История об Ооочень долго доходчивом мальчике

      Добегаем до выхода из подъезда. Я ненадолго прислушиваюсь. Тишина, что называется, гробовая. Только старая лампа на одном из этажей дребезжит. Но в таком безмолвии даже еще страшнее, по-моему.       Выходим на улицу, и, кажется, дышать становится как-то свободнее. Настя совсем никакая: белая, как призрак, ногами едва шевелит. Я ее за плечи держу и завожу за дом, в соседний двор. Сил у меня уже не остается. Доходим до ближайшей лавочки и на нее падаем.       Будь, что будет — если погонится, побежим. А если не станет гнаться, то тут и останемся. Недолгая борьба со Стасом забрала все мои силы, мне даже пальцами рук шевелить тяжело, а еще девушку веду, головой за нее отвечаю.       Только садимся на лавку, и меня в дрожь бросает, весь страх, который мне подавлять приходилось, наружу вырвается. Держу коленки, чтоб не дрожали. Осознаю, через что только что прошёл, и кажется мне, что я увидел Ад. Вдобавок ко всему боль меня захватывает жуткая, все лицо горит, такая мука, что аж сдохнуть хочется. Голова кружится, словно я на карусели катаюсь, и периодически в глазах мутнеет. Но я рожу кирпичом держу, чтобы Настю не пугать.       Пару минут сидим, в себя приходим. Трясемся, как суслики. Стаса нигде не видно. — Что я только что видела? — в ужасе спрашивает Настя. — Стас… он взбесился? — Я знаю, в это трудно поверить, но твой брат стал вампиром, — отвечаю я и забираю у нее из рук шкатулку с украшениями, в ней роюсь. Дребедени тут всякой полно. — Что из этого серебро, а что нет? — Ты ведь пошутил про вампира? — она отказывается верить. Ну, ее понять можно. — Ага, и Стас тоже, как видишь, — хорошенько показываю ей ободранные щеку и нос, и только потом, когда она чуть ли не в обморок от увиденного падает, понимаю, какой дурак. — Господи, тебе нужно в больницу! — Настя вскакивает и начинает нервно метаться. — Что мне сделать?! Телефон дома остался! Господи, я такая бесполезная! Ты держись, пожалуйста! — Да ладно тебе. Жить буду. Даже не болит совсем, — вру я. А сам думаю: «Как же это, блять, больно! Можно я тут умру? Упаду и сдохну? Терпеть совсем невыносимо! Даже на луну выть хочется!»       Не сидела бы тут она, я бы уже на асфальт упал и начал ногами биться, как маленький ребенок на полу в магазине игрушек, когда хочет, чтобы ему что-то купили, и ревел как белуга. Но держусь и даже улыбаться пытаюсь, а сам чуть ли не плачу, стоит только чуть-чуть мимические мышцы напрячь. Говорю, что это так, царапки жалкие, но чувствую, что хотя бы три из них довольно-таки глубокие, а одна вообще насквозь распорола мне щеку. Даже язык могу через нее высунуть, если постараюсь. Но это просто адово больно.       Достаю из шкатулки украшения и прошу ее помочь мне их рассортировать. В нашем распоряжении имеются три серебряные цепочки и два браслета. Помогаю надеть Насте по одному браслету на каждую руку и самую толстую цепочку на шею. — Зачем это? — не понимает она. — Драться мы с ним, само собой, не можем. Но если он будет кусать, то, скорее всего, в места с самой нежной кожей и тонкой жировой прослойкой. Короче говоря, нужно защитить запястья и шею. Не могу, сказать, что это его на сто процентов остановит, но, может быть, ожог даст нам немного шансов. — Ожог… — повторяет она. — Неужели все это правда не дурной сон?       Уличные фонари гаснут. Мы погружаемся во мрак, значит, дело уже к утру идет. Чтобы не трястись в темноте и тишине от страха, рассказываю ей все, что знаю и о чем догадываюсь. Я больше не вижу ее лица так отчетливо, как пару минут назад, и не знаю, о чем она думает. Когда мой рассказ подходит к концу, начинает светать. Птицы щебечут, чирикают, издают непонятные звуки. Однажды, когда брил себе грудь, я зацепил бритвой сосок. Так вот, пищал так же. — Только я так и не смог понять, осознает или не осознает он себя вампиром, — подвожу итоги своих размышлений. — Я думаю, что нет, — говорит Настя. — Ты видел его глаза? Они были скорее как у дикого зверя, а не у человека, который отдает отчет своим действиям. Мы должны ему помочь!       Я, конечно, хочу ей верить. Но она вполне может и преувеличивать: какая сестра не заступится за своего любимого брата?       Стас за нами так и не явился. Думаю я: наверное, приступы бешенства у него случаются только ночью, а сейчас по-любому дрыхнет. Возвращаемся обратно к нему домой.       На улице уже появляются первые собачники со своими любителями полаять ночью и погрызть обувь, смотрят на меня с опаской: конечно, все лицо расквашено. Настя настойчиво предлагает мне сходить в больницу, но я отказываюсь. По крайней мере до того, как поговорю со Стасом. Да и стахово мне чутка, и так просто пытка какая-то, а если они еще и трогать будут, обоссусь, не дай бог, от боли и помру прямо там. А ей говорю, что не стоит по такой фигне париться, хотя сам-то ой как нервничаю.       Дома тишина. Мебель, которую я как баррикады ставил, валяется вверх тормашками. Заглядываю в комнату к Стасу с опаской, а он спит, чертяка, как ни в чем не бывало, в той же позе, в какой ночью засыпал. Словно и не случилось ничего.       Настя на кухню меня ведет. Раздвигает полностью шторы и достает аптечку. — Сейчас, — говорит, — помогу тебе. Сажает меня на стул и начинает раны промывать.       А я шыкаю, мурзиться начинаю, как кот, губу закусываю и чуть не плачу только от одного прикосновения ватного диска, смоченного водой. А в мыслях вообще смертный грех совершаю: матерюсь на Настю парочкой нехороших слов. Но не со зла, все от нестерпимой боли.       Она предлагает мне обезболивающее. Но я даже рот нормально открыть не могу. Да еще и вода из щеки польется, тогда мне Настю в больницу нужно будет вести. Говорю ей: — Мне тяжело из стакана пить. Но, если ты мне переливание лекарства изо рта в рот сделаешь, я могу и потерпеть.       Она хмуриться начинает, такая милашка, что у меня непроизвольно режим Пикап-мастера включается. — Вечно у тебя голова только одним забита! — ругается на меня, но мне даже это в ней нравится, потому что она не только злится, но еще и смущается одновременно. А потом наклоняется ко мне, целует в губы и быстро отстраняется, так, что я даже ответить не успеваю. — Если не можешь из стакана воду пить, попробуем через коктейльную трубочку. Подожди, сейчас растворю лекарство. И только не ври мне больше, что не болит!       У меня в мыслях сразу картинка из одной компьютерной игры высвечивается с надписью: «You Win!». Но потом Настя перекись водорода достает, вся моя крутость улетучивается, и я начинаю от нее по квартире бегать. Только представлю, как рана от перекиси жжёт, так уже готов ёжика родить, причём сразу с иголками. Прячусь от нее в ванной, а она орет на меня за это, клянется, что это не больно даже. Смотрюсь в зеркало над раковиной, сам себя не узнаю: руки, ноги, грудь, живот в синяках цвета красноватой сливы, а правая половина лица просто ужасно разодрана. Наверняка шрамы останутся. От своего отражения еще больнее становится.       И тут Стасян просыпается. Слышу его голос на кухне: — Что с моей квартирой? Вы чем тут ночью занимались?       Выхожу из ванной комнаты, Стасян на мое лицо смотрит и откровенно фигеет. Даже рот забывает закрыть. — Что с тобой, Некит? — спрашивает, ужаснувшись.       На меня просто неконтролируемая ярость находит. Быстро сокращаю расстояние между нами, хватаю его за грудки и к стенке прижимаю. — Что со мной?! — рычу я. — Это ты у себя спроси! Да уж, неплохо ты со мной ночью поработал, хотел бы я ответить тем же и тоже лицо твое подправить, да боюсь, не получится у меня так… — Никита! — Настя пугается, хватает меня за руки и оттащить от него пытается. — Я не понимаю, о чем ты, — а этот тупица, как всегда, ничего не соображает, хватает меня за запястья и тоже пытается отцепить. — Да, я прекрасно знаю, что умом ты не блещешь. Но это не освобождает тебя от ответственности за то, что сегодня ты пытался нас убить, — Стас что-то еще хочет сказать, но я его хорошенько встряхиваю и затыкаю тем самым. — Послушай сюда: я не собираюсь слушать твой детский лепет о том, что ты ничего не помнишь и не понимаешь. И, если ты хоть чуть-чуть дорожишь нашей дружбой, сейчас ты сядешь, спокойно выслушаешь все, что я тебе скажу, и перестанешь косить под дурачка.       Стас с лицом ходячего мертвеца садится на стул и с испугом на меня глядит. Нервно сглатывает в предвкушении. Я ему все, как есть, выкладываю и даже шанса опровергнуть что-то не оставляю: сразу злобным взглядом испепеляю. В конце, когда у Стаса от понимания происходящего начинают руки дрожать и появляется испарина, подвожу итоги: — Ты вампир, Стас. Хотя, в первую очередь, ты придурок. Подумай над тем, что я только что сказал, и постарайся принять меры, чтобы больше никогда не вредить тем людям, которыми дорожишь.       Настя хватает меня за руку и умоляет чуть ли не на коленях сходить в больницу. Я неохотно соглашаюсь, думаю, будут зашивать, а приятного в этом мало. Мы уходим, оставляя Стасяна в одиночстве и полном ужасе от содеянного. Пусть хорошенько подумает.