***
Она просыпается на рассвете. Вздрагивает и открывает глаза, еще чувствуя, как горят на обратной стороне век отблески звезд. Черные звезды, срывающиеся с неба. Но ведь черных звезд не бывает. Это небо черное, а они белые. Так что это просто кошмар. Все приснившееся ей не больше, чем выдумка воспаленного разума. А внутри уже знакомо ноет и тянет. Это все потому, что сегодня что-то произойдет. Рэй выбирается из гамака, шлепает босыми ногами по остывшему за ночь жестяному полу, шипит и ругается сама на себя, потому что пора завести меховые тапки для таких случаев, и выбирается наружу. Ей просто почему-то не хочется оставаться внутри. Как будто она до сих пор не проснулась. Снаружи еще совсем темно. Синее небо, все усыпанное звездами, и только на кромке востока розовеет тонкая полоса. До рассвета добрых полтора часа, а она уже на ногах. Но затем она понимает, что ее подняло посреди ночи. Над ее убежищем, так удачно замаскированным под обломок спасательной капсулы какого-то корабля, проносится здоровенная тень. Куда больше птицы. Это истребитель, и, когда он разрезает воздух, кажется, что даже песок дрожит под ногами, оплывая. Откуда он здесь в такое время? За ним следует еще один, и еще. Они следуют друг за другом, словно хищники, устремившиеся к жертве. И летят они куда-то в сторону Ниджимы. — Что за…? — Рэй чуть не вываливается наружу, балансируя на пороге в самой тени, чтобы ее не обнаружили. И хотя сделать это в ночи практически невозможно, она не станет рисковать. Потому что точно знает, сегодня что-то произойдет. И это связано с неизвестными кораблями, направляющимися к Ниджиме. Что-то нехорошее. — Я не должна этого делать, да? — она говорит сама с собой, лихорадочно одеваясь. Ей бы закопаться в песок, как это делают сарлакки, и залечь на самое дно. Дня на три, как минимум, надеясь, что никто не станет искать ее. А она перебьется и на четверти пайка в день. Если придется, то поголодает и неделю. Не в первый раз же. Только ее тянет следом за черными истребителями. Буквально трясет за шиворот и вынуждает идти. — А-а-а, Тьма меня задери, — Рэй натягивает ботинки и берется за посох, вынимая его из петель. Голова просто взрывается от боли. Правый висок словно дырявый насквозь, обугленный, и до него больно дотрагиваться. — Ауч! — перед глазами вспыхивает что-то черное, заполняет собой кругозор, и руки сами собой промахиваются мимо посоха, оставляя его висеть на петлях, и берутся за старый бластер. Почему так, Рэй не знает. Но, наверное, оружие ей понадобится. У Ниджимы она оказывается на рассвете. Позади алеет песок, напоминая лужу крови, а впереди занимается пожар. Только он настоящий. Пахнет паленым мясом, железом и болью. А у кантины, возле самого входа стоят, окружив кого-то или что-то, отсюда Рэй не разобрать, черные пришельцы в плащах. Они не похожи на обычных завсегдатаев Платта. Они вообще не похожи ни на кого, и на черных шлемах танцуют нестерпимо яркие блики, заставляющие Рэй прикрывать глаза рукой и жаться поближе к земле. Потому что ей страшно. И даже заряженный бластер в руке не спасает. Рэй ныряет вниз и налево, крадется вдоль длинной трубы, по которой должна течь вода в дневное время. Держится тише сарлакков в засаде, подбираясь все ближе. У пришельцев даже голоса нечеловеческие. Холодные, резкие, металлические, запрятанные под вокодеры. Их глава, стоящий поодаль, смотрит куда-то вдаль, пока его стая разрывает на части то, что когда-то было Ункаром Платтом. Он водит головой из стороны в сторону, как будто ищет что-то, но не может уцепиться. Или словно нюхает воздух в поисках новой жертвы. А еще он высоченный, голова на уровне крыши догорающего дома, и его плащ заляпан кровью. — Вы нашли ее? — Нет, магистр. Мы обыскали весь пост. Никого похожего на ту девчонку тут нет. Они говорят о какой-то девчонке, и Рэй невольно хмурится. Здесь только старики и мужчины. Ну и пара шлюх, только они совсем даже не девчонки, возраст совсем не подходящий. И то, не каждую неделю бывают. Тогда кого они все ищут? Солнце занимается над горящей Ниджимой, и ей больше не нырнуть в тени, не укрыться в полумраке. И место ее теперь еще опаснее, чем открытая песчаная равнина. Надо срочно бежать отсюда. Только куда? Она отшатывается и обходит мертвеца стороной. Сама не знает почему, но ей чудится, что он вот-вот ухватит за ногу и не пустит дальше. Выдаст ее своим хрипом и стонами. Но тот молчит. Скалится в небо острыми окровавленными забрачьими зубами в последней ухмылке. Как будто… это все уже было. Ее выдает ее тень. Рэй не успевает скользнуть в сторону, как ее хватают за горло. Сзади. Тяжелая рука опускается на шею и давит, сжимает так, что воздух заканчивается, а перед глазами плывут мошки. — Нет-нет-нет… — она пытается обернуться, руками снять с себя чужую хватку, пока ее тащат по песку, словно легкую добычу. Горло саднит и дерет от пыли, а потом путешествие заканчивается. Рука отпускает ее, толкает в окровавленную землю лицом, а на спину обрушивается чужой сапог, не давая встать. — Лежи, — слышится гулкий, металлический рык. — Иначе умрешь. Все внутри просто выворачивает наизнанку от осознания того, что все плохо, все очень плохо, и сейчас ей придет конец, и Рэй все же приподнимает голову. — Магистр, я нашел одну. Возможно, это она… Мужчина, взявший ее в плен, машет своему предводителю, и когда тот поворачивается в ее сторону, на мгновение Рэй понимает, что где-то его видела. Она помнит это. А потом в висок прилетает кулак, утягивая ее во тьму.***
Она просыпается на рассвете, свернувшись в клубок. Все тело ломит, будто она спала не в своем гамаке, а висела как минимум вверх тормашками. Или будто ее протащили по всем дюнам вплоть до самого поста. — Ауч, как же больно, — Рэй кривится и моргает, наощупь пытаясь оценить масштаб повреждений. Сбоку, на виске, просто здоровенный ушиб, будто кулаком засадили, только… Этого не было. Этого не могло быть. А вот синяк есть. Такой сильный, что в правом глазу прожилки лопнули, превратив ее в жуткое подобие человека. Рэй подрывается на ноги, скидывая с ног покрывало. Неужели она снова ходила во сне? Раньше, еще в самом раннем детстве, с ней это случалось. Она умудрялась вставать, а затем идти куда глаза глядят, пока ее не ловили и не будили. Ниджима довольно многолюдная, так что за пределы поста ее ни разу не выпустили, но после одного, своего последнего путешествия Рэй начала привязывать себя к гамаку за руку или за ногу. Потому что страшнее смерти в пустыне только смерть от рук какого-нибудь извращенца, бродящего по ночам в поисках чего-нибудь особенного. Неужели это повторилось снова? Она тщательно осматривает одежду и подошвы ботинок. На них налипло что-то грязное, темное, вязкое. И это вовсе не песок. А самая настоящая кровь. Снаружи занимается кровавая заря. Такая яркая, насыщенная, что под ложечкой сосет от ощущения того, будто что-то должно случиться. Чего? Что еще случится, если ей и так уже досталось. Голова до сих пор гудит, и Рэй возвращается обратно в свою капсулу. Задраивает дверь накрепко, как при буре, хоть снаружи даже слабого ветерка нет, и прячется в дальнем, темном углу. Ей просто почему-то страшно. Так страшно, что она ни за что не выйдет наружу. Когда ты не делаешь ничего, а сегодня она занята именно этим — ничем, время тянется слишком медленно. Наверное, в какой-то момент оно даже пропадает, как теряются самые ненужные вещи, о которых никто не помнит, и Рэй засыпает. Ей снятся черные звезды. Две здоровенные черные звезды, прожигающие насквозь. Они зовут ее к себе, как если бы она была частью их. Они разгораются все ярче и все темнее, поглощая все остальное, и скоро во сне не остается ничего. Кроме этих звезд, которые безумно напоминают ей чьи-то глаза.***
Рэй просыпается на рассвете. Дергается от неожиданности, падая из гамака на жестяной пол, и сдавленно шипит от боли. Вроде все живо, цело и в полном порядке. Она судорожно дотрагивается до правого виска, потому что ей почему-то кажется, что там будет дыра или синяк. Но там ничего нет. Просто висок, обычная кожа, и даже ни намека на царапину. И это не менее странно. — Я не сплю, я точно не сплю, — Рэй проверяет, на месте ли посох, и он как обычно висит на петлях на стене, а ботинки чистые, и никаких пятен на подошвах нет. А значит, все это просто сон. Глупый кошмар, которого она больше не помнит. Хотя есть только один способ проверить. Ей нужно в Ниджиму. До поста Рэй добирается за рекордные минут десять вместо обычных полчаса. Наверное, потому что гонит так, что пыль забивается даже под тряпки и маску. В ушах ревет воздух, и вздохнуть сложно от напора ветра, но кое-как Рэй справляется. Оставляет спидер наверху, на дюне, а сама осторожно спускается вниз, к домам, вспоминая, как проделывала это совсем недавно. Она была здесь. Песок давным-давно занес все следы, если они там и были, но почему-то ощущение того, что все было совсем реальным, не пропадает. Даже тогда, когда Рэй пялится на Ункара Платта, взирающего на нее из-за своей стойки. — Ну и что ты мне принесла сегодня? — он не любит ждать этих никчемных людей, которые вечно копошатся и тормозят. А Рэй просто смотрит на него, открыв рот, не понимая, как он может быть живым, если она видела его куски, разбросанные по песку. — Н-ничего, — выдавливает она наконец из себя, все еще не понимая, где закончился сон, если он был таким настоящим. — Ну тогда не занимай очередь, — ее отталкивает какой-то забрак, довольно агрессивно скалясь зубами, и это тоже выглядит совсем знакомо. — Проваливай! Рэй уходит, старательно огибая знакомого «мертвеца» так, чтобы даже не коснуться ненароком. Сейчас ей хочется очутиться как можно подальше отсюда. Вместо привычной работы она заваливается в бар, сейчас там все равно пусто и тихо, ни души, и сидит за кружкой какого-то пойла, однако спокойствие, обещанное барменшей, так и не снисходит. Только зубы клацают по стеклу кружки. — Проблемы? — наверное, даже в этом тусклом свете можно заметить, как Рэй вся побледнела. — Нет. Не знаю, — признается Рэй барменше. — У вас когда-нибудь бывало, что приснился сон, а затем он никак не закончится. Или не начнется. — Здесь никому сны не снятся, девочка. Неправильное это место для снов, — то ли скучно старой женщине кружки протирать по двадцатому кругу, то ли вообще больше нечего делать, но она наклоняется над стойкой и словно по секрету шепчет, будто их кто-то услышать может: — Лучше забудь обо всем, что было. Не вспоминай никогда и ни за что. — Или? — пойло горькое и мутное, ее сейчас стошнит, так что Рэй отставляет кружку подальше. — Или они вернутся. — Кто вернется? — тошнота усиливается, а заодно появляется тупая боль в голове. Так бывает, когда хочешь вспомнить, отчаянно, изо всех сил, но оно ускользает. — Те, кто ходят по снам, — глаза барменши подозрительно блестят, и на мгновение Рэй кажется, что та пьяна, или с ней что-то не так, только вот потом понимает, что не тянет от той никакой выпивкой. Зато тянет животным страхом. — Они… они носят черные маски. И черные одежды, — выпаливает Рэй, забывая о том, что должна была шептать. Да и кому подслушивать? Во всем баре кроме них лишь парочка завсегдатаев-пьяниц, и то еще не проснувшихся. — Мне кажется, я видела их. — Забудь о них. Иначе они придут обратно. — Зачем? — спрашивает Рэй, хотя сама прекрасно знает ответ. Они ищут кого-то. Они ищут ее.***
Она просыпается на рассвете. Свернувшись в гамаке в клубок и клацая зубами от холода, потому что за ночь покрывало сползло на пол, оставив ее мерзнуть. Рэй садится в гамаке, непонимающим взглядом обводя свой дом. Все дело в том, что она засыпала не тут. А в Ниджиме. На втором этаже борделя, заплатив за ночь барменше своей четвертью сегодняшнего пайка. И привязавшись веревкой к кровати для надежности. Но она тут каким-то непостижимым образом, а внутренности просто крутит от осознания того, что что-то вот-вот случится. Что-то очень неправильное. Или же оно уже случилось. А затем над домом слышен гул пролетающих один за другим истребителей. Они вернулись. В этот раз она подбирается к посту с другой, подветренной стороны. За несколько минут вся одежда пропитывается запахом гари и крови, а лицо темнеет от копоти, но зато в этот раз ее не схватят за ногу. Истребители открываются, и из них высыпает очередная порция белых солдат, таких чистых и ярких, что броня на солнце так и слепит. Часть их направляется вглубь Ниджимы, а вторая туда, где она пряталась в прошлый раз. Или прошлые разы, сейчас Рэй этого не помнит толком. Просто уверена, что это уже было. — Найдите мне девчонку, — несется откуда-то из-за поломанных палаток знакомый голос. — Она должна быть где-то неподалеку. Я чувствую ее. Черные охотники за головами разбредаются по Ниджиме, и следом за ними льется кровь и слышатся крики боли. Что до Рей, то она остается наедине с их лидером, магистром, как его назвал мужчина из сна. Наблюдает, как тот медленно ворочает головой из стороны в сторону, словно прислушивается или принюхивается. Бластер, кажется, раскалился, до того Рэй в него вцепилась, не отнять. Да и если подумать, она аккуратно вскидывает его и целится сквозь визор, у нее будет шанс всего на один выстрел. И лучше, если она попадет. — Бум! — шепчет Рэй себе под нос и стреляет.***
Она просыпается снова. Всего несколько секунд тому она целилась в мужчину, а сейчас она тут, в кромешной темноте, в абсолютно незнакомом месте, и руки надежно примотаны к железякам, распяв ее. — Эй! — шепчет Рэй в темноту. Сначала тихо, а затем набирает в грудь воздух и снова кричит. — Эй! Сукин ты сын, я не знаю, что ты со мной сделал, но я тебя не боюсь! На самом деле она боится. Ровно настолько, чтобы глядеть прямо в глаза опасности, когда свет внутри пустого помещения вспыхивает разноцветными огнями. — Тебе и не нужно меня бояться, — говорит с ней уже знакомый металлический голос. Он появляется где-то позади Рэй, скользит вдоль стен, следуя за хозяином. — Ну, здравствуй, Рэй, — этот мужчина в маске, уставившийся на нее с каким-то странным датападом в руках, тот самый, в кого она стреляла. А еще он знает ее имя. — Я убила тебя, — Рэй может поклясться, что помнит, как выстрелила ему в шею, чуть ниже шлема, чтобы наверняка. — Я должна была попасть в тебя. — Сюда? — он отворачивает ткань ворота, но там ни следа. Чистая белая кожа, явно не знавшая света. — Как видишь, тут ничего нет. — Но это невозможно! — Нет. Ты просто не можешь причинить мне вред. Видишь ли, Рэй, для тебя я не меньше, чем бог. А люди не могут убить своих богов. — Но могут забыть, — шепчет она пораженная, потому что разгадка на самом деле была под носом. — Правильно, забыть. В этом и есть весь смысл. Вы не должны были помнить о том, что мы существуем. Ты должна была спать. Он снимает шлем, открывая белое узкое лицо с неправильными, крупными чертами. Лицо, которое кажется ей даже больше, чем просто смутно знакомым. Это его глаза она запомнила, только разум заменил их на звезды. Острые, колкие, и холодно-черные. — Но ты почему-то не забыла. А теперь мне интересно, почему? — у него холодные руки, и когда они прикасаются к ее щеке, проходятся по коже тыльной стороной ладони, оставляя подобие ласки, Рэй вздрагивает. Она не может отвернуться, потому что тогда покажет, насколько ей страшно. Но глядеть в его глаза у нее нет сил. Вот поэтому она и смотрит ему на шею. Туда, где белеет кусочек кожи, которую она так и не смогла поразить выстрелом. — Я создал их всех тупыми и покорными. А ты… что не дает тебе забыться? Смерть — хочется сказать ей. Я умирала столько раз, что ты и представить себе не можешь, каково это. Боль, безысходность — приходит ей на ум. — Твои глаза, — вот, что она отвечает, потому что это правда. Даже сейчас, когда он глядит на нее с раздраженным недоумением, его глаза напоминают звезды. Путеводные черные искры, способные вытащить из кошмара повторения и дать возможность сделать все по-другому. Он вздыхает и принимается набирать что-то на планшете. Рассерженно тыкает по вспыхивающей поверхности, с каждой секундой делаясь все более мрачным. А затем откладывает его в сторону, и поворачивается к Рэй. — Ну и что, вот что мне с тобой делать? А? Она смотрит на него так, как, наверное, кто-то смотрел бы на бога. Не с восторгом, не с упоением. Просто пытается запомнить его всего, каждую черточку, каждую морщинку в уголках уставших темных глаз. Потому что это то, что не даст ей снова рухнуть в бесконечный кошмар на Джакку, где каждый день точь-в-точь как предыдущий. Это ее единственная путеводная нить наружу, из петли времени. — Просто не дай мне забыть, — просит Рэй. Не дай мне забыть тебя, но это он и так поймет. Ведь это он ее создатель.***
Она просыпается на рассвете. Вздыхает, на мгновение прикрыв глаза, потому что хочет вернуть себе сон, хотя бы мимолетные его остатки, а затем встает и шлепает босыми ногами по холодному полу. Открывает дверь настежь и смотрит вверх, в синее небо, с которого сыплются черные, холодные звезды. На самом деле они должны быть совсем другими, ярко-белыми, крохотными. Только вот она помнит их другими. Она все помнит.