Однажды у моря

— Эй, ДжонДе, снова допоздна сегодня? Тощий, бледный, угловатый паренек кивает администратору и возвращается к последнему столу с письмами и посылками, которые надо рассортировать. Бумага и чернила. Чернила и бумага. Буквы, буквы, буквы. Парень набирает в кулере кипятка и разбавляет кофе. Еще пару часов работы и можно закрывать почтовое отделение. Работу можно делать спокойно и размеренно, он никуда не торопится. Время всего семь вечера, дедушка скорее всего еще не вернулся из бара, а то и вовсе всё ещё в море. Дома слишком тихо и одиноко. А на почте есть служебный компьютер, который на самом деле мало интересует парня. Шепчущее что-то в полтона радио — он не слушает — оно просто разбавляет тишину. Главное — это письма. Чёрным по белому. Буквы, слова, послания. ДжонДе всегда с интересом рассматривает почерки на конвертах, прыгающие, косые, вытянутые, каллиграфические. Каждый уникален. ДжонДе никогда не читал чужих писем, боже упаси. Но ему всегда нравилось воображать, придумать, размышлять о том, что люди могут писать друг другу. Какие чувства передавать чернилами на бумаге. Дедушка говорит, что сейчас кругом «роботы» и «поганая электроника», но ДжонДе каждый день видит огромные сумки с письмами и знает — дедушка не прав. Перебирая последние десять конвертов, парень грустно улыбается. Когда он только начал работать здесь, он глупо надеялся когда-нибудь, хоть раз, на одном из конвертов увидеть своё имя, выведенное красивым знакомым почерком. ДжонДе на почте уже около четырех лет, человек, от которого ожидалось письмо снова в городе. Но это уже, наверное, не важно. Его всегда считали странным, ведь он помнил почерк каждого учителя и одноклассника, помнил о них любимые мелочи, хоть с ним практически никто не общался. «Ким ДжонДе мерзкий! Он всегда подслушивает!». Он просто слышал и запоминал всё, что происходило вокруг. Автоматически и досконально. А еще был слишком честным и наивным и иногда упоминал то, что слышал. Оттуда и странная репутация. Так что у него вряд ли нашёлся бы хоть кто-то, кто написал бы ему письмо. Парень быстро проходит мимо зеркала в сторону окна, чтобы проветрить помещение перед закрытием. Смотреть на слишком бледное, костлявое и патлатое отражение не хочется. ДжонДе широко распахивает окно и вдыхает свежий морской воздух. Такой родной, солёный. Робкая кошачья улыбка мелькает на печальном лице с точёными скулами. Ким ДжонДе, двадцать три года, почтовый работник. Живет с «психованным дедом» и всем ясно, что «яблочко от яблони». И Ким ДжунМён, который был надеждой всей школы, умница и активист, способный исправить почти всё только своим появлением, смотрит на него через стекло, которым отгорожена рабочая зона работников почты от посетителей. Смотрит и улыбается почти безумно, потому что узнал, узнал! — Четыре с половиной года от тебя была только тишина, — вместо приветствия говорит он, с долей удовольствия подмечая, как испуганно замирает старый знакомый у окна. — Обоюдная, — еле слышно шепчет ДжонДе себе под нос во все глаза глядя на вошедшего. — Я словно призрака вижу, чёрт. ДжонДе чувствует себя по меньшей мере глупо, потому что всё, что он сейчас может — это открывать и закрывать рот, словно рыба на суше. Хлопать глупо глазами, и всматриваться в чужое лицо, отмечая малейшие изменения. От когда-то знакомого мальчишки остались всё такие же серьезные, но улыбающиеся глаза и знакомая улыбка. Однако, стоял перед ДжонДе уже далеко не мальчик. Сотрудник почты сжимает ручку, да с такой силой, что колпачок отваливается. Он понятия не имеет, что сказать тому, о ком думал так часто. Хочется сказать столько всего и в то же время… Нечего. У ДжонДе всё по-старому, словно время в этом городе остановилось. Словно жизнь ДжонДе замерла ровно в тот момент, когда ДжунМён уехал. И с тех пор ничего не изменилось. Ничего? — Мой номер до сих пор тот же, — негромко говорит ДжунМён, чувствуя, как тянет внутри от этой неожиданной встречи. Он не в силах обвинить, что друг так и не позвонил ни разу, но есть ещё один вопрос, который так тревожит. — Почему ты бегал от ДжонИна, когда он пытался поговорить с тобой? Я ему кучу посланий передал для тебя — боялся почтой пользоваться, чтоб не потерялось ничего. А оно оказалось вон как — надо было писать, — почти с горечью. — Но всё же… Почему бегал? — Я не пони… — ДжонДе осознаёт, что каша в его голове становится всё более непонятной. Почему он бегал от ДжонИна? Действительно, почему? ДжонДе помнит, что причина была. Это была важная причина. Но какая? ДжонДе копается в глубинах памяти выискивая то самое, о чем думать не хотелось. Что послужило причиной? ДжунМён уехал, и ДжонДе остался наедине со строгим дедом. Всё было как обычно, разве что школу заменила почта. ДжонДе знал, что где-то там, в столице, Мён трудится на благо семьи. И ДжонДе прекрасно понимал, что нет ничего важнее этого, не должно быть. Даже то, что ДжонДе остался один. Один? То есть с дедушкой, который сутками пропадает на рыбалке. Значит, причина была лишь в том, что… — Я не хотел беспокоить тебя. Мне казалось, что отвлекаться на меня — не лучшая идея. Каша в голове перестаёт кипеть и остаётся только мысли на поверхности — Мён думал о нём. Он помнил его. ДжонДе поднимает взгляд, смотрит через пыльное стекло широко раскрытыми глазами и боится верить. — Бандероль на имя Ким ДжунМёна, пришла сегодня утром, — неожиданно с прохладцей говорит Мён и хмурит брови. — Прошу прощения, что пришел перед самым закрытием, — приятное волнение от встречи исчезает, уступая место негодованию. Но ни пары с уст — не в правилах ДжунМёна говорить гадости. ДжонДе спохватывается, так как осталось как раз коробка и пластиковый пакет, к которым он ещё не притронулся. ДжонДе подскакивает и разворачивается слишком резко. Нога запинается о вторую ногу, и парень не совсем понимает, что происходит, когда пол начинает приближаться всё ближе и ближе. С грохотом ДжонДе встречает пыльный пол. Он ойкает, глаза слегка слезятся, и парень видит прямо перед собой нужный пакет с заветным именем. Из-за стола сначала появляется рука с бандеролью, которая машет Мёну, с радостным «Она тут!», а потом с пола поднимается красный, как рак, Ким ДжонДе. «Ты ужасен», — проклинает себя почтовый работник, — «ты самое неповоротливое существо на планете, иди на пляж и утопись, когда Криса там не будет». — Ваша бандероль, — выдыхает ДжонДе тихо, стараясь смотреть исключительно на свои руки. ДжунМён понимает, что это конец. Конец его терпению, выдержке и понятиям правил приличия. Он начинает хохотать, громко так и заливисто, буквально за десять секунд доходя до кондиции, когда вот-вот от смеха слёзы должны потечь, а вид изумлённого ДжонДе только подливает масла в огонь. — Хорошо, ты прощён! Но не делай так больше, чёрт возьми! — отдышавшись, говорит ДжунМён, когда в голосе ещё слышны смешинки, но их можно контролировать. — Нам по двадцать три, а ты до сих пор ведешь себя, как нашкодивший щенок! — и снова сдавленный смешок. ДжонДе конкретно так залипает на смеющемся Мёне и думает, что, наверное, он не прочь упасть ещё раз, если друг продолжит смеяться так знакомо и тепло. ДжонДе позволяет себе улыбнуться. Смущённо чешет затылок и тихонько ворчит себе под нос про свою же неуклюжесть. Он чувствует будто постепенно возвращается к тому себе, каким был ещё в школе. Как будто у ДжунМёна всё это время был ключ от комнаты, в которой ДжонДе запер себя. И внезапно ДжонДе очень хочется сказать то, что совсем не вяжется с его стеснительностью. — Я очень… — звон дверных колокольчиков отвлекает его и последнее слово он произносит почти не слышно, — …скучал. БекХён? -Я не вовремя? Мне казалось ты заканчиваешь в это время, — на почту заваливается Бён БекХён с охапкой луговых цветов. И парень думает, что выглядит, как последний идиот, но цветы были уж слишком милые, и ему очень захотелось разбросать их по своей новой комнате, которую Джонде любезно предоставил ему в своём доме. Варварство? Да, наверное, но на лугу их полно, жалко, что ли? БекХён замирает и переводит взгляд на покрывшегося красными пятнами ДжонДе, а потом на незнакомого парня, глядя на которого приходит только нарицательное имя про «сына маминой подруги». БекХён топчется на месте и вообще не знает, что ему стоит сказать или не сказать, хочется схватить ДжонДе в охапку и утащить, потому что незнакомец явно смущает и без того загнанного парня. — Ким ДжунМён, друг ДжонДе со школьной скамьи, — вежливо улыбается ДжунМён и протягивает руку для новоприбывшего. Отчего-то он начинает понимать ДжонИна, который едва не прибил ЧанЁля сегодня утром сковородкой. — Вы его тоже друг? — о, сколько усилий стоит, не закончить фразу «или бойфренд?», потому что ДжонДе уже нежно-малинового цвета, и непонятно, что является причиной его смущения. БекХён протягивает руку, но тут же отдёргивает её, потому что нереальная охапка цветов начинает осыпаться и выпадать. Парень поправляет её и снова протягивает руку, и снова одёргивает. В итоге, на помощь подлетает ДжонДе, который выуживает непонятно как оказавшуюся на почте большую круглую корзину. Цветы отправляют в неё, и БекХён, пахнущий лугом и свежестью, прямо, как в рекламе, протягивает наконец-то руку для рукопожатия. — Бён БекХён, — парень улыбается своей хитрой озорной улыбкой, — не со школьной скамьи, конечно, но считайте тоже друг. С прошлой ночи. Бэкхен не уточняет,что они познакомились на пляже в прошлую ночь, и что добрый Джондэ предложил перекантоваться у них вместо тесного хостела. Что-то в этом Ким ДжунМёне кажется БекХёну липовым. Наверное, улыбка. Или наигранная вежливость. Так или иначе, он серьёзно это не воспринимает. Ему лишь бы ДжонДе утащить, потому что одному в доме на холме скучно до дикости. И пусть ДжонДе не особо из той породы, с кем привык общаться БекХён, но своё очарование в почтальоне тоже есть. — Тогда не бросайте его после одной только ночи, — двусмысленно говорит ДжунМён, прежде чем снова повернуться к ДжонДе. — Я живу всё там же. Приходи как-нибудь в гости, — он кланяется на прощание и уходит, забрав бандероль со стойки. — Не знал, что у тебя есть друзья, — громко говорит БекХён, широко ухмыляясь, когда ДжунМён уже почти скрывается за дверью. — Я думал, что я у тебя единственный. Хотя, ты вроде ещё со спасателем тусуешься? — Ты такой громкий, — качает головой ДжонДе, всё еще не способный прийти в себя после произошедшего. — Хорошо, что дедушка целыми днями работает — он бы тебя не вынес. — М-да, как же, — БекХён резко становится серьёзнее и смотрит пристально в чужое лицо, пытаясь уловить проблески хоть какой-то осознанности. Но тщетно. Парень вздыхает и мысленно машет рукой — не его это право, копаться в чужой голове. БекХён припрыгивает на месте, в ожидании, пока ДжонДе приберется и закроет помещение. После чего хватает того за запястье и тянет в сторону велосипеда, на котором ДжонДе сегодня приехал на работу. — Сегодня я прокачу тебя, детка. — Я ДжонДе… — бормочет в ответ ДжонДе, пристраиваясь на багажнике и параллельно устраивая на коленях корзину с цветами. БекХён лишь хмыкает в ответ и издаёт победный клич, скатываясь с пригорка. В тот вечер ДжунМён тащит ничего непонимающего ДжонИна «поесть мороженого», как когда-то в детстве, и предлагает купить новую сковородку.