Ты Моя Религия

Лекса шла по коридору по направлению к своему кабинету. Возле дверей она заметила одинокую фигурку блондинки. Мать-настоятельница остановилась, а затем, быстро развернувшись, попыталась вернуться назад. Она так резко это сделала, что не заметила группку монашек, идущих навстречу. От неожиданности брюнетка выронила книги, которые несла. «Черт! Спалилась», — подумала Лекса, видя, как на глухой звук обернулась девушка, встречи с которой она так старательно избегала на протяжении целой недели. Кларк, а это была именно она, не растерялась. Тут же подлетев к брюнетке, девушка бесцеремонно растолкала монахинь, пытавшихся помочь матери-настоятельнице, и сама стала быстро подбирать книги, с силой пихая их Лексе в руки. — Кларк, что ты… — брюнетка пыталась ловить тяжёлые фолианты и удержать равновесие. — Я вам помогаю, — буркнула девушка в ответ, поднимая последнюю книгу и резко поднимаясь на ноги. Лекса оглядела коридор и поняла, что монахини, с которыми она столкнулась, уже куда-то исчезли. «Предательницы». Сделав как можно более невозмутимый вид, девушка вновь направилась к кабинету, не удостоив блондинку ответом. Мать-настоятельница надеялась, что блондинка поймет её нежелание вести беседу и куда-нибудь уйдет. Ага. Кларк и заметит. Как ей вообще могло прийти это в голову?! Гриффин следовала за ней по пятам, ничуть не заботясь о том, что полностью нарушает личное пространство старшей монахини. Лекса застыла у кабинета, пытаясь сообразить, как с занятыми книгами руками открыть эту чертову дверь. — Давайте я вам с дверью помогу, — протараторила Кларк. — Не надо… — выдохнула мать-настоятельница и застыла. Блондинка, стоя сзади, бесцеремонно просунула свои руки по обе стороны от талии монахини, пытаясь нащупать ручку. И нащупала, но… не её, а грудь брюнетки. То ли не понимая, что это вовсе не цель её поисков, то ли забыв, зачем она вообще приняла эту неудобную позу, девушка сжала то, что находилось в её руке. «Бежать! Черт с ними, с книгами! Вот только ещё чуть-чуть и…» Девушка попыталась вывернуться из положения, в котором оказалась, но путь к отступлению был перекрыт блондинкой, о чём Лекса не подумала. Поэтому, когда она дёрнулась назад, она оказалась прижатой к Кларк ещё плотнее. Кларк ойкнула. Видимо, старшая монахиня наступила ей на ногу, и… Ещё сильнее сжала свои ладони. Это невольное движение вызвало дрожь в ногах матери-настоятельницы. Книги стали ещё тяжелее и вновь посыпались на пол. — Кларк, — брюнетка стиснула зубы, пытаясь подавить стон и не выдать себя с головой. — Немедленно убери свои руки. — Вот умеете вы весь кайф испортить, мать-настоятельница, — обиженно ответила блондинка, делая полшага назад и ослабляя хватку. — Ты забываешься, Гриффин, тут монастырь, а не бордель, — Лекса обернулась, совершая очередную за этот день фатальную ошибку. «Вот блин!» Кларк стояла слишком близко, смотря своими широко распахнутыми глазами прямо на её губы. — Что ты вообще забыла у моего кабинета? — Хотела вас увидеть, — широко улыбнулась девушка. Сердце Лексы сделало непроизвольный кульбит, упав куда-то вниз. Жар вновь охватил тело. — Зачем? — на удивление, голос звучал так сухо и спокойно, как брюнетка и хотела. — Мне надо исповедаться, — выпалила блондинка, чем повергла мать-настоятельницу в глубокий транс. — Что, прости? — переспросила Лекса, спустя минуту. — На каком-то из ваших супер важных занятий сказано, что девушка, только поступившая в монастырь, должна пройти через тайную исповедь и помыться… — нетерпеливо объясняла Гриффин. — Омовение, — машинально поправила брюнетка. — Пройти через омовение. — Вот-вот, именно это слово Хельга и произнесла, — утвердительно кивнула Гриффин. — Но исповедальня в другой стороне от кабинета, — недоумевала старшая монахиня, в красках представляя обнаженное тело девушки в купели. Брюнетка покраснела, пытаясь, как и в прошлые разы, отогнать подобные мысли куда подальше. — Да, — Кларк, казалось, теряла терпение. — Но там нет самого главного! — Чего? — Лекса потеряла нить разговора. — Второго человека в кабинке! — Гриффин всем своим видом показывала нетерпение. — Вы же мать-настоятельница. — Кларк, к чему ты ведёшь? — Вы меня исповедуете уже, или так и будем зависать в коридоре возле вашего кабинета? — Я? — Так больше некому. Идёмте уже, — девушка схватила удивлённо таким напором старшую монахиню и потащила в зал, по центру которого стояла кабинка. Лекса еле успевала за блондинкой, которую явно не волновало, что у неё могут быть и другие дела, которые не терпели отлагательств. — Вы будете слева или справа? — Кларк повернулась к слегка запыхавшейся от быстрой ходьбы брюнетке. — Слева, — быстро ответила мать-настоятельница, открывая нужную дверцу. — Отлично, значит в кровати не возникнет неудобств, — услышала брюнетка тихий шепот Кларк, когда уже была в кабинке. Ноги монахини подкосились, и она еле успела сесть на стул. Справа от себя монахиня услышала какой-то шорох, затем скрежет дерева по мрамору и, наконец, ворчание: — Давайте уже, начинайте. — Ты же хотела исповедаться, Кларк, я вся во внимании. — Хорошо, Святая Мать, — ответила блондинка слегка резковато. — Кларк! — возмущённо окликнула девушку Лекса. — Я не Святая… — Как скажете, мать-настоятельница, — перебила блондинка. — Хотя от вас и в стенах монастыря это странно звучит. Если хотите, мы потом поменяем позиции, и вы сможете исповедаться мне. А сейчас моя очередь. С чего надо начинать? — С того, что не является твоим состоянием, — терпеливо ответила Лекса, старательно игнорируя слова девушки. В исповедальне на некоторое время застыла тишина. — Эм… я… — наконец начала Кларк. — Уверяю тебя, тайна исповеди не будет нарушена, Кларк, — старшая монахиня подумала, что девушка сомневается в том, чтобы доверить свои секреты. — Хорошо, — выпалила блондинка. Лекса вновь услышала шорох. — Я слишком плохо себя вела, мать-настоятельница, — произнесла Кларк, несколько тише, чем до этого. — И меня отправили в монастырь… — Продолжай, Кларк, — брюнетка услышала хрипотцу в голосе девушки, что вызвало непроизвольную реакцию у её тела. — Здесь… Здесь я встретила девушку… Она… Монахиня… В животе у Лексы образовался тугой ком от того, с каким придыханием продолжала блондинка. Руки брюнетки непроизвольно потянулись к завязкам пояса, резко распутывая их. — Она невыносимо спокойная… сдержанная… она раздражает меня, неимоверно… — Ты испытываешь гнев, Кларк? — сдавленно спросила Лекса. — Нет… Совсем нет… Я её возжелала, мать-настоятельница… Непроизвольный тихий стон сорвался с губ монахини. Её груди часто вздымались от едва контролируемого желания. Рука потянулась под подрясник, слегка раздвигая складки. — Мать-настоятельница, всё хорошо? — всё ещё хрипловатый голос Кларк слегка развеял наваждение. — Да-да, Кларк, — Лекса молилась, чтобы девушка не поняла, какой эффект производила своими словами. — Тебя раздражает монахиня… — Не просто раздражает… Она меня просто бесит… Каждое её слово… Движение… То, что она является мне во сне полностью обнаженной… «Твою мать!» Лекса крепче сжала зубы, чувствуя, что в кабинке попросту не хватает кислорода. Стало невыносимо жарко. Рука под одеждой продвинулась дальше, касаясь уже влажных от слов блондинки, трусиков. — Каждый раз, когда мы остаёмся наедине… — продолжала Кларк ещё более хриплым и прерывающимся голосом. — Я хочу её трахнуть… Мать-настоятельница чуть не заскулила, услышав эти слова. Наплевав на осторожность, она чуть отодвинула трусики, скользнув дрожащими пальцами под них. — Даже не так… — Лекса услышала тихий шорох из соседней кабинки. Воображение тут же нарисовало картинку, где Кларк так же бесстыдно, как и она сама, ласкает себя. «Ох, черт! Говори… Продолжай говорить…» В горле пересохло. Пальцы медленно поглаживали горящий напряженный клитор. — Я хочу… Чтобы она показала свою страсть… Я хочу… Чтобы она… — короткий вздох из правой кабинки. — Чтобы… Она прижала меня к стене… Чтобы… Сорвала с меня эту грубую одежду… Тело Лексы пробила крупная дрожь. Каждое слово блондинки всё сильнее отдавало в паху. Девушка до боли прикусила свободную руку, сдерживая стоны. — Я хочу… Чтобы она… Взяла меня… Грубо… Мать-настоятельница… Я… — стон, раздавшийся после этого, будто разрубил напряжённый воздух. Лекса выгнулась дугой, насколько ей позволяло неудобное сидение. Тело сотрясали спазмы. Она не могла говорить. Думать. Приятная слабость окутала расслабившиеся мышцы. Брюнетка пыталась восстановить дыхание. Она услышала шуршание из кабинки напротив. Затем хлопок дверцы. Быстрые удаляющиеся шаги. Затем наступила звенящая тишина. «Ни хрена себе, исповедь…» Поражённо подумала Лекса.