Он снова здесь

      Яркая вспышка больно резанула по глазам. Молодой человек с белыми нитями седины в густых чёрных волосах вдруг почувствовал, как его вырвало из многолетнего состояния дремоты, покоя и какого-то неземного небытия и выплюнуло на бренную землю. Лошадь под ним заржала, и он, впервые в жизни и после перерождения, не удержался в седле. Удар был настолько сильным, что не только он, но его лошадь упали и растянулись на земле.       В небе бушевала гроза и гром, смехом Сатаны, раскатывался по окрестностям. Ночь встретила всадника дождем, и всё вокруг было в грязи. Поднимаясь, он поскользнулся и упал в эту грязь лицом. Затем он попробовал снова — сначала встал на четвереньки, а потом, обретя уверенность, на обе ноги. Он представлял собой жуткое зрелище: синие, слегка остекленевшие , воспалённые от вспышки света глаза, светящиеся изнутри, белые заострённые зубы, сверкающие на лунном свете на чёрном от прилипшей земли лице.       То, что это кладбище, он определил, споткнувшись о надгробный камень и снова растянувшись на земле. Ноги ещё плохо слушались его. Он чувствовал себя так, будто много лет сидел на одном месте, не двигаясь, а теперь ему вдруг вздумалось куда-то брести. Тошнило. Складывалось впечатление, что желудок вот-вот вывернет наизнанку. Шатаясь, он побрёл между могилами и, в очередной раз споткнувшись, упал, задев лбом надгробие. От удара он потерял сознание.       Очнулся он ощущения горячего дыхания на лице и прикосновения мокрых губ. Веки его затрепетали, и он медленно открыл глаза. Первое, что попало в его поле зрения, была черная усатая лошадиная морда, которая тыкалась в него губами.       — Всё в порядке, дружище. Встаю я, встаю, — улыбнулся он и медленно поднялся. Ворох воспоминаний быстро пронёсся в голове, заставив встряхнуться. Он помнил, кто он, но зачем он здесь?       Он воин. Его когда-то звали Всадник. Это он помнил. Он помнил и старое, мёртвое имя, но больше оно ему не нужно. Куда лучше короткое, ёмкое прозвище — оно прекрасно описывало, о ком шла речь. И это притом, что он не единственный кавалерист — в его полку таких было много. Несколько принадлежали его тысяче. Но он был один. Если бы кто-то в их армии рявкнул «Всадник!», никто другой, кроме него, не обернулся бы. Странная, но простая кличка. Она его устраивала. Это было лучше, чем его имя. Всадник легко вскочил на коня и осмотрелся.       Дальнозоркие глаза выцепили вдалеке очертания могил и ограды. Всадник прищурился, но легче не стало.       — Срань, — прокомментировал он, недовольный тем, что зрение снова его подводит, будто это было второй раз, а не в десятый. Что тут вообще можно различить кустами и деревьями? Будто этих расплывающихся пятен мало…       Время близилось к утру. Небо понемногу светлело, а это значит, что он провалялся в отключке часа три, не меньше. А весной светлеет рано. Время года угадывалось по голым деревьям с разбухшими почками вокруг. Но где он находится, Всадник определить не смог. Да, он на старом кладбище, но вот в какой стране? Неужели всё ещё здесь? Всадник решил пройтись, чтобы найти кого-нибудь и расспросить. На кладбище всё равно ничего нет, кроме затхлого запаха склепов и тихих поскрипываний ветвей. Таких, как у деревянной ведьмы* из сказки, которой мама пугала его в детстве, чтобы он не шлялся один после наступления темноты.       Он принюхался, пытаясь понять, куда ему следует ехать. Человеческих запахов вокруг было мало, если не было совсем. Кладбище, как и следовало ожидать, пахло землёй, разложением, гнилью и сыростью, к коим примешивались тонкие запахи людей, изредка приходивших на могилы, чтобы прибрать их. Эти нити не представляли собой ничего интересного. Всадник глубоко вздохнул. Кое-где ему показалось, что человеческие запахи сильнее, но здесь, в эту минуту, вряд ли мог кто-то быть — слишком рано для посещений. Да и оставить такие следы могли только те, кто по глупости своей решил прогуляться здесь ночью. В свое время он лично знал подобных дуралеев, воображающих себя охотниками за нечистью. Нет, нет, ерунда это. Никого здесь нет. А вот за пределами погоста настоящих запахов, и мерзких, и приятных, было больше. Его лошадь сделала пару шагов вперёд. Всадник вдруг где-то почуял сомнительную вонь чего-то жжёного, смешанного с маслом. Это обожгло ноздри, и он мотнул головой, желая избавиться от резкого запаха.       Не хочется туда ехать.       Но разве у него есть выход?       Медленно выехав с кладбища, он выдвинулся вдоль просёлочной дороги, оглядываясь и пытаясь понять, куда его занесло. Если бы он обошёл дерево, то увидел бы трёх лежащих без сознания мальчишек, по его мнению, одетых донельзя странно. Но Всадник двинулся прочь. Поначалу он видел лишь старые деревенские дома, однако жителей в такую рань видно не было — деревня ещё спала. Проехав чуть дальше, он увидел, как дома изменились. Вместо маленьких двухэтажных деревянных домов с покатой крышей, он увидел высоченные строения. Виднелись вывески лавок с непонятными словами, а по ноздрям ударила дикая смесь запахов, львиную долю которой он не узнавал, да и вообще, всё было настолько непривычным и новым для него, что Всадник испытал чувство, которое давно позабыл.       Страх.       Всадник боялся не смерти или встречи с кем-то из местных, наоборот, он этой встречи искал. Его пугала неизвестность — он абсолютно не представлял, с чем ему предстоит столкнуться, и на всякий случай не убирал правую руку с рукояти меча. Через какое-то время он пустил коня рысью, всё ещё осматриваясь, а потом и вовсе погнал галопом — он хотел найти хоть одну живую душу.       С живыми душами было туго. На улице не было никого. Только пара странных безлошадных карет поехала мимо, заставив коня шарахнуться и перепугав самого Всадника до полусмерти. Испуганно озираясь, он помчался прочь, не разбирая, куда скачет, до тех пор, пока не оказался на большой площади. Здесь безлошадных карет было куда больше, и Всадник понял, что для местных это нормально, и стал бояться теперь лишь одного — как бы они не сбили его, поэтому сторонился их. Потом Всадник решил попить и спешился, осматриваясь и выискивая родник. Родника нигде не было — были только непривычно высокие дома, небольшие лужайки, вывески на непонятном языке, и, к радости Всадника, начали появляться люди.       Что они сделают? Убьют его? Они же помнят, кто вёл гессенцев под стены Массачусетса?       Или нет?       Всадник снова принюхался. Спешившись, он стал бродить, раздувая ноздри и прикрыв глаза. Как же всё странно! Ну что за дикий парфюм? Что за еда, запахов которой он никогда не ощущал? На хлеб похожа… но…       Он почуял мясо.       Всё так же ведомый одними лишь запахами, он почти наугад продвигался по городу. Вдруг что-то прошуршало мимо него, издав противный звук. Всадник шарахнулся — медленно проехала странная карета, едва его не задев. Всадник матернулся, пнул карету и рванул в сторону.       От жужжания карет по чёрной дороге и резких запахов у него заболела голова. Он продолжил бесцельно бродить вдоль улицы. Зрение отказывалось фокусироваться. Было слишком жарко, слишком много информации.       Это для простых людей запахи и звуки дело привычное, но для него — это шифр, который он безостановочно считывал. Однако сейчас, в книге ароматов и вони прозрачные листы наложили друг на друга. Всадник терялся. Путался. Голод и злость от невозможности утолить его начали зреть в нём.       Он шёл мимо лавок, пытаясь понять, из какой же всё-таки пахнет едой. Однако когда Всадник проходил мимо стеклянной стены, за которой виднелась одежда на манекенах, и увидел своё отражение в ней, то понял, что так напугало прохожую старуху. Он весь в грязи и крови! Он похож на восставшего мертвеца! Всадник нервно ухмыльнулся. К добру или к худу? Если рядом враги, конечно, к добру. Хрена с два кто посмеет поднять на него оружие. А если друзья? Они могут испугаться, и тогда придётся махать руками, убеждать, что не укусит, чтобы хоть что-то выяснить.        А выяснить предстояло многое. Начнём с того, что нужно узнать, какой сейчас год. По тем изменениям, которые Всадник увидел, он сделал вывод, что со дня его погребения и до возвращения прошло довольно много времени. А потом необходимо выяснить, где он оказался, — страна похожа на англоязычную, но язык напоминал немного изменённый английский. Уровня английского ему хватало для того, чтобы понимать приказы и общаться с командиром. Этому учили любого гессенца. У Всадника, было такое преимущество, но плоды от него были скудными. Всё равно он лучше знал немецкий. С шести лет он жил в Касселе. В школе, куда отдал его приемный отец, он выучил французский и латынь. В порту запомнил несколько слов из португальского (которым потом немного позанимался сам) и пару матерков из речи негров-невольников.** Но некоторые слова он никогда не видел — вроде латинские буквы, но…       — Что за хрень? Что за «Смс-с-сунг»? Город, наверное, какой-то… А это что за поеботина? Понавешали, понавешали… — он полу-ворчал, полу-причитал, шатаясь туда-сюда. — Куда ехать-то? Придумали херни всякой…       Бродить надоело. Урчавший желудок требовал немедленно пойти и убить оленя. Но оленями здесь и не пахло. Что бы поесть? Всадник чувствовал, что силы на исходе. Он ещё не отошёл от падения, голова кружилась, желудок прилип к позвоночнику. Он сел на лошадь и снова тронулся. От жары его начала мучить жажда. И жарко ему было не столько от недавно вставшего солнца, сколько от собственной одежды. Он прикрыл глаза, с тоской думая о том, как было бы славно вцепиться в кусок мяса или хотя бы погрызть яблок. Яблоки особо его не насыщали, но всё же лучше, чем ничего. Ещё через какое-то время езды верхом он окончательно понял, что потерялся. Раздражённый неизвестностью, он рявкнул, но потом снова повесил голову и продолжил путь.       Наконец повезло. Запахи стали почётче, и Всадник почувствовал знакомый запах сырости. Он двинулся по следу, как волк за добычей, и наткнулся на фонтан, из которого умылся, попил и напоил коня. После того как он утолил жажду, ему захотелось вдруг поспать — его измучили новые впечатления. Более того, делать ему было больше нечего — людей не видать. Поэтому Всадник с чистой совестью улёгся спать на траве за кустами в парке, на пустыре, где ему никто не будет мешать. Он улёгся подле лежащей лошади на живот и заснул, чувствуя щекой прохладную влажную траву.       Проснулся он от того, что ощутил, как что-то странное коснулось его щеки. Он открыл глаза и увидел мяч, только сделанный не из свиного желудка, а из странного и непонятного материала. Пахло тоже непривычно. Конь куда-то ушёл, видимо, в поисках травы получше, что не добавляло уверенности. Вдобавок он услышал гомон мальчишек, но не убежал, а сел и взял мяч. На полянку выбежали двое мальчишек, странно одетых, по мнению Всадника. Оба в синих штанах из какого-то непонятного материала и рубашках без пуговиц с короткими рукавами, а на ногах не туфли, а какая-то другая тряпичная обувь. Увидев, что Всадник уселся с их мячом, они опешили и как-то отступили.       — Смотри, — один из мальчиков отмер. — Это же тот чувак из старого фильма!       — Да мне кажется, косплеер.       — Да не, вылитый актёр!       — Извините, а можно с вами сфоткаться? — заговорил первый из мальчиков, обращаясь к Всаднику. Тот из диалога понял только слово «актёр», но пока сам в него не вступал — ждал. Интересно же, что от него хотят.       — Можно сделать снимок на телефон, — пояснил мальчишка, доставая из кармана что-то тонкое, длинное и блестящее. Всадник наклонил голову.       — Картинку, портрет, — подсказал второй мальчик.       Всадник оскалился, недовольный, что от него настырно что-то хотят. Пусть валят. Пусть отстанут. Но его оскал привёл пацанье в восторг:       — Глянь, зубы как настоящие!       — Прикольно!       Вспышка. Всадник зажмурился и зарычал. Мальчишки облепили Всадника с обеих сторон. Один из них поднял белую блестящую штуку, повернул её и направил на них троих. Что-то щёлкнуло, яркая вспышка снова на миг ослепила его, он от неожиданности дёрнулся и хотел было убежать, но мальчишки и сами уже отпустили его со словами: «Всё, спасибо!», забрали свой мяч и удрали, а он даже не успел прийти в себя и спросить у них про то, где он и что вообще происходит. Почему все такие странные? Или его чем-то одурманили?       Всадник решил пойти вслед за ними, убедившись, что делание портретов этим странным способом, который называется снимок, опасности не несёт. Он выбрался из кустов и побрёл было следом, но тут заметил, что народу в парке уже много, и он может уже не искать этих странных детей. Он заметил также, что все, кого он видел, были одеты примерно так же, как и те странные ребята, которые светили ему в глаза чем-то и лезли обниматься, несмотря на то, что он скалил зубы. Женщины носили непривычно короткие и лёгкие платья, а то порой и вовсе брюки, а мужчины — лёгкие укороченные штаны и сандалии или тряпичные непонятные ботинки. Он сначала протёр глаза, подумав, что, очевидно, находится в борделе. Потом он увидел среди распутных полуголых, по его мнению, девок, еще и мужчин и детей.       — Разврат какой-то… Блядищи одни… — прокомментировал он.       Понаблюдав ещё, он заметил, что никто не танцует, не совокупляется, не предлагает себя. Просто идут мимо, занимаются болтовнёй. «Наверное, теперь так положено», — подумал Всадник, осматриваясь, и ловя себя на том, что даже не понимает, что это за «теперь». Когда теперь? Всадник решил побродить около них и понаблюдать. Он уселся на скамью, раскинулся, как король, и, щурясь, стал принюхиваться, присматриваться, прислушиваться.       К обеду с ним стали делать портреты все кому не лень. Кто-то исподтишка, но Всадник всё равно замечал, а кто-то прямо просил сняться. Всадника это раздражало, как и всякий раз, когда кто-то лез в его жизнь. Он морщился, но не мешал. Если подходили — показывал зубы и рычал. Люди ему хлопали, но отставали.       Становилось скучно. Пить опять хотелось. Всадник снова нагнулся над фонтаном.       — Эй! Пошёл вон отсюда!       — Сам иди, — огрызнулся Всадник. — Засранец херов в каком-то обдерганчике, а указывает мне, что делать…       — Я сейчас полицию вызову, ты!..       Всадник отодвинул край плаща и красноречиво продемонстрировал топор. Незнакомец продолжал угрожать ему словами, но почему-то не доставал ножей и пистолетов и не пытался убить. Всадник присмотрелся и понял, что у него нет ни кобуры, ни ножен.        «Безоружный? Бить безоружного плохо, однако. А вот припугнуть — самое то…»       Он выпрямился, как медведь, вставший на задние лапы. Вдвое крупнее нормального человека, он возвышался немой угрозой. Незнакомец в странной короткой рубашке смекнул, что перед ним тот, кто может убить его одним ударом по хлипкой шее, и сделал шаг назад.       — Спокойно. Просто купи попить вон там, не надо из фонтана хлебать, — он указал на маленькое строение. Всадник выждал, когда он уйдёт, давая понять, что он сделает так, как сочтёт нужным, и всё-таки последовал совету.       Подойдя к этой непонятной и непривычной лавочке, он достал из висевшего на поясе кошеля несколько монет и положил их на прилавок:       — Пива хочу.       Продавец сунул ему в руки бутылку с какой-то коричневой жидкостью. Всадник выпучил глаза.       — Это что, эль?       — Это Coca-Cola, болван, — хрипло рассмеялся продавец. — Или ты из деревни? И что за монеты ты мне подсунул?       — Есть только мелочь, — стушевался Всадник, отказываясь признаться, что непонятное слово ему ничего не сказало. — Я отказался от жалования, и у меня не так много денег.        — Чё ты несёшь? Откуда эти монеты?       — Это официальные деньги княжества Гессен, — с лёгким удивлением ответил Всадник, указывая на щекастый профиль представителя немецкой аристократии — как можно этого не знать! Неужели они не знают о войне Гессена? Все эти то ли люди, то ли демоны… Они должны знать!       — Такие не принимаются, у нас здесь Нью-Йорк, а не Гессен. Давай баксы или уходи.       — Эти монеты — редкость, можете толкнуть на рынке или неплохо обменять на бассы, — Всадник решил схитрить и даже попытался улыбнуться.       — Баксы. Ладно, хрен с тобой. Давай…       Продавец постучал монетой об стол и сгрёб всё с прилавка в свою ладонь. Всадник потерял к нему интерес и занялся бутылкой с непонятной водой.       Первое препятствие, которое он встретил, — пробка была не выставлена в горлышко, а как-то прикручена к нему! К счастью, Всадник быстро догадался, как откручивается пробка, и смог её отвинтить. Он сделал глоток и вдруг закашлялся и сплюнул.        «Мать твою! Сколько сахара!» — подумал он, чувствуя, как лицо сводит. Газы кололи его нос, он чихал и плевался, ощущая, что пить хочет только сильнее. И разве сахар — не дефицит?! Но здесь в одной этой бутылке сахара было столько, что можно было добавить в чай всего полка!       А вроде вкусно… Если пить маленькими глоточками.       Но Всаднику напиток очень понравился. Когда газы перестали колоть в носу, он отпил осторожнее и забалдел от того, как ему было вкусно и сладко. Может, немного приторно. Но лучше, чем ничего.       Он решил прогуляться по парку, попивая сладкую воду и осматриваясь.       — Молодой человек, а у вас есть разрешение на ношение оружия? — обратился к нему кто-то, едва он успел отойти. Человек, позвавший его, носил форму и значок. Особый род войск, определил Всадник.       — У тебя самого пистолет, — Всадник поднял брови. — Только странный. Сломал, да?       — Молодой человек, я полицейский, — нахмурился мужчина.        — Вы констебль?!       — Да, и я имею право носить оружие, а вы нет. Если не имеете разрешения.       — Разве не все носят оружие? — удивился Всадник. — А если враги? Пьяные драки? Война?       — Уймитесь, какая война? Отдайте оружие! — констебль протянул руку ко всаднику, стараясь выхватить их его ножен меч или топор.       — Не подходи ко мне! — рявкнул Всадник, выхватив меч. — Только тронь! Башку сниму!       — А! — констебль расхохотался. Вокруг них уже собиралась толпа любопытных. — Это вы, мистер Уокен! Простите, не признал! Интересно же вы в роль входите…       — Моя фамилия Каен, — прорычал Всадник.       — Хорошо, хорошо, — не стал спорить констебль. — Доброго дня, мистер Уокен. Развлекайтесь, — и он потерял ко Всаднику интерес.       — Так это Уокен? — оживился кто-то в толпе. — Точно Кристофер Уокен?       — Да вот, смотри! Одно лицо! Это Уокен, переодетый во Всадника.       — Ой, а можно автограф?       — А можно сфоткаться?       — Ну дайте автограф, пожалуйста!       Эти вопли Всадник слышал со всех сторон. Толпа, окружившая его, сжимала кольцо. Он не знал, кто такой был этот Уокен, но, похоже, тот был местной знаменитостью, и Всадник сделал вывод, что он на эту знаменитость очень даже похож. Он пытался объяснить, что его не за того приняли и он вовсе не Кристофер Уокен, но его никто не желал слушать. Только восклицали: «Ах, как вжился в роль!», и просили сделать картинку и дать какой-то автограф, не переставая наваливаться на него и сжимать кольцо. Всаднику от этого становилось всё больше и больше не по себе, и наконец он не выдержал:       — Брысь! — заорал он, размахивая оружием. Он не хотел никого убивать, он хотел напугать, безоружные же… Но пугать у него не очень-то получалось — люди наоборот ещё больше восторгались им и радостно верещали, глядя, как он метался и орал. Всадник зыркнул глазами и вдруг свистнул.       Раздался топот конских копыт, и верный чёрный конь промчался сквозь с визгом бросившуюся врассыпную толпу, унося с собой вскочившего в седло Всадника. Он мчался, как оголтелый, мечтая оказаться подальше от людей. Их слишком много для него одного.       Наконец он после долгой скачки опять остановился в каком-то парке, спешился и устало уселся на скамейку. Ему было душно, жарко, он весь вспотел в своей полуистлевшей форме. А ещё ему было непонятно и страшно — что это за время такое, где его приняли за другого и не желают ничего слушать, только набрасываются на него и чего-то требуют.       Тяжело дыша, Всадник повалился на эту лавочку и закрыл глаза. Лошадь слонялась рядом, периодически наклоняя огромную голову, начиная щипать траву и обкусывать листву деревьев. Слыша, как она топчется и шуршит, Всадник наконец смог найти покой и тишину. Всё ещё мучаясь от жажды, он хотя бы обрёл спокойствие.       Через какое-то время жара спала, подул лёгкий ветерок, небо нахмурилось, и стало прохладнее. Благодаря этому Всадник снова задремал, измученный жарой, гонкой под палящим солнцем в кожаной тёплой форме и доставаниями местных. Даже маленькие капли начинающегося дождя не потревожили его. Он спал, обхватив себя руками, спал безо всяких снов.       Разбудили его настойчивые толчки в плечо. Всадник с неохотой открыл глаза и медленно сел. Над ним склонился высокий мужчина с кудрявыми тёмными волосами и бородкой с проседью.       — Эй, — улыбнулся он. — Кристофер, ты чего здесь сидишь? Я тебя везде ищу!        — Я не… — начал было Всадник, но тут же осекся. Да, он не тот, за кого его принимают, но если же он решит выдать себя за него, то хуже ему точно не будет. Интуиция отчётливо твердила: «Не доказывай никому, что ты не какой-то Кристофер Уокен. Иначе тебя примут за сумасшедшего. А тебе это не надо».       Да и вообще, в том, чтобы быть Кристофером, одни плюсы: его не пытаются убить, у него перестали отнимать оружие, ему сошло с рук рычание — всем даже было весело… Он же может делать что хочет, и потом спокойно говорить, что он — Кристофер Уокен. Ему все простят, разве не так? Судя по всему, этот Кристофер — какая-то местная шишка. Может, чинуша? Нет, чинуш все ненавидят… Но он явно влиятельный, пользуется некоторой славой. А это Всадника вполне устраивало.       — Я гулял и заблудился, — обворожительно улыбнулся Всадник, блеснув заточенными зубами. — А потом решил, что лучше не разблуждаться и ещё погулять.       — И ты опять стащил костюм со съёмочной площадки? — с лёгкой укоризной рассмеялся мужчина. Всадник понял его через слово, но решил согласиться. — О, ещё я смотрю, коня где-то добыл? Ты ж не умеешь ездить на лошади!       Всадник развёл руками, мол, ну нет так нет.        — Пойдём, отвезу тебя домой, — незнакомец фыркнул. — И вернём лошадь туда, откуда взял.       — Лошадь поедет со мной! — заупрямился Всадник. — А то я не поеду.        Незнакомый мужчина расхохотался.       — Она не влезет в машину.       — Я поеду верхом, — Всадник поморщился. Опять какие-то слова, которые он первый раз слышал.       — Не выдумывай, Крис! Свалишься! Как для фильма так он боится, а тут… Давай коневозку вызовем просто, и всё?       — Ладно, — вздохнул Всадник, подошёл к лошади и шепнул на ухо: — Найди меня, малыш.       Он вытащил платок из внутреннего кармана, сунул его лошади между ремнями уздечки и поспешил вслед за незнакомцем.