Витражи

- Вали отсюда! Я тебя знать и видеть не хочу! Об пол разбивается ваза. Не слишком дорогая, не слишком красивая - но покупали они её вместе, почти поругались, но купили. Арсении все эти пылесборники не нравились никогда, а вот Тоне - да. Она ещё клятвенно пообещала вытирать с неё пыль, кажется. Вытирать пыль с Арсы получалось лучше. Осколки грохотом режут звенящую тишину коридора - Тоня стоит у двери в своих коротких джинсовых шортах, глядя на разбитую вазу. Женщина напротив зла, зла ещё как. А Шастун никак понять не может, в чём проблема. У Тони за душой разбитые коленки, скейт и приставка, а ещё - Арсения. Эффектная, красивая, на голову её ниже без своих вечных каблуков. Умная, но смешная. Тоня не знала, что Арса умеет так злиться. Длинные волосы, обычно красивыми волнами лежащие на плечах, были собраны в кривой пучок, макияж - смазан, да и сама она выглядела в своей старой безразмерной футболке младше лет на десять. Ещё немного - и расплачется. Тоня чувствует, как собственные губы дрожат предательски, и неловко прижимает к груди любимый Арсин тортик. Она сладкое любит - но сладкое вредно. И Тоню она тоже любит - но, кажется, слишком много Шастун тоже вредно. Осколки лежат рядом с ногами, засунутыми в старые драные кеды, и девушка неловко переступает, поднимая взгляд на женщину. - Почему? - уголки губ подрагивают, ещё немного - и разревётся, размазывая тушь по лицу, судорожно всхлипывая и едва ли не подвывая. - Ты думала, что обманывать меня можешь? - тихо, надломленным голосом произносит Попова, складывая руки на груди. Не кричит уже - не может. - Как? - Тоня смаргивает, и силуэт женщины смазывается - слёзы уже текут по щекам, оставляя чёрные дорожки туши. - Да ты же встречаешься с этим осветителем! Ты ему глазки строишь! Я видела, что ты писала ему! - Арса снова закипает, но во взгляде напротив столько боли, что Тоня судорожно всхлипывает, глотая слёзы. - Он спрашивал, свободна ли Олечка, - тихо выдаёт девушка. Олечка - их визажист. Существо эфемерное, светловолосое, маленькое, похожее на эльфа. Даже ругаться не умеет, только смотрит так, что стыдно становится и сразу хочется самостоятельно на месте застрелиться. Ленточка на коробке торта не выдерживает, и «Прага» падает вниз, пачкая пол шоколадной глазурью. По коридору расползается сладкий запах испорченного десерта - а ещё спасённого вечера. Торт падает прямо на осколки голубой вазы: глупая Тоня, отводя взгляд, складывается почти втрое, садясь на корточки, и принимается собирать крупные куски, пока не чувствует резкую боль. Шастун недоумённо и обиженно смотрит на собственную ладонь, рассечённую чётко по линии жизни, и всё-таки начинает плакать навзрыд, усаживаясь на пол пятой точкой. Она сейчас точно выглядит не слишком - нос распух, глаза покраснели, светлые волосы сбились в колтун. Только Арсе, кажется, плевать - к щеке прикасается чужая прохладная ладонь, и Тоня неуверенно поднимает взгляд. Лицо женщины расплывается, только сияют на всём этом безобразии пронзительно-голубые глаза. Таких у людей не бывает, Тоня это точно знает. - Прости, - голос у Поповой хриплый, приятно успокаивающий. Девушка смаргивает слёзы, морща нос, но продолжить истерику ей не дают - целуют мягко, успокаивающе. Сначала в губы - а потом в лоб. - Идём, промоем твою ладошку, - Арса мягко отводит с лица Тони прядь светлых волос. В квартире, где живут две девушки, всегда шумно, радостно, вспыльчиво и горячо. Тоня, впрочем, не жалуется.