***
Раньше здесь хранились гермо-контейнеры с питательными белками, помещение небольшое, но дверь не была повреждена в бойне. И внутри совершенно пусто, если не считать несколько пустых контейнеров, лежащих в дальнем углу, покрытых тонким слоем пыли — кажется, дела в Ач-То шли совсем из рук вон плохо. Но сейчас это и к лучшему. Сперва Кайло натаскивает туда уцелевшие матрацы, пять штук лучше, чем один, особенно если учитывать его размеры, и тонкость этих самых матрацев. Следом контейнеры с водой и несколько сухпайков. И, хотя Кайло отвык от подобной дряни, сейчас он уминает один с такой резвостью, что чуть не откусывает себе пальцы. — Ладно, — съев все до последней крошки, Кайло хлопает себя по кисти. — Давай, Рей, на выход, — здесь безопасно, так что она может перестать укрывать его и немного побыть собой. Насколько это вообще возможно — из всех химер, известных Кайло, она одна единственная, принявшая человеческую форму. Рей жалобно стрекочет, наверняка ругается на него, но после пары щипков неохотно сползает с тела, собираясь воедино рядом. На ее руках снова не хватает пальцев, хоть в этот раз она не жертвует собой, чтобы защищать его. Все дело в яде другой химеры — теперь ей придется долго восстанавливаться, но это хотя бы не смертельно. В таких дозах. — Тебе больно? — Кайло касается обрывков ладони, где не хватает четырех пальцев, и она недовольно шипит и горбится. — Я смогу это исправить. Мы найдем медотсек, и я все поправлю, хорошо? — это не ее вина, что ему хочется видеть в Рей человека. И обращаться с ним так же. Тем более, что ей действительно больно, даже идиот вроде него поймет. — Иди ко мне, — здесь тихо и спокойно, безопасно, и наконец он может расслабиться. Прижать Рей к себе, не давая вырваться, хоть именно это ей так и хочется, и усадить рядом с собой на матрацах. Закрыть глаза и на пару минут представить себе, что все хорошо. Все, как раньше.***
Она пробирается через толпу, слишком заметная, как бы ни пряталась — Рей выдает ее одежда, выдает походка и даже то, как она улыбается ему. Заговорщически, будто задумала что-то ужасное-ужасное. — Привет, — она останавливается рядом, а затем — у Бена уходит целая вечность мгновения, чтобы научиться дышать заново — поднимается на цыпочки, и ее дыхание щекочет ухо. — Ты со мной? Его убьют, если не застанут на рабочем месте, тот факт, что это колония его матери, ничего не меняет, он такой же, как и остальные. Ее... вряд ли. Она ведь гостья. И то, что она предлагает, почти смертельно для любого другого — выбраться наверх, чтобы полюбоваться перевернутой радугой, обычное явление для нового мира. А для него смертельно дышать рядом с Рей, потому что она словно яд, дурманный и сладкий, убивающий наповал. Яд, который нельзя побороть, потому что он проникает в кровь и добирается до мозгов за секунды, напрочь отключая самосохранение. Так что да, он с нею. Куда угодно. Когда угодно. — Они не будут волноваться? — ее тонкие пальцы обхватывают его ладонь, переплетаясь, и от этого ноги подкашиваются, но Бен старательно мотает головой. — Неа, — его голос звучит жалко. Слабо. — Кому я нужен... — Всем, — Рей улыбается снова, а затем подмигивает. — И мне. Только давай не через третий выход, там сегодня можно встретить моих. А они точно не выпустят нас наружу. Она сказала "мне"? Этого достаточно, чтобы снова забыть, как дышать. Хорошо, что это вовсе даже не обязательно. Кому вообще нужно это дыхание, когда рядом девушка твоей мечты, держит тебя за руку и зовет смотреть на перевернутую радугу?! Этот мир уже переступил черту, за которой он даже и миром не считается, так, конец света, но они ведь живы... — Ого... — даже мешковатый защитный костюм не может спрятать ее красоту. Рей забирается выше и выше, на самую верхотуру вышки, и запрокидывает голову, тянясь вверх, пальцами ловя растекшуюся по небу перевернутую радугу. — Видишь? Маз говорит, это все из-за сбившихся магнитных полей. И радиации. Но, правда, ведь красиво? Земля внизу выжжена ядерными ударами, поросла синей травой, не только непригодной для еды, ядовитой для людей, но небу нипочем. Даже без воздуха, которым можно дышать, это все еще небо, синее, бескрайнее, залитое красками радуги. — Я бы хотела быть небом, — дыхание остается на маске тонким слоем, не дающим видеть ее лицо. — Свободной. Частью мира, но не землей. Не травой, не водой. Это лучшая часть смерти, да? Быть свободной...***
В темноте сложно понять, где он, когда он. И где Рей. Последнее отдается тревожным звоном в ушах — Кайло старательно шарит руками по постели, где он заснул в обнимку с ней, но сейчас Рей здесь нет. — Рей? — он нашел несколько фонариков, из тех, что работали на солнечных батарейках, и бледно-синий тусклый луч истошно метается из одного угла их небольшого убежища в другой. — Рей! Она оставила его тут, в безопасности, но, если он рискнет выйти наружу... Она не человек, она не могла бы понять, что он обязательно выйдет. За нею. — Рей! — Кайло задерживает дыхание, пока легкие не лопаются, а в ушах не начинает звенеть, и рывком открывает дверь. Там тоже темно, и он быстро несется по коридорам, перебираясь через завалы, обходя черные лужицы, заглядывая то в одну комнатушку, то в другую, но везде пусто. Тихо. Только где-то вдали слышится приглушенный плач. — Рей! — он забывает о воздухе в груди. О том, что его не так уж и много, следовало бы сберечь. А он тратит бездумно на крик. В бледно-синем свете фонарика она выглядит точно тень, раскачивающаяся над одной из черных луж, усеявших пол. Жалобно всхлипывающая, вонзающая свои пальцы в блестящую жижу раз за разом. — Нет, не надо... Рей, пожалуйста, не надо... — то, что она делает, понятно не сразу. Убивает себя? Она ведь химера, пусть и не истинная, ее тело способно поглотить любое вещество, воду, камень, даже яд чужой химеры. — Рей!... — он должен защищать ее, от всего. Но это делает она. Мозг, перенасыщенный слишком чистым воздухом, отключается на полпути.***
Сперва они восстанавливают солнечные батареи. Затем дрона, заменяющего пока что всю сигнальную систему, и все равно Кайло не отпускает его далеко за пределы колонии. Если заметят, Сноук придет за ними. Медотсек — у Рей пока что нет пальцев вообще. Если попытаться сравнивать ее организм с человеческим, она все равно что отрезала себе обе руки, выжгла ядом, и восстанавливаются они ужасно медленно. Даже с черными гусеницами, которых Рей ест с удовольствием, Кайло она их тоже пыталась скормить снова, но ему кое-как удалось отбиться. У них есть вода и еда... А потом Кайло натыкается на личное хранилище Люка. Совершенно случайно — да это не то, чтобы что-то ужасно важное, просто здоровые стеллажи с датападами. И голокронами. Ему следует уйти отсюда прямо сейчас, вернуться к Рей, страдающей от безделья в медотсеке, пока потихоньку отрастают ее пальцы, заняться чем-то ужасно важным, например, починкой гермозатворов, но Кайло не может. Он берет один из голокронов, наугад, стискивая его в ладони, ищет указательным пальцем нужную выемку, и пирамидка начинает мягко сиять, загружая в пустое пространство одну из записей. Там Люк. И Рей — не та, что химера, другая. Живая. Большую часть записи она молчит, помогая Люку с экспериментом. Они собирались выращивать устойчивую к ядам пшеницу, и это у них точно не вышло бы, потому что Кайло тоже пробовал в своей лаборатории. Но сейчас ему плевать на кукурузу, на Люка и на качество записи голокрона. Эта Рей так близко, протяни руку и коснешься, и, господи, как же он по ней скучал... Стук в дверь приводит его в чувство. Щеки мокрые от слез, голокрон перегрелся от перемотки записи — снова, и снова, и снова... Ее задумчивое лицо, прикушенная губа, родинка на подбородке. Стук повторяется, и следом осторожное царапанье. Химера. Не человек. — Уходи, Рей, — Кайло даже не оборачивается, сейчас он не в силах оторвать взгляда от тонкой фигурки, склонившейся над столом с пробирками. — Пожалуйста, уходи. Никто не заслуживает подобного обращения, но по-другому Кайло не может. Не сейчас.***
Там столько голокронов, и многие из них посвящены ей. Тот, кто делал эти записи, любил ее, очень сильно. — Дэмерон, иди сюда, — она втаскивает его, невидимого возлюбленного, в круг света, — видишь? Кажется, мне удалось. Нужно позвать Люка, он с ума сойдет от счастья. Это обычный парень, самый обычный, невысокий, такой же смуглый, как и Рей, с вьющимися кудрями, в нем нет ничего особенного, что могло бы заставить ее так смотреть на него, но это же голокрон, а голокроны не лгут. Он появляется чаще и чаще, есть запись, где они просто танцуют, прижавшись друг к другу в кольце света среди других пар, и этот голокрон Кайло выбрасывает одним из первых. Туда же — в груду мусора — следуют и другие, почти все, потому что любви не нужны слова. Она любила его — после их с Кайло расставания она полюбила другого, она смогла. Каким-то образом у нее ведь получилось, тогда почему не вышло у него? Рано или поздно на месте каждого поля вырастает лес. Синий, тянущийся к самим небесам, в погоне за свободой. И девочка, в которую он был так безумно влюблен, что не мог дышать, она тоже должна уйти. Потому что она хотела этого, заглядывая вверх, на перевернутую радугу — она хотела стать свободной.***
Он просыпается там же, где и уснул — в кабинете Люка, окруженный голокронами, разбросанными по полу. Последний, зажатый в его ладони, все еще играет одну и ту же запись, это Рей, и она улыбается. Улыбается, как никто другой не умел, заговорщически, словно у них есть общий секрет. Ее губы двигаются, складываются в слова, которые он теперь никогда не услышит. И этого, пожалуй, хватит. Кайло поднимается, шатаясь — воздух все еще пьянит, отравляет своей чистотой, но куда меньше, когда привыкаешь — и бросает голокрон, а затем наступает на него, пока тот не хрустит, рассыпаясь в стеклянную крошку, и образ Рей пропадает. Теперь насовсем. Ему нужно... ему нужно заботиться о другой Рей. Починить щиты, засадить подземное поле пшеницей, пойти и убить Сноука... Если подумать, на свете полно вещей, о которых ему нужно позаботиться. Вместо того, чтобы сидеть и убиваться о том, чего больше нет. Что не было его никогда. — Рей? — жаль, он не может дать ей новое имя. Она не поймет, она ведь нечеловек. В медотсеке светло, ее черная, переливающаяся всполохами фигурка, обращенная к Кайло спиной, шевелит поврежденными руками, словно разглядывая их. — Все в порядке? — конечно, нет. Она не успокоилась, пока не уничтожила все ядовитые лужи внутри колонии, чтобы эта дрянь не навредила Кайло. Каким чудом это не убило ее, он так и не понял. — Рей? Она все смотрит на свои руки, и теперь он тоже видит это — чернота, облепленная белесыми хлопьями пятен. Яд или... Это кожа, обычная человеческая кожа, наросшая поверх черноты, усеянная золотыми крапинками веснушек. — Рей?! Она оборачивается, резко, испуганно, и ее лицо — проступившая сквозь черноту смуглость, обретшая черты с голокронов — кривится от напряжения. — Кайло-о-о, — выдыхает она, выговаривая каждый звук, и словно музыка или шепот синей травы они собираются воедино, в его имя.