Ты Моя Религия

Кларк с невозмутимым лицом прошла весь путь от кабинета до своей кельи. Только вернувшись в нее, девушка позволила себе расслабиться. Закрыв дверь на ключ, она со стоном опустилась на кровать, отбросив куртку с футболкой в сторону. Перед лицом девушки всё ещё находился образ старшей монахини. Её зелёные глаза, которые в удивлении распахнулись, когда она сделала первый шаг. То желание, которое появилось в них, когда блондинка избавилась от части своего белья. — О Боже! — чуть ли не взвыла Кларк, чувствуя, как желание с ещё большей силой охватывает её тело. Она вовсе не собиралась всего этого делать, когда шла за матерью-настоятельницей в кабинет, но, стоило той только сесть напротив неё, смотря на неё своим привычно строгим взглядом, как вся весёлость слетела с девушки, обнажая тайные желания, которые возникли ещё прошлой ночью. Кларк мечтательно улыбнулась. Ей всё-таки удалось выбить серьёзную монахиню из колеи, но она и не думала, что это может так повлиять на неё саму. Раздражающая вчера, сегодня эта брюнетка воспламеняла каждую клеточку юного тела блондинки. Девушка и дальше бы предавалась своим фантазиям, когда в дверь её кельи кто-то постучал. «Не монастырь, а проходной двор какой-то»! Возмутилась блондинка, но всё же впустила незваного гостя. Вернее гостей. В её келью, боязливо смотря по сторонам, вошли две её утренние знакомые. — Чего вам? — несколько грубо спросила Кларк, закрыв за ними дверь. — Мы пришли… — начала одна из монахинь, но натолкнувшись на недовольный взгляд блондинки, запнулась и замолчала. — Да-да, я вижу, что вы пришли… — Гриффин улыбнулась, заметив смущение своих гостей. — Хотели предложить присоединиться к вам в шалостях? — Кларк еле сдержала смех, увидев, как девушки резко покраснели, открыв рты то ли от возмущения, то ли от удивления. «Кто ж их поймет»? Пока монашки были в ступоре и пытались вспомнить, что хотели сказать, Кларк вернулась на свою кровать, делая вид, что их нет. Она начала напевать себе под нос: «Мама, хватит плакать, я не выношу этот звук. Твоя боль ужасна, и она разрывает меня. Сидя в своей постели, я слышу, как бьются стаканы. Я сказала папе, что ты не хотела говорить ему все те ужасные вещи.» Неожиданно молчавшая до этого монашка, наконец, подала признаки жизни… Она начала… Подпевать… «Ты сражаешься за деньги, за меня и моего брата. И к этому я прихожу домой, и это мое убежище. Нелегко расти на третьей мировой войне, Не зная, что же такое любовь. Пойми, я не хочу, чтобы эта любовь уничтожила меня, как это сделала моя семья.» Кларк от неожиданности села на кровати, с удивлением глядя на неё. Вторая монахиня подошла к уже поющей сзади, нежно обняла её и тоже стала петь: «Сегодня я убежала, убежала от этого шума. Не хочу возвращаться туда, но у меня нет никакого выбора. Нелегко расти на третьей мировой войне, Не зная, что же такое любовь. Я поняла, что не хочу, чтобы эта любовь уничтожила меня, как это сделала моя семья. На семейном портрете мы выглядим вполне счастливыми. Мы выглядим нормальными, давайте это повторим. На семейном портрете мы выглядим вполне счастливыми. Давайте притворимся, что так и есть на самом деле.» — А мы неплохо спелись, — присвистнула Гриффин. — Вы, оказывается, не совсем потеряны для этого мира. Тоже по вкусу эта песня? — Она нам близка, — мягко улыбнулась одна из девушек. — Мои родители, когда про нас узнали, такой скандал закатили… Отправили меня сюда, подальше от Мегги, — она слегка прижалась ко второй девушке. — Но моя Мегги бросила всё и последовала за мной… Кларк закатила глаза. От приторности рассказа девушек свело зубы. «Боже, какая романтическая хрень». — Так. Беру свои слова назад! У меня сейчас кровь из ушей польётся от вашей мимимшности, — блондинка открыла дверь кельи и вытолкала недоумевающих монахинь за дверь. — Приходите ещё. А нет, лучше не приходите. Счастья вам. Детишек побольше, но где-нибудь там… — Фухх, — Гриффин удовлетворённо захлопнула дверь перед удивлёнными девушками и пошла вновь мечтать о сексуальной матери-настоятельнице.