Витражи

Впереди, насколько хватает взгляда, — ледяная пустыня. Бред, конечно, какая пустыня? По краю озера растут занесённые снегом ели, безмолвные, упирающиеся верхушками в серое небо. Молочно-кремовые тучи затянули голубую синь и укрыли, будто одеялом, до весны, закутали в пух и тишину. «В русском языке есть буква „Ь“, означающая любовь, и буква „Ъ“, означающая тишину.» Арсений запрокидывает голову к небу — капюшон толстой зимней куртки сползает с макушки, не закрывает больше обзор. Облака ползут неторопливо, едва заметно, и вся эта неспешность, вся эта тишина вокруг сеет в душе такое спокойствие, что самому хочется лечь в эти бескрайние сугробы и уснуть до самой весны. Застрять в спасительном холоде, укрыться пуховым пледом снега, на котором ещё не успел после вчерашнего образоваться плотный наст, ранящий ноги грузным лосям. Волки под него не проваливаются. Арсений выдыхает, выпускает из лёгких туманное облако тёплого пара, не то надеясь согреть всё вокруг своим скромным теплом, не то надеясь вымерзнуть всему под стать. Новоявленный Снежный Король с кожей в цвет школьного мела и глазами синее, чем лёд под ногами. Он опускается на колени и разгребает варежками снег, который намело на поверхность замёрзшего озера. Это не Байкал — но здесь тоже масштаб. Лёд синий-голубой-белый, с застывшими пузырьками воздуха, с трещинами, неколебимый и вечный, как сама жизнь. Арсений смотрит льдистыми своими глазами на их прообраз и видит вмёрзшую в твёрдую воду крохотную рыбку, похожую на золотую. Он не рыбак, оттого названия не знает, а искать в любом из поисковиков её имя кажется кощунственным — руки занемеют в первую минуту. Арсений чувствует себя этой рыбкой. Он поднимается, отряхивает шуршащие зимние штаны от снега и поправляет капюшон — поле зрения сужается вполовину и помогает концентрироваться. Арсений шагает к краю озера, где за плотным ельником в набегающих сумерках блестят волчьи глаза — зелёные. Он бы боялся их, не будь самым настоящим Каем из сказок о Снежной Королеве, который стал её королём. Герда давным-давно живёт с маленькой разбойницей в лесу, где зимы нет и вместо белого кругом цветёт изумрудный, насколько хватит взгляда, и влажный мох проминается под ногой. На болотах Герды растёт кислая клюква, и она присылает Каю банки варенья, от которого сводит скулы. Арсений поднимается со льда на пологий берег, и снег сухо скрипит под его ногой, искрится под лучами уходящего солнца. В подлеске его ждёт не Снежная Королева — но тоже Король. Горькая ирония, но Кай и Герда оказались куда лучше, как друзья, томительно скучающие друг по другу, словно брат с сестрой. Два Снежных Короля, две разбойницы. Волк шагает ему навстречу из подлеска, огромный, с серебристо-белой шерстью, ведёт носом по воздуху, пока Арсений стягивает с правой руки варежку и тянет ладонь к густому меху. Оборотень прикрывает зелёные свои глаза и поддаётся ласке, позволяя вести пальцами по собственной шкуре. Волк вздыхает совершенно по-человечески, и вот под ладонью Арсения вместо густого меха уже мягкие волосы — человек напротив точно так же смежает веки, под которыми мутнеет зелень болот Герды. Антон одет так же, как его Кай, улыбается, точно зверь, и эта тишина кругом прячет их от чужих глаз и назойливых ушей. Арсений понимает как прописную истину, что будет любить его всю эту безмолвную зиму. А зимы тут — вечные.