеть — ты, наверное, думаешь, что доводилось, — но я наблюдал за ним, с тобой он всегда сдерживает себя. Ты не захочешь испытать на своей шкуре его необузданную ярость. Нет, Рики, не захочешь.       Темноволосый монгрел молчал, опустив руки по швам.       — Давай сюда запястье, — мягко сказал Дэрил.       Рики посмотрел на открытый браслет, который протягивал ему фурнитур, и покачал головой. Дэрил с досадой вздохнул.       — Он будет здесь с минуты на минуту. Пожалуйста, Рики, уступи!       Монгрел не отвечал, и фурнитур бессильно повесил руки, длинные цепи загремели по полу.       — Он просто взбесится.       Словно в ответ на его слова дверь с низким гудением отъехала в сторону, и вошел хозяин собственной персоной. Увидев немую сцену, он остановился и рявкнул:       — Дэрил! Я же велел тебе подготовить его ровно к часу!       — Он не виноват, — вступился за фурнитура Рики. — Я никуда не иду. Только не в этом.       Что-то неуловимое промелькнуло в глазах Ясона, и в первый момент он ничего не ответил. Наконец, хрипловатым от раздражения голосом блонди произнес:       — Пет! Ты наденешь эти цепи, и наденешь их немедленно!       Рики вперился в него взглядом, уткнув кулаки в бедра.       — Хрена тебе лысого, Ясон, черта с два ты заставишь меня это надеть!       Широкими шагами подойдя к своему пету, Ясон схватил его за волосы, оттянул его голову назад и зубами сорвал с руки перчатку.       — Ты осмеливаешься перечить мне, Рики, — прошипел он и отвесил монгрелу крепкую пощечину. Тот снова устремил на него непокорный взгляд, и блонди снова его ударил. — Делай, что я велю, пет!       — Я не твой траханый пет, — от этих слов, произнесенных тихим голосом, блонди, и так уже до крайности злой, окончательно рассвирепел. Он отпустил волосы монгрела, и тот рухнул на колени, корчась от боли, причиняемой кольцом.       — Ты — мой пет, и это непреложный факт! — шипел Ясон. — И я намерен вколотить его в твою упрямую голову!       Блонди стремительно развернулся, направился к бару, открыл обычно запертый шкафчик и вытащил нечто, похожее на длинную палку. Он поднял предмет повыше, чтобы монгрел как следует его рассмотрел.       — Это — усмирительная трость, пет. Сейчас мы займемся твоей дрессировкой.       В несколько шагов Ясон оказался рядом с Рики, вздернул его на ноги и прижал лицом к стене, пришпилив запястья над головой. Стянув с пета штаны, он обрушил на обнаженные ягодицы шквал беспощадных ударов; кольцо пета продолжало сжиматься, причиняя невыносимую боль. Усмирительная трость была устройством незамысловатым: ни тебе системы амортизации, ни дополнительных функций — старомодное орудие жестокого наказания, которое предполагалось использовать без ограничения силы для усмирения самых злостных петов-бунтарей. Как правило, трость применялась лишь в начале процесса дрессировки, но Рики за два года, проведенных в доме хозяина, так и не отучился вставать на дыбы. Ясон всегда считал усмирительную трость варварским орудием, но теперь он был сыт по горло упрямством и непокорностью монгрела.       Дэрил отступил прочь, закрыв уши руками, не в силах вынести душераздирающие вопли Рики. Хозяин внушал ему глубокий ужас; казалось, блонди окружен зловещей аурой, он источал звериную ярость, его рука не знала ни усталости, ни милосердия, челюсти были крепко сжаты, накидка колыхалась в такт каждому удару. По опыту фурнитур хорошо знал, что такое хозяйский гнев, но это не делало сцену, происходившую на его глазах, менее жуткой, а участь темноволосого монгрела — менее достойной сочувствия.       Когда, наконец, избиение прекратилось, пет сполз по стенке на пол и свернулся клубком, безутешно рыдая и горько раскаиваясь в своем упрямстве.       — Кому ты принадлежишь, Рики? — холодно спросил Ясон.       Захлебываясь слезами, монгрел ответил не сразу:       — Я принадлежу… тебе… Ясон.       — Приведи его в порядок, — велел Ясон Дэрилу. — Потом надень цепи. Мне нужно сменить костюм.       С блонди градом катился пот; пришлось принять душ, чтобы на публике выглядеть презентабельно. Задержка выводила его из себя: теперь уже было ясно, что на церемонию открытия им не успеть. Он все еще гневался на строптивого пета, но, освежившись и переодевшись, слегка поостыл.       Вернувшись в гостиную, блонди обнаружил, что пет полностью готов: его руки были скованы, с ошейника свисала длинная цепь с браслетом, который Ясон тут же надел на свое левое запястье и сердито защелкнул.       — Дэрил! — приказал он. — Принеси усмирительную трость и пояс!       Фурнитур достал из того же шкафчика пояс с ножнами. Ясон застегнул его на талии и вставил в ножны трость. Рики с беспокойством следил за каждым движением хозяина, но не решился сказать ни слова.       — Слушай и запоминай, Рики. Если ты не будешь вести себя, как подобает, я выдеру тебя прямо на публике. Все ясно?       Пет кивнул; его гордый дух был совершенно сломлен.       — Я слов на ветер не бросаю. Между прочим, там соберется множество важных персон, Рауль в том числе. Мы и его выставку не обойдем вниманием.       На лице Рики крупными буквами читалось замешательство. Он моргнул, в недоумении качая головой.       — Его… выставку?       — Именно так, пет. Рауль, между прочим, — один из самых знаменитых художников Танагуры; некоторые даже считают его величайшим живописцем нашей эпохи. Хотя, тебе-то откуда об этом знать… Он — известная и уважаемая личность, так что изволь не устраивать сцен! Забудь обо всем, что было между вами раньше. Там — его епархия. Ты меня понял?       — Да.       — Да — что?       — Да, Ясон.       — Не пойдет. Еще раз.       Рики вздохнул, признавая свое поражение.       — Да, хозяин Ясон.       — На людях ты будешь обращаться ко мне «хозяин Ясон», и никак иначе. Я ясно выражаюсь?       Пет кивнул, переваривая новость дня. В голове никак не укладывалось, что мерзкий живодер, которого он до судорог ненавидел, оказался почитаемым во всем мире великим художником. Монгрел украдкой кинул взгляд на хозяина и понял: тот все еще серчает.       Поездка до «Эмпориума» превратилась в настоящую пытку. Рики всегда было не по себе, когда Ясон на него злился, но в этот день блонди лютовал, как никогда раньше. Всю дорогу он бесновался и распекал пета на все корки по поводу и без; казалось, монгрел в Эосе первый день и все, что было между ними за последние два года, ему только приснилось.       — Прекращай дуться, — резко сказал Ясон. — Мы почти на месте.       Рики так и подмывало огрызнуться в ответ, но зная, что последствия будут катастрофическими, он молча вжался в кресло, с тоскливой обреченностью думая о том, как пережить следующие несколько часов.       — Ты что, меня не слышал? — не отставал блонди. — Убери эту кислую мину.       Чтобы хозяин не видел его лица, монгрел отвернулся и уставился в окно. Ясон дал по тормозам и припарковался; схватив пета за подбородок, он повернул его голову к себе.       — Ты меня не слушаешь!       Внезапно он ввел какой-то код; активировалась тонировка стекол, спинки кресел откинулись до упора, превратив внутренность автомобиля в плоскую поверхность. Рики в панике ожидал, что хозяин снова возьмется за трость, но, увидев, что блонди расстегивает ширинку, без труда разгадал ход его мыслей.       Ясон смотрел на пета совершенно чужим взглядом — глаза горели похотью, гневом и чем-то еще, с трудом поддающимся определению. Блонди набросился на него, швырнул на живот, завел скованные руки за голову. Рики весь съежился, когда Ясон яростным рывком сдернул с него штаны. Он почувствовал, как член хозяина прижался к нему, и прежде, чем успел сообразить, что блонди собирается взять его без всякой подготовки, тот закрыл ему рот рукой в перчатке, чтобы заглушить крики, и одним стремительным движением ворвался внутрь.       Ясон ломился в него, намеренно причиняя боль; по сути, это мало чем отличалось от жестокого изнасилования.       — Ты мой пет, и это неоспоримый факт, — остервенело шептал он в ухо монгрелу. — Мой траханый пет, как ты изволил выразиться, и я буду трахать тебя, сколько хочу и как хочу. Ты покоришься мне, Рики. Я заставлю тебя покориться. Слышишь меня? Не смей больше мне противиться — никогда не смей! Я велю тебе: сделай — и ты делаешь. Никаких споров, никаких истерик! Как тебе, нравится? Хочешь, чтобы я брал тебя так каждый день? Вряд ли ты этого добивался. Там, на выставке, ты будешь чувствовать, что я наполнил тебя, что моя сперма жжет изнутри, стремится вытечь наружу, и ты будешь вспоминать, как я входил в тебя. И, будь уверен, я сделаю это снова, без малейших колебаний, без жалости, так, что тебе будет стократ больнее — если только ты еще хоть раз осмелишься мне противостоять.       Рики трясло от ужаса. Боль от жестокого вторжения мешалась с адской болью от побоев, но, что самое страшное, — пета буквально парализовала слепая, бездушная ярость хозяина.       — Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать, Рики, если меня довести. Не испытывай меня на прочность — даю слово, ты сильно пожалеешь. Тебе кажется, ты весь такой несгибаемый — так я тебя согну, чего бы это ни стоило: отшлепаю, выпорю, запру в клетке, закую в цепи, свяжу по рукам и ногам, изнасилую своей тростью, и буду делать это до тех пор, пока ты не склонишься к моим ногам. Я тебя сломаю, Рики. И когда ты падешь на колени, чтобы молить о милосердии, даже тогда я не остановлюсь, пока каждая клеточка твоего тела не будет горько сожалеть о твоей непокорности.       Ясон крайне редко позволял себе открыто проявлять столь сильные эмоции — он умел держать себя в руках независимо от обстоятельств. Но гнев продолжал кипеть в его сердце, а теперь блонди еще и возбудился сверх меры, получая неописуемое наслаждение от того, что принуждал к близости своего пета, скованного цепями, покорного и беззащитного. Было удивительно приятно удерживать его силой, закрывать ему рот, чтобы заглушить крики, шептать ему в ухо угрозы и всем телом чувствовать, как монгрел трепещет от страха. Внутри пета сегодня было невероятно, почти до боли, тесно; его неподготовленный, узкий вход, взломанный жестоким вторжением, придавал ощущениям запредельную остроту.       Впервые в жизни Рики так отчаянно робел перед хозяином. Он еще никогда не испытывал ничего подобного: грубое насилие и леденящие кровь угрозы вселили в него больший ужас, чем удары трости. Слова Ясона повергали в трепет и в то же время завораживали, отзываясь эхом в темных глубинах его души, зачарованной властным обаянием блонди. Приказы хозяина вызывали безотчетное желание покориться его воле, и монгрел хотел быть покорным, чтобы угодить Ясону — хотя сам не понимал почему. Эта сторона хозяина, как ни странно, казалась ему необыкновенно сексуальной, хотя в тот момент он был слишком испуган, чтобы возбудиться по-настоящему. Дрожащий от избытка чувств голос, вспышки гнева, безудержное насилие — все это необъяснимо кружило голову и притягивало, как магнит. В то же самое время этот Ясон Минк казался далеким, недоступным, словно какой-то совершенно незнакомый хозяин-блонди.       Дыхание Ясона участилось, и Рики понял, что разрядка вот-вот наступит; хозяин кончил, хватая ртом воздух и содрогаясь всем телом. Он скатился со своего пета, вернул спинки кресел в вертикальное положение и бросил монгрелу кусок ткани.       — Вытрись, — приказал он.       Рики не шевелился, глотая слезы       — Ясон, пожалуйста! Неужели ты никак не можешь меня простить? У меня от тебя… мороз по коже. Я сожалею, что ослушался. Знаю, это было глупо. Но, когда ты такой, это просто невыносимо. Даже не смотришь на меня. Как будто прошлая ночь… и все другие ночи… словно их никогда и не было, не было ничего… между нами. Я, на хрен, рехнусь от мысли, что я… теперь для тебя… совсем никто. Что ты дальше сделаешь — продашь меня?       Услышав эти слова, блонди обернулся и посмотрел на своего пета. Выражение его лица смягчилось, весь гнев куда-то испарился, и в этот момент Рики понял, что хозяин его простил.       — Рики, — вздохнул Ясон. — Иди-ка сюда, пет.       Монгрел подобрался к блонди поближе и скользнул в его объятия. Хозяин погладил его по щеке.       — Ты всегда будешь моим петом, я тебе уже это говорил, не раз и не два. И никогда я тебя не продам. Если мне пришлось тебя наказать, это вовсе не означает, что ты для меня никто. — Он нежно поцеловал Рики в губы и ободряюще улыбнулся. — Ну что, теперь ты будешь послушным, мой пет?       Рики с облегчением кивнул, узнав своего прежнего хозяина.       — Вот и хорошо. Идем, мы и так уже опоздали.