Вы, наверное, встречались с таким состоянием, когда домашняя температура около двадцати трех, а тебе холодно, и ты ощущаешь себя, будто в Антарктиде. Губы сохнут и прерывистое дыхание. Ничего не хочется, только чтобы это быстрее закончилось, чтобы стало «как всегда». Тело предательски тряслось даже тогда, когда я полностью зажмуривалась.
— Солнце… Солнце заходит, когда наступает ночь, и тогда поднимается Луна.
— Чего? Что ты говоришь? — непонимающе смотрит на нее Юнги.
— Жаль, — запинается она от холода, — Что Солнце не может встретиться с Луной. Их разделяет день и ночь.
— Ты больна, тебе стоит сходить в душ согреться.
— Солнце — источник тепла, а Луна веет прохладой ночью. Они совсем разные, — обнимает она себя за плечи и закрывает глаза. Юнги стоит в ступоре, понимая, что она бредит, и не знает, что делать.
— Пожалуйста, послушай меня. Иди в ванну или я сам возьму тебя на руки.
— Жаль, что они никогда не встретятся и не смогут быть вместе, хоть это как Инь и Ян. Черное и Белое, — продолжает она, не слыша его.
— Я все сказал, — он быстро закидывает ее полуголую на плечо и идет в сторону ванной.
— Прямо как мы, — шепчет она, а скорее просто открывает рот как немая рыба, чтобы никто не слышал, даже она.
***
Юнги быстро снимает с нее верх в ванной, оставляя ее полностью голой перед собой. Я заторможено пыталась прикрыться. Он что-то пробубнил, снял низ и, взяв меня за руки, завел в кабинку, включая горячую воду. Как бы я не хотела сказать, что мне стыдно, как бы я не хотела прикрыться, я не могла из-за этой неконтролируемой тряски во всем теле. Я не контролировала себя физически и не понимала, что говорю.
— Я думаю, тебе неловко, — я быстро закивала, — Я закрою дверцу, погрейся. Буду стоять здесь, если что, подай признаки жизни.
Юнги закрывает дверцу, и я начинаю греться. Греюсь минут пять или больше. Не знаю. Совсем не понимаю, что за мысли ко мне лезут. Не ругайте меня, но мне нравится Юнги. Мне нравится его манера поведения, то, как он подает себя, его жесты, его хрипучий голос. Я никогда об этом не задумывалась, но он мне действительно нравится, и я хочу быть с ним. Я просто больна, пожалуйста, спасите меня. Я совсем сошла с ума. С этим человеком я знакома совсем немного, а меня уже влечет к нему, я хочу быть с ним ближе. Я сошла с ума, раз думаю, что готова на все. Это пройдет.
— Юнги, — поджимаю я губу, — Вода горячая. Мне уже лучше, — хотя мне совсем не лучше. Я еще хуже запуталась.
— Выключи воду. Я дам тебе полотенце, — я мычу себе под нос и выключаю воду, смотря, как с подбородка капает вода. Из дверцы выглядывает рука, и я забираю полотенце. Неловко. Мне и Юнги. Нам неловко. Как забавно и как дура улыбаюсь под нос. Я сошла с ума из-за этой болезни. Может я совсем не больна температурой, а больна чем-то другим — любовь?
— Будешь кофе? Или лучше для начала позавтракаешь?
— Да, — быстро киваю я. Нет, ему плевать. Его голос даже не вздрогнул. Я больна.
Только я чувствовала перед ним неловкость, смешанность, язык не поворачивался, и я кусала губы. Юнги был спокоен в голосе, даже немного холоден и равнодушен. Но это Юнги. Полностью я его все равно никогда не узнаю, но я рада, что мне все-таки удосужилось встретить его. Почему я говорю это? Будто я уже уезжаю. Я все еще больна, он не отпустит меня, а может и да. Я же не знаю его. А он не знает меня.
Мы не знаем друг друга, но почему же живем в одном доме? Почему же он помогает мне? Почему заботится обо мне, разве он чего-то мне должен. Я не чувствую этого. Не чувствую себя лучше. Он делает только хуже, может он это знает? Знает и специально так делает? Мне страшно. Я боюсь. Боюсь того, что будет дальше. Боюсь Этого. Но мне нравится в тебе все. Все, каждая оплошность. Считайте меня кем угодно, но этот человек запал в мою душу.
— Ну, раз с тобой все в порядке, то я поеду, — Намджун-оппа встает из-за стола и идет переодеваться. — Ночь была приятной. Раэ, увидимся еще, надеюсь, ты скоро выздоровеешь. Извини что смотрел, когда Юнги переодевал тебя. И за Юнги извиняюсь, ведь знаю, что он у нас гордый и не сделает этого. Удачного дня. Всем пока, — махает он и выходит, хлопая дверью.
— Я ведь должна вам?
— Да.
— И… Что я должна вам? — поднимаю я глаза.
— Пока ничего, ты еще болеешь и не можешь позаботиться о себе.
— Юнги-ши, — тяну я чуть позже вспоминая. Он поднимает голову, отпивает кофе и смотрит исподлобья. — Могу ли я воспользоваться вашим интернетом?
— Зачем тебе? Почту проверить? У тебя есть друзья? — и в этот момент мне показалось, что он захотел сплавить меня друзьям, которых у меня как того нет.
— Да, я хочу посмотреть сообщения, если можно.
— Хорошо, держи, — он достает из своих домашних шорт черный айфон.
Юнги такой худой, было чувство, что даже худее меня, но он выше и крупнее. Со стороны мне показалось, что он не сможет взять меня на руки или кого-то другого. Но он был красивым крашенным блондином. Кажется, все эти мысли развеивались после кофе. Кофе помогло мне вернуть все мысли в кучу. Мне нравился Юнги внешностью и как человек. Но я не могла представить себя с ним, просто не могла закрыть глаза и представить нас вместе. Это было бредом, с этим я согласна. Выдохни. Ты больше не нужен мне. Я не собираюсь преследовать тебя, хранить во внутреннем кармане твое фото, обожать твой образ во снах, уходить в запой и на худой конец ― плакать. Смерть отменяется.
В моей почте не было ничего интересного. Никто мне не писал и никому я не нужна. Я любила и дорожила всеми, поэтому осталась одна. Знакомо, нет? А мне да. В младших и средних классах всегда общалась с классом, и, когда мы расходились по домам, я шла одна. Я первая шла на помощь, но, когда мне становилось плохо, никого никогда не было рядом. В старших классах я это поняла. Но во втором классе старшей школы я сдружилась с одноклассницей из класса старше. Сейчас мы мало общаемся, она работает, мы иногда назначаем встречи и разговариваем обо всем, что с нами происходит. Правда, сейчас она живет не в Сеуле, а в Пусане, и мы с ней совсем перестали видеться, только по SNS разговариваем.
— Ну что? О тебе кто-нибудь вспомнил?
— Вы сейчас специально это говорите? — хмурюсь я.
— Нет, я же просто спросил, чего ты? У тебя не осталось родственников? Что вообще случилось?
— Почему я должна вам об этом говорить? — возмущаюсь я.
— Может, потому, что ты живешь в моем доме? Нет? Можешь идти на улицу, я тебе вообще-то помочь пытаюсь…
— А не надо мне помогать, зачем вы это делаете? — кричу я в слезах. — Зачем помогаете? Кто я Вам и, кто мне Вы?
— Я не хочу говорить об этом.
— Тебе тяжело?
— Вот когда твои близкие умрут, ты поймёшь какого это.
***
〤suga — first love; 〤
Дом был полностью охвачен огнем. Постепенно сгорая, части дома падали на траву, которая тоже не отставала.
В руке была коллекционная бензиновая зажигалка Zippo, такая красивая. Мне ее подарил друг — его звали Ким Тэхен. Дружили мы с ним очень давно, со времен школы, правда он в нее не ходил. У Тэхена не было денег.
Я чиркала колесиком кремня и закрывала ее — и так много раз. Передо мной горел дом полный людей, а я ничего не делала, лишь смотрела, как люди сгорали заживо. Люди, которых любила я. Наверное, горело и мое фортепиано, на котором я так любила играть мелодии, придуманные Тэхеном, которые он потом насвистывал.
Пламя огня обхватило весь дом. Языки огня были давно выше последнего этажа. Я ничего не чувствовала и не слышала кроме свиста в ушах и шарканье ног. Тэхен. Это свистел Тэхен. Я слышу его позади, слабый, неясный голос. Его будто и нет, но все-таки что-то едва-едва касается моих ушей. Жаль, не могу просвистеть.
После того как сгорело фортепиано, я так и не видела его.
***
— Спасибо за телефон.
— Ты все? — я вздрагиваю и отдаю телефон владельцу.
— Да, спасибо вам… за телефон.
— Ага, — безразлично кивает он и кидает телефон в карман. — Иди температуру померяй. У тебя, то есть у меня в спальне на тумбочке градусник лежит.
— Хорошо, — я встаю, ставлю тарелки в посудомойку и иду в сторону его спальни.
— Чувствуешь ты себя нормально? — кричит он из кухни.
— «Достаточно хорошо, чтобы уехать отсюда», — шепчу под нос. — Да, уже лучше! — кричу я ему, ведь это правда так.
На тумбочке лежал градусник с отметкой 37.8. Я встряхнула его и засунула под подмышку. Я все еще была в одном полотенце. Где мой чемодан? Прошло около пяти минут, и я посмотрела на градусник — 37.8. Печально.
— Юнги-ши, а где мой чемодан? — я выхожу из комнаты и вижу, как он читает книгу.
POV Юнги.
Каждый раз, когда я смотрю на эту девушку, я восхищаюсь. Восхищаюсь тем, как она себя ведет — она абсолютно разная, и я совсем не могу понять ее обычное состояние.
Тогда в душе она была очень стеснительна, как я понял, отношений с парнями у нее не было никаких. Но сейчас, стоя в одном полотенце передо мной, она совсем не стеснялась. Просто так смотрела на меня, даже требовательно. Ждала от меня что-то, а я что-то не расслышал ее.
— Чего? Я просто не расслышал что ты сказала, — хмурюсь я. Она тяжело выдохнула, закатив глаза.
— Чемодан. Где он? Мне нужно переодеться.
— А температура у тебя какая?
— Тридцать семь и восемь.
— Иди в кровать, я принесу тебе чай с лимоном.
— А одежда? Мне нужно же во что-то одеться.
— Иди в комнату, сейчас достану твой чемодан, — я толкаю ее в сторону своей спальни.
Чемодан находился в спальне и, когда я туда прошел, то понял, что стоит ее проветрить. Я достал ее чемодан и сказал ей быстро одеваться и открыть окно перед выходом.
Выйдя из комнаты, я сразу сел читать книгу. Чуть погодя ко мне подсела Раэ. Я взглянул на нее: на ней была черная толстовка с капюшоном на голове и серые тренники. Только сейчас я заметил, что ее хрящ на правом ухе был проколот. Было красиво.
— Что вы читаете? — тихо спрашивает меня.
— Да так, — закрываю я книгу.
— Вы обещали мне чай.
— А, да. Точно, подожди, — я встал с дивана и пошел на кухню. Чай делать я не хотел. Мне было лень.
Я быстро готовлю чай с лимоном, добавляю ложку сахара. Не знаю, чай с сахаром я не пил, но вдруг она пила. Кофе или чай я пью без сахара, люблю насладиться вкусом.
— Вы любите историю?
— Не особо, я ее в школе хорошо знал, да и сейчас, — я протягиваю чай и сажусь на диван, накрывая себя пледом. Потом смотрю на нее. Почему-то я ожидал от нее каких-то вопросов, на которые я бы ни за что не ответил. Мне нравилось, что она была не такая разговорчивая.
— Почему вы на меня так смотрите? — шепчет она, сжимаясь, — Что-то не так?
— Да нет, — пожимаю плечами, и качая головой, говорю.
— А что тогда?
— Да просто смотрю. Разве сейчас это стало противозаконно?
— Нет, — виновато говорит она.
— Пей свой чай, можешь посмотреть телевизор.
— Да? Круто, — улыбается она. — Можно пульт? Я же не буду вам мешать?
— Нет, раз я сказал можно, так смотри.
Я подал ей пульт и достал из шкафчика тетрадку с ручкой. Засунул в телефон и в уши наушники и начал писать, как и советовал мне психолог. Писать, что произошло сегодня, сделать выводы.
Раэ сидела тихо, облокотившись на руку об ручку дивана. Иногда улыбалась, иногда смеялась, а иногда даже чуть ли не плакала. Столько эмоций. Я завидую ей. Чисто по-белому, потому что у меня был дефицит эмоций. Я их почти совсем не выражал. Да, при просмотре каких-либо грустных, трагических фильмов мне было грустно, но я это совсем не выражал. Можно было только иногда заметить по-моему тону, что мне действительно жаль.
Я сидел, писал и почувствовал, что что-то скатилось сбоку. Я посмотрел туда, где сидела Раэ и увидел, что она скатилась вниз и уснула. Я вынул наушник, отложил все вещи и поднял ее на руки. Она прижалась ко мне, и я почувствовал какое-то тепло внутри. Я тряхнул головой и уложил ее спать. Было уже за обед. Пускай спит, ей нужно лечиться.
