Чертова дюжина

Плакучая ива склонялась над берегом реки, окутанной густым, душным и туманным маревом. Было непривычно тяжело дышать — совсем несвойственный для норвежского лета климат. А может, это психотропные вещества так искажали восприятие?.. Ведь обычно здесь всегда было свежо и прохладно. Мы часто отдыхали в этом месте. До того, как древняя тьма пробудилась из незапамятных веков, и всем нам — тем, кто остался в живых, стало ясно, что мы здесь лишь затем, чтобы нас принесли в жертву таинственному и страшному Ничто. Мы все проходили этот обряд — а прошла его в итоге лишь я. Именно отсюда я и начинаю свой жуткий рассказ, похожий на леденящий душу кошмар. И возможно, это тихое умиротворенное место станет моим последним пристанищем и нашей общей братской могилой. И меня погребут заживо вместе со всеми остальными моими друзьями. *** Всё началось как совершенно безобидная экспедиция в Норвегию, целью которой было изучение древних скандинавских обрядов. Изначально нас было восемь человек — группа исследователей, антропологов и культурологов. Лондонский университет отправил своих лучших студентов для сбора материала и дальнейшего написания научно-исследовательской работы. Норвежцы приняли нас очень радушно. Сразу после того, как мы приехали, они провели нам экскурсию по своей деревне, много рассказывали о своих обычаях и обрядах, пели песни и водили хороводы вокруг тотемов, изображающих древних скандинавских богов. Ничего не предвещало беды. Конечно, некоторые тайные знания, трактовки древних рун и значение обрядов норвежцы отказались открывать нам. Пришлось применить немалую долю убедительности и хитрости, чтобы они поверили в то, что наши намерения кристально чисты. Но в один прекрасный день один из нас, кстати, тот самый парень, что убедил норвежцев рассказать нам о запретных, древних и тайных обрядах, просто пропал. Он не появлялся несколько дней. Ни на всеобщем пиршестве, ни на ночевке, — его не было нигде. Я должна была заподозрить что-то неладное, но тогда нам всем было не до этого. А потом один за другим наши друзья и сокурсники начали бесследно попадать. Я знала, знала с самого начала, что это все обернется бедой. Но мы с Реймондом были так слепы, мы меньше всех лезли на рожон и были менее инициативны — и может быть, поэтому единственные остались до сих пор целы и невредимы. Солнцестояние. День летнего равноденствия. Праздник, длящийся девять дней, показался нам вечностью. Мы потеряли всех наших. Нас опаивали какими-то психотропными зельями, нас собирались принести в жертву. Так же, как их. Как я была глупа, что сразу не поняла этого. Возможно — и скорее всего — наши сокурсники уже мертвы. И та же участь ждет нас, если мы ничего не предпримем. Мы не помним, как оказались на берегу этой реки. Мы тоже пили то зелье — как выяснилось, этот была отрава — за столом, за очередным всеобщим обедом. Хитрые скандинавы специально заманили нас и сделали так, чтобы мы были беспомощными и не смогли убежать. Теперь всё зашло слишком далеко, но очень поздно я осознала, что их намерения были совсем не добрыми. Через реку был переброшен мост, а вода была мутно-зеленой из-за буйного цветения растений, плававших в ней. Я и Реймонд сидели в тени большой раскидистой ивы. У меня жутко кружилась голова. Было трудно дышать — наркотик, выпитый на всеобщем пиршестве, только искажал восприятие. Мы решили искупаться в реке, так как жара стала невыносимой — это последнее, что я помню. А может… мы оба просто бредили? Может, мы просто спим? Но если это так, то когда начался этот сон? Перед глазами всё плыло, предметы искажались и меняли свою форму, стволы деревьев шевелились, а брёвна перил моста изгибались, словно змеи. Боковым зрением я видела какие-то цветные пятна и круги. У предметов то и дело появлялись светящиеся ореолы. Всё, что должно было быть статичным, приобрело какую-то больную, странную живую подвижность. Казалось, будто каждая травинка и лист здесь хотят напасть на меня. Реймонд сидел рядом, прижав колени к груди, и отстраненно смотрел на тихую воду. Его взгляд был пустым и отрешенным, тело слегка дрожало и дергалось, будто от спазмов. Я отчетливо слышала его тяжелое, прерывистое дыхание. На его лице выступили капельки пота. Тонкие мокрые пряди волос прилипли ко лбу и шее. Ему сейчас было так же плохо, как мне, если не хуже. Я-то в университете была оторвой, часто пила крепкий алкоголь на вечеринках, а иногда даже покуривала травку. Наверное, от этого толерантность к веществам у меня была повыше, чем у остальных. А вот Реймонд был всегда правильным мальчиком. Не курил, ни одной рюмки не выпивал, даже по праздникам. Не представляю, что с ним творилось сейчас. Бедный. Его, наверное, с одной кружки этого жуткого напитка унесло. Это зелье, оно было хуже любой марихуаны! Что же чертовы скандинавы туда подмешали… Ощущение пространства и времени испарилось. Я не понимала, где я нахожусь. Не помнила, как мы вообще сюда добрались, где машина, на которой мы приехали в эту деревню, где дом, в который мы заселились на время пребывания здесь. Не помнила вообще ничего. Сознание было вязким и затуманенным, по телу и мышцам разлилась ужасная слабость. Единственное, что я осознавала отчетливо — так это то, что мы двое уже трупы. Скоро нас найдут, убьют жутким и отвратительным способом и принесут в жертву зловещим богам, как и всех остальных. Вот и всё. Однако в таком состоянии невозможно было ничего сделать. Я и на ноги подняться не могла, не то что куда-то идти. Я даже не могла почувствовать страх. Это зелье превратило меня в овоща. И сейчас я мой единственный оставшийся в живых друг и однокурсник доживали свои последние часы. На этом поросшем зеленью берегу реки, в этом умиротворенном месте, что скрывает столько страшных, чудовищных тайн. И мы унесем их с собой в могилу. Наша одежда валялась неподалеку. На мне был лишь купальник, на нем — одни плавки. Я знаю его с первого курса. Холодный, неприступный, бесчувственный и надменный одиночка, прячущий свое высокомерие под внешней улыбчивостью и дружелюбием. Он странный, очень странный. И я давно люблю его. У него просто ангельская внешность. Длинные светлые волосы, разметавшиеся по плечам. Большие выразительные глаза и аристократичный нос с горбинкой. Он высокий, очень худой и костлявый — у меня просто фетиш на таких людей. Но я не говорила ему ничего. Я не хотела разрушать нашу дружбу, основанную на творчестве и общей профессии. И сначала вообще относилась к нему просто как к приятелю и коллеге, но все же к третьему курсу мне стало ясно, что люблю и вожделею его я совсем не как друга. Я попыталась очень осторожно ему признаться, но он наговорил мне кучу гадостей, это переросло в ужасную ссору, мы тогда не разговаривали неделю. Позже, конечно, он помирился со мной, но наше общение уже не было прежним, он стал относиться ко мне с какой-то холодностью и пренебрежением. Да и, признаться честно, он и до ссоры не раз причинял мне боль своими высказываниями в мой адрес, но даже это не смогло уничтожить мою любовь к нему. И может быть, тот ужас, что происходит с нами сейчас, станет причиной сделать то, что я давно хотела?.. Мы всё равно скоро умрем, даже если он отвергнет меня снова и возненавидит окончательно… Да он в таком состоянии и двух слов связать не может, какое там возненавидеть! Я придвигаюсь к нему поближе. «О боже, что я делаю, что за мысли у меня в голове» — навязчиво крутится где-то на периферии сознания. Но я отгоняю эту мысль от себя. Прижимаюсь к Рею, начинаю гладить по плечам, сжимать в ладонях кисти его рук. Они у него очень костлявые, с длинными пальцами и выступающими прожилками — словом, то что нужно для ценителя эстетики. Для меня как для художника это просто находка. Конечно, рисование всего лишь моё хобби, и большинство моих рисунков — это просто анатомические наброски, сделанные для лучшего понимания материала на лекциях по антропологии. Но его руки, можно сказать, лично для меня анатомически идеальны. Всё происходит как в замедленной съемке. Предметы всё ещё плывут и меняют свои очертания, но сознание уже кристально чистое и ясное. Слабость в мышцах отступает, сменяясь диким, нестерпимым возбуждением. И Реймонда я вижу предельно чётко и ясно, настолько, что всё остальное кажется плоским, ненастоящим полотном. Он вздрагивает, медленно поворачивает голову на меня — с вопросительным и напряженным выражением в глазах, и я обнимаю его. Он замирает и нервно смеется — Рей асексуал до мозга костей, ему вообще подобные темы неинтересны. Я пыталась заговорить с ним об этом в универе, но он гордо отворачивался и говорил, что «он выше всей этой грязной ерунды». Но тут он просто завелся с пол-оборота. Он обнял меня в ответ, прижал к себе. Зачем…? Это уже было неважно. Я давно хотела его. Его поведение, запах его тела, его внешность и характер — это всё влекло меня к нему. Это было очень, очень странно. Но привлекательно. Он лег на меня. Прижался ко мне, начал неумело лапать, обнимать и тереться. Я отвечала ему со всей страстью, что у меня была — все-таки, у меня сексуальный опыт довольно обширный, в то время как у него — полное отсутствие. Он и вовсе девственник — я, конечно, никогда не спрашивала его об этом, напрямую, но знаю и так от его друзей, что у него никогда не было близких отношений с девушками. Он ни разу не говорил со мной на подобные темы. А мне просто не хотелось бередить ему душу. Он жутко стеснительный. Хоть и выдает свою стеснительность за безразличие, но мне без слов ясно, что и как. И что его общение с противоположным полом редко когда заходило дальше чем «всем привет» на первой паре. Я обнимаю его в ответ. Показываю, что мне он не безразличен. Я люблю его всей душой. Ты слышишь меня, Рей? Я люблю тебя. Он прижимается ко мне, прикасается к телу неуклюже и грубовато. Но эти неумелые прикосновения мне дороже ласк сотен «нормальных» парней… Он ведет себя скованно, пытается что-то делать, но не знает, хотя видно, что он меня хочет, о господи, у него уже стоит как каменный. Ну какой из тебя асексуал, Рей? Такой же, как из меня математик. Ты просто маленький врунишка, вот ты кто. Да, именно маленький, хоть ты и на три года старше меня. Но я взрослее морально и гораздо опытней. Нет, это всё просто действие галлюциногена, которым нас обоих опоили. Это всё просто дурной сон. Реймонд, ты такой нетерпеливый, неуклюжий и странный. Мне нравятся даже твои недостатки. Я с наслаждением вдыхаю запах твоего тела, твоей кожи — терпкий и невыразимо приятный. Я трогаю его мужское достоинство сквозь ткань белья. Минута — и мы оба уже лежим абсолютно голышом, и я чувствую, как его гениталии касаются моих. В самый последний момент мы вспоминаем про презервативы — точно, ведь у тебя гепатит, и хоть я пью противозачаточные, я не хочу заразиться. Я тянусь к своей сумке и достаю оттуда упаковку — они у меня всегда с собой. У Реймонда дрожат руки, он не может надеть — что неудивительно для человека, который и сексом-то никогда не занимался. Я, чертыхнувшись, помогаю ему натянуть презерватив, и Рей наконец-то совокупляется со мной. Я так долго ждала этот момент. Если честно, уже совсем ни на что не надеялась, хотя часто представляла себе в фантазиях, как мог бы выглядеть наш с ним секс. И сейчас это оказалось реальностью. Пусть под действием наркотического напитка, пусть совсем скоро мы оба будем мертвы, пусть это будет первый и последний секс в его жизни — не имеет значения. Теперь уже правда всё равно. Дальнейшее я помню лишь обрывками. Это зелье просто творило чудеса. Рей был таким ненасытным и страстным, он кончил уже три раза, и даже после этого был всё ещё возбуждённым. Чёрт. Это был последний презик. Рей, увидев это, понимающе кивнул, лёг на спину и начал удовлетворять себя рукой. Я легла рядом и начала отстраненно наблюдать за процессом. Сколько времени мы уже предаемся любовным утехам? Мне казалось, что прошло уже несколько часов. Точно! Меня осенило. Когда мы пришли к реке, было уже под вечер, который был час — я не помнила точно. Должно было уже стемнеть, но солнце по-прежнему стояло высоко, будто бы время и вовсе остановилось… Я вытащила из своего рюкзака телефон и взглянула на часы. Почти одиннадцать вечера. Время стояло правильное, местное. Я не верила своим глазам. Похоже, здесь действительно творится какая-то мистика. Да, я знала, что странным природным явлениям есть научное объяснение, те же белые ночи в Санкт-Петербурге или северное сияние на Аляске — это было уже давно объяснено учеными. Но здесь совсем другой часовой пояс и климат. Разве так бывает?.. Громкие и протяжные стоны Реймонда отвлекли меня от моих мыслей. Я снова взглянула на него. Я поняла, что он скоро кончит. Он увлеченно мастурбировал, прикрыв глаза от наслаждения, и быстро двигал рукой вдоль своего члена. Он перевернулся на живот и через пару минут, издав долгий хриплый стон, кончил, разбрызгивая семя на траву, на свежую почву. Каким же сексуальным был его голос в этот момент. Я никогда не слышала подобных интонаций. О, Рей, ты просто чудо. Почему ты скрывал от меня это раньше? Я потянулась к нему, убрала прилипшие пряди волос с его лба. Нежно погладила его по лицу и тихо позвала по имени. Он будто не слышал меня. Просто лежал с закрытыми глазами, тяжело дыша от сильных, и наверное первых в его жизни оргазмов. Я на секунду испугалась, что это зелье было смертельным ядом и он уже умирает. Но тогда и я должна была быть уже мертва. Я почувствовала сильную усталость, меня начало клонить в сон, и я легла рядом с Реем и закрыла глаза. Меня разбудил жуткий холод. С трудом разлепив веки, я увидела, что уже стемнело, и это несказанно обрадовало меня. Значит, здесь всё же бывает ночь. Было так темно, что я не могла различить почти ничего. Лишь бледный свет затянутой тучами луны выхватывал из черноты неверные очертания окружающих предметов. В голове шумело, но слабости больше не было, как и адского возбуждения. Я снова посмотрела время на телефоне. Без двадцати минут три. Буквы и иконки на экране не расплывались и не плясали. Значит, действие того наркотика закончилось. Я нервно огляделась вокруг. Реймонд! Он по-прежнему лежал рядом со мной в той же позе, в которой заснул. Я потрясла его за плечо. Он не шевелился. Нет, неужели… Меня охватила паника. Я взяла его запястье в свою руку и начала судорожно щупать пульс. Слабые удары. Слава Богу, он был жив. Теперь, присмотревшись, я увидела, что его грудь слегка вздымается от дыхания. С ним всё было в порядке. Мы оба были всё ещё живы, а значит, у нас есть шанс спастись. Надо разбудить его. Но тут в моей голове стремительно пронеслась одна мысль. Мы же были совсем голыми, и если он проснется, то обязательно догадается, что произошло, или, по крайней мере, начнет задавать вопросы. Конечно, глупо было надеяться, что он ничего не помнит, это же не алкогольная вечеринка, где ты утром даже своё имя вспомнить не можешь. И я помнила отчетливо, что между нами было несколько часов назад. Но попытаться всё же стоило. Я включила фонарик на телефоне и начала искать свою и его одежду, разбросанную рядом. Кое-как собрав все вещи, я оделась и начала надевать на Реймонда его трусы и брюки. К счастью, он был легким, с его-то астеничным и тощим телосложением, наверное, он вряд ли весил больше меня, и мне не пришлось долго возиться. А вот с рубашкой оказалось сложнее. Его тело было очень расслабленным, будто тряпичная кукла, и я долго не могла ни поднять, ни перевернуть его на спину, чтобы одеть до конца. Но всё же после нескольких безуспешных попыток мне это удалось. Как же крепко он спал, если даже не пошевелился от всех моих манипуляций. Я снова потрясла его за плечо. Никакой реакции. Я начала щипать его и трясти ещё сильнее — все было бесполезно. — Реймонд, проснись! — крикнула я ему прямо в ухо и несильно ударила по щеке. Он зашевелился и медленно открыл глаза. — Где я? Что с нами было? — хрипло произнес он. — Мы возле реки. Помнишь, мы днем пошли купаться, и нас на обеде напоили какой-то дрянью, а потом мы уснули… — Да, припоминаю. — Он, шатаясь, встал на ноги и начал отряхиваться. Повисло неловкое молчание. Похоже, мы оба думали об одном и том же, но никто из нас не решался первым нарушить тишину. — Рей, мы должны как можно скорее уходить отсюда. Эти спятившие сектанты убили почти всех наших. Я не знаю, остался ли в живых ещё кто-то кроме нас. Если мы не попытаемся спастись, нас тоже убьют. Он посмотрел на меня. Я не могла в темноте хорошо разобрать его эмоции, но похоже, он был крайне подавлен. Ему было страшно. Как и мне. — Нужно спрятаться где-нибудь, чтобы нас не нашли. Они могут и ночью проводить свои обряды. Так что нас могут заметить. — наконец произнес он. — Конечно. Будем идти осторожно. Плохо, что у нас даже оружия при себе нет. Вообще ничего. А связь здесь не ловит, мы даже не можем позвонить в службы спасения. — Глухое место. Придется рассчитывать только на себя. Он отвернулся и резко умолк на несколько секунд. — Я даже подумать не мог, что эта поездка обернется таким кошмаром. Теперь я чувствую себя виноватым в их смерти. — Нет, Рей, ты ни в чем не виноват. — я подошла к нему и обняла его. — Ты же не мог знать заранее. Никто не знал. И если уж на то пошло, то я виновата не меньше. Мы же никого не тащили с собой. — Да, но поехать сюда было моей инициативой. Значит, это моя ответственность. — Успокойся. — я уткнулась носом в его грудь. — Самое главное, что мы живы. И нужно использовать этот шанс, пока он есть. — Ты права. Идём отсюда. И больше ничего. Он даже намеком ничего не сказал о том, что произошло. Зная его характер, я понимала, что стоит ожидать как минимум возмущения. Он либо просто решил об этом не говорить, либо же… Нет, это невозможно. Неужели и правда ничего не помнит?.. Мы пошли вниз по течению реки, освещая себе путь фонариком. В этих местах можно было легко заблудиться, но я помнила, что поселение норвежцев находится недалеко отсюда, и по крайней мере, теперь начала вспоминать, откуда мы пришли. Мы шли молча, оглядываясь по сторонам. Мне было очень страшно. Я держала Рея за руку. Казалось, что вот-вот из кустов навстречу выскочит кто-то из местных и схватит нас. Это давящее, щемящее чувство не давало мне покоя. И без того было страшно, а тут ещё и тревожность из-за того, что я его совратила. Но наконец я пересилила себя. — Слушай, Рей, а ты… помнишь что-нибудь? — В каком смысле? — Ну, когда мы пошли купаться, а потом заснули… Было кроме этого что-нибудь ещё? Реймонд сдвинул брови к переносице. Он напряженно молчал, обдумывая ответ. У меня, казалось, вот-вот сердце из груди выпрыгнет. — Нет, — наконец сказал он. — Ничего больше не помню. А что? — Да нет, всё в порядке. Я тоже думаю, что ничего больше не было. Вот это да! Значит, он и правда всё забыл. Конечно, он мог соврать мне, но во-первых, он всегда был очень честным и прямолинейным, порой даже чересчур, так что смысла врать, тем более о таком, я не видела. Но почему забыл только он, а не я? Мы продолжали идти молча. Тишина была гнетущей, но я даже не знала, что сказать. И, наверное, так было лучше — ведь наши голоса могли услышать кто-то из сектантов. Может, они прямо сейчас обходят эти леса вдоль и поперёк, чтобы найти остальных выживших и расправиться с ними. Казалось, мы идём уже целую вечность. Но вот издалека послышался глухой, размеренный ритмичный стук. Как будто звук барабанов. И такое же еле различимое монотонное пение. Я остановилась и замерла. — Ты это слышишь, Рей? — прошептала я. — Да. Их деревня близко. Значит, мы не заблудимся. — Пойдём вперед потихоньку. Там рядом должна быть машина, на которой мы приехали. Найдём её и покинем раз и навсегда это адское место. — Да, но скандинавы могут заметить это и напасть. Их больше, чем нас. Слишком рискованно. — возразил Реймонд. — Мы можем подождать, пока они закончат свой ритуал и уйдут спать. — Тоже не слишком надежный план. Нас все равно могут заметить. — Хорошо, ну а тебя есть другие идеи? Он замолчал, тяжело вздохнув. И наконец произнес: — Нет. — Нам придётся рискнуть в любом случае. Но так у нас хотя бы есть шанс уйти живыми, — успокоила я его. Мы прошли ещё несколько сотен метров, и лес впереди начал редеть, за деревьями показалось какое-то слабое свечение. Мы подкрались ближе и осторожно выглянули из-за стволов. Оказывается, мы были на невысоком холме, у подножья которого и располагалась долина, где находилось поселение язычников. Но сейчас, в почти кромешной тьме, было не разобрать ничего, даже очертания ближайших домов. Однако то дьявольское, ужасающее действо, что происходило там, нам открылось с предельной четкостью. И мы оба пожалели, что стали свидетелями этого. Холм был пологим, и от его вершины до подножья спускалась широкая деревянная лестница с двумя пролётами и площадкой посередине. Прямо у подножья холма был разожжен костер, вокруг которого водили странный хоровод и бились в экстазе несколько человек в жутких масках. Ещё трое стояли поодаль и напевали монотонную мелодию на своём древнем наречии, отстукивая ритм на барабанах, и от этого гипнотического звука всё тело сковывал животный страх. Рядом с ними стояла верховная жрица — я узнала эту пожилую женщину, она приветствовала нас, когда мы в полном составе приехали в деревню девять дней назад. Она закрыла глаза и запрокинула голову назад, произнося какие-то заклинания или молитвы древним богам. Чуть поодаль от них стояло громадное деревянное сооружение, изображающее полукруг солнца. Плоское кольцо посередине, от которого шли длинные доски-лучи. Две перпендикулярные планки в его середине образовывали нечто наподобие креста. А на этом кресте… О нет, только не это! Я сначала не поверила своим глазам и начала часто моргать, будто это было видение, которое должно вот-вот развеяться. Однако это происходило по-настоящему. На кресте был распят истекающий кровью труп человека. Его живот был распорот, а части внутренностей валялись на земле. Я всмотрелась в его лицо. Это был Даниэль, парень из нашей группы. Тот самый, который пытался уговорить норвежцев показать нам запретные письмена. Я не могла дышать, меня всю трясло от увиденного. Сердце бешено стучало, я закрыла себе рот рукой и прикусила ладонь, чтобы не выдать нас. Реймонд посмотрел на меня. По его лицу было видно, что он вот-вот упадёт в обморок. Он слегка тронул меня за плечо. — Алесса? — прошептал он. — Ты… Разве не видишь? Там на кресте, на этом солнце… Он непонимающе посмотрел на меня. Точно, он с его близорукостью скорее всего это не рассмотрел. А очки он где-то потерял ещё до того, как мы пришли на озеро. Мне стоило невероятных сил произнести следующую фразу. — Там Даниэль. Рей снова посмотрел вниз, прищурившись. Он продолжал молчать. Но это молчание было сильнее всяких слов. Я всё же не выдержала и беззвучно разрыдалась. Рей закрыл лицо руками. Я видела, как ему и без того было тяжело. Он придвинулся ко мне ближе и прижал меня к себе. — Не плачь, — одними губами прошептал он. — Мы выживём и выберемся отсюда. Всё же он умел быть сильным. О Рей, после стольких моих безуспешных попыток завоевать тебя, после стольких лет твоей холодности и надменности, после всего, что было… Какая ирония, что только угроза ужасной смерти сплотила нас и позволила мне получить хоть немного твоего тепла! — Восславьте Сунна*! — воскликнула верховная жрица, воздев руки к небу. — Восславьте наше светило, что даёт нам жизнь и тепло! И тут же, вторя ей, остальные язычники начали нестройным хором выкрикивать что-то бессвязное на своем древнем наречии. Молитвы… или проклятия?.. Девять дней. Девять жертв. По одному в день. Я так надеялась, что хоть кто-то из наших ещё выжил. И нас сюда приехало девятеро, вот совпадение. Может, это кто-то специально подстроил? Сегодня шёл седьмой день их праздника. И нас осталось как раз двое. — Мои братья и сестры, сегодня мы принесли в жертву Благословенному Солнцу ещё одного чужака. Но наш ритуал не окончен. Ещё двоим удалось сбежать, и они бродят где-то здесь, в этих лесах. Я чувствую это! Найдите их и приведите мне живыми! Скандинавы склонились перед ней в почтительном поклоне, а затем взяли несколько факелов из костра, намереваясь отыскать чужаков во что бы то ни стало. А у меня от этих слов внутри словно всё сжалось, сердце ушло в пятки. Страх и паника парализовали меня. — Алесса, ты слышала их? — Реймонд потряс меня за плечо. — Нам надо уходить. — Тихо, они нас услышат, — прошептала я, кое-как приходя в себя. Я боялась даже пошевельнуться, казалось, что любое малейшее движение выдаст нас, спрятавшихся на этом маленьком деревянном пролёте. Я склонилась как можно ниже, чтобы толпа язычников не увидела нас за перилами лестницы. — Нам нужно разделиться! Обыщите лес и его окрестности, мы найдём этих двоих! — снова донеслись до нас снизу мужские голоса. Я, всё же пересилив себя, осторожно выглянула из-за перил. Язычники разбились на две группы, одна из них шла в сторону деревни, а другая направлялась к лестнице. Прямо к нам. — Бежим отсюда! — я дернула Рея за рукав. Впрочем, «бежим» — это было не совсем подходящее слово для описания того, что происходило в следующие пару минут. Мы крались осторожно, почти ползли, поднимаясь наверх, к спасительным зарослям кустов и деревьев, где было по крайней мере больше шансов, что нас не найдут. Преодоление этого короткого расстояния показалось нам вечностью, словно всё происходило в замедленной съёмке, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд. Но вот наконец последняя ступень. И тропинка, ведущая в лес. — Эти люди идут сюда, нужно спрятаться где-нибудь. Я потащила растерянного Реймонда за собой, в глубь, в самую лесную чащу, подальше от ополоумевших язычников. Он, видимо, от страха впал в ступор и поэтому покорно шёл за мной. Отойдя на достаточное расстояние от тропы, мы спрятались в густых кустах, под корнями огромного ясеня. Ветви и листва здесь образовывали нечто наподобие шатра, поэтому с дороги нас совершенно невозможно было заметить. По крайней мере, я на это надеялась. И не зря — едва мы успели укрыться, как рядом раздался звук шагов и стал виден свет факелов. Язычники прошли по тропе, на которой мы стояли всего минуту назад, не заметив ничего. И скрылись среди толстых стволов деревьев. Нас чудом не обнаружили. Несколько минут мы оба не произносили ни звука, ожидая, пока сектанты отойдут на достаточное расстояние. — И? Что мы теперь будем делать? — нарушил тревожное молчание Реймонд. — Подождём, когда поиски прекратятся. Те, что прошли мимо нас, будут идти всё дальше в чащу, думая, что мы там. Раз они даже не осмотрели ближайшие кусты, то скорее всего думают, что мы далеко в лесу, может, что мы всё ещё у озера. — Но мы ведь не можем сидеть здесь до рассвета, — перебил меня Рей. — И не будем. Предлагаю немного подождать, а потом спуститься вниз, найти машину и уехать наконец отсюда. — Ты дура? Ты же видела, что оставшиеся внизу люди пошли обыскивать деревню. Я нахмурилась. Обычно Рей всегда был вежливым и не позволял себе подобных обращений в чей-либо адрес, хотя в кругу своего ближайшего окружения мог внезапно вспылить и сказать какую-нибудь резкость. Но я была сейчас не в том состоянии, чтобы обращать внимание на то, как он меня назвал. Он злился, нервничал, в конце концов, он был просто ужасно напуган не меньше, а может, и больше меня. — Если ты успел тогда заметить, они направились в сторону жилых домов. Помнишь, в противоположной стороне от деревни есть конюшни? — Предлагаешь спрятаться там? — Рей нервно хихикнул. Видимо, его психика была уже на пределе. — Да, — ответила я. — Эти сектанты обычно устраивают свои ритуалы, пляски и песнопения либо утром, либо днём. Даже если они нас ищут, они вряд ли смогут искать всю ночь. Должны же они устать хотя бы к утру. Тогда мы и уйдём. — План, конечно, ненадежный. Да и с чего ты взяла, что только днём? Они в последнее время после заката устраивали свои мракобесия. — Может, график поменяли. — тут настал черёд нервно смеяться мне. — А может, они вообще не спят. Напьются своей наркоты и потом как бешеные. — Хорошо, мистер умник, какие у тебя есть идеи? Реймонд тяжко вздохнул. Для него непосильной задачей было признавать себя не самым компетентным и осведомлённым в какой бы то ни было ситуации. — Вынужден признать, что сейчас никаких нет. — Ну вот видишь, — довольно сказала я. — Идём вниз, пока сектанты не пошли к конюшням. Мы всё так же тихо и осторожно вышли из кустов и вернулись к деревянному помосту. Язычников нигде не было видно. Костёр уже догорел, и тлеющие угли едва выхватывали из тьмы очертания деревянного солнца. И тела, которое было распято на нём. — Я не хочу идти мимо трупа, — жалобно и как-то по-детски протянул Реймонд. — Мы мимо него и не пойдём. Тут есть другой спуск с холма. Недалеко от лестницы находилась почти незаметная, поросшая зеленью тропика. Я обнаружила её случайно ещё несколько дней назад, когда празднование только начиналось и сектанты ещё не сотворили все эти ужасы. Как же теперь пригодилось мне это любопытство и желание исследовать неизвестные местности. Медленно, держась за руки и помогая друг другу, мы спустились с крутого холма. И будто специально из-за туч выглянула луна и осветила тусклыми лучами долину, конюшни и заготовленные на зиму стога сена, расположенные слева от деревни. Расстояние от холма до конюшен мы пересекли по открытой местности на удивление спокойно. В загонах было совершенно пусто — ни одной лошади или другого животного. Странно, зачем им были нужны такие большие постройки, если они там никого не держат. Но не это сейчас интересовало нас обоих, а спасение собственных жизней. И лишь только мы успели зайти внутрь и спрятаться в одном из пустых загонов в куче сена, как в сарай зашли несколько сектантов. Я лежала ни жива ни мертва. В сене копошились какие-то мелкие противные жучки и прочие насекомые, которые, казалось, вот-вот заползут мне в нос и в уши. Но малейшее движение сейчас означало верную гибель. Не представляю, каково было Реймонду, который до жути боялся насекомых, особенно пауков. Я была удивлена тому, что он вообще мог лежать неподвижно столько времени. Сектанты заговорили что-то на своём древнем наречии. Несмотря на то, что я знала несколько слов и около трех десятков фраз на древнескандинавском, я не могла разобрать ничего. Но казалось, в их разговоре промелькнуло слово «обряд». Судя по всему, уходить они отсюда не собирались. Но мы же не можем лежать тут несколько часов… Рано или поздно кто-то из нас выдаст себя, и язычники нас найдут. Холодный ужас и отчаяние накрыли меня с головой. Но тут один из язычников громко окликнул всех остальных. Послышались удаляющиеся шаги, дверь снова скрипнула, и стало тихо. Они ушли. Я осторожно приподняла голову. Реймонд тоже вылез из сена, отплевываясь и едва слышно ругая на чем свет стоит мелких букашек, которые ползали по нему всё это время. Его трясло, он с отвращением счищал с себя прилипшие сухие травинки. Мы снова чудом избежали неминуемой гибели. Но может, они решили нас обмануть и караулят у входа, ожидая, когда мы выйдем? Жестом сказав Реймонду молчать, я на цыпочках прокралась к двери, пытаясь разглядеть хоть что-то в узкой щели между дверью и стеной. Но ничего кроме травы и кустов там не было видно. Луна по-прежнему светила, её лучи попадали в высокие окошки под самым потолком сарая, ложась на дощатый пол неровными полосами. Я толкнула дверь, но она не поддалась. Снова и снова — бесполезно. И только спустя несколько секунд до меня дошло ужасное осознание того, что сектанты заперли нас здесь, как в ловушке. — Чёрт, нет, только не это… — я закрыла лицо руками. Реймонд подошёл ближе и тоже попытался открыть дверь, словно не поверив мне. Затем осмотрелся по сторонам. — И что нам теперь делать? — спросила я. — Не думаю, что стоит пытаться выбить дверь. Даже если у нас получится, мы наделаем много шума, и сектанты могут нас услышать. Знаёшь что, я думаю, отсюда должен быть другой выход. Постройка, в которой мы находились, была очень длинной, так что противоположная её стена и вовсе терялась во тьме. Лунный свет не освещал дальнюю часть здания. Вполне возможно, там могло что-то быть. И мы бросились бежать, бежать со всех ног по этому казавшемуся бесконечным деревянному коридору, как можно скорее и дальше от этого места, в противоположную сторону от двери, через которую заходили сектанты. Казалось, что там, в конце коридора, наше спасение. Но нас ждало разочарование. Там была лишь глухая деревянная стена. И ничего больше. Я судорожно шарила по шершавым брёвнам рукой, готовая разрыдаться в истерике. Мы были в ловушке. Нет, нет! Как же так! Ведь победа была так близко. И вдруг моя ладонь нащупала что-то вроде дверной ручки. Я дёрнула за неё, и на моё счастье дверь оказалась не запертой. Однако за ней была лишь темнота. Ни света луны. Ни травы. Ни деревьев. Похоже, эта конюшня вела в какое-то пристроенное к ней помещение. Я обернулась к Реймонду. Он растерянно молчал. — Думаешь, стоит зайти? — Я не знаю. Я решительно шагнула внутрь. Из кромешной тьмы повеяло запахом дерева, сушеных трав и ещё чего-то непонятного. — Алесса, стой! — Реймонд схватил меня за плечо, словно почуяв невидимую угрозу. Но было поздно. На одной из стен вспыхнул факел, осветив всё помещение зловещим красноватым светом. Меня передёрнуло от страха, и несколько секунд я искала глазами того, кто мог зажечь этот факел. В пустой комнате никого не было. Но внезапно прямо передо мной словно бы из ниоткуда появилось страшное, изуродованное лицо, отдалённо напоминающее человеческое. Я истошно завопила и отпрянула назад, и почувствовала тяжёлый удар по затылку. Перед глазами всё потемнело, и сознание моментально выключилось… *** Яркий свет солнца невыносимо слепил глаза. Лучи уже даже не грели, а обжигали кожу. От этого света пришлось волей-неволей разлепить глаза. Зрение не фокусировалось первые секунд тридцать, а голова всё ещё болела. Но наконец я пришла в себя. Я была всё ещё жива. Но жизнь эта, похоже, была уже кошмаром хуже смерти. Я сидела во главе длинного стола, накрытого белой скатертью. По обеим сторонам от меня восседали норвежцы-сектанты и смотрели на меня с какой-то неестественно жуткой добротой. Их улыбки казались ненастоящими, натянутыми. Словно лица манекенов. А прямо напротив меня, за другим краем стола сидел… Реймонд. Он был в таких же белоснежных льняных одеждах, как и эти культисты. Символы рунической вязи, которой были расшиты рукава и ворот его рубашки, словно шевелилась подобно змеям, жили своей жизнью. На голове его был венок из живых цветов. Я вдруг подумала, как же хорошо он смотрится в таком наряде, и засмотрелась на то, как ветер играет с его золотистыми волосами, ниспадающими по плечам. Господи, ну о чём я думаю?! В такой-то момент, когда нас вот-вот убьют, сожрут, принесут в жертву или сделают ещё что-нибудь ужасное. Нашла время. Тут я заметила, что на мне тоже надето старинное, длинное белое платье, расшитое рунами. Я ощупала голову, чтобы убедиться, что мне не разбили затылок, и это движение далось мне с таким трудом, будто всё тело было парализовано. В мышцах была ужасная слабость. Моя рука наткнулась на листья и цветы. На мне тоже был венок. И когда они успели нас переодеть? Видимо, принаряжают жертв перед страшной смертью. Но, стоп. Мы же вчера почти смогли сбежать от них! Почему не получилось? Память подводила теперь уже меня. Я смутно помнила, как мы бежали через поле к стогам сена. Как вошли в пустой сарай. А дальше — ничего. Они снова нас чем-то напоили, своим проклятым зельем. Уже в который раз. Вот уж точно, хочешь заманить человека в сети — сначала завлеки его песнями, плясками и старинными обычаями, а потом накачай наркотой так, чтобы он пошевелиться не мог. Странно, но сознание было очень чистым и ясным. Совсем не так, как было, когда мы сидели с Реймондом у озера. Страха не было. Паники — тоже. Мысли возникали просто как трёхмерные образы, как бегущая строка, и тут же исчезали. Даже цвета стали ярче и насыщеннее, словно кто-то подкрутил настройки на картинке в Фотошопе. Это было определённо какое-то другое зельё. — Скажи, сестра, тебе нравится этот отвар? — ласково спросила меня одна из девушек, сидящих за столом. Я повернула к ней голову и уже хотела что-то сказать, но от слабости не смогла произнести ни слова. Да и сами слова как будто бы испарились из памяти. Как будто сломался конвентер, что переводит мысли в звуки. — Ничего не говори, — продолжала девушка. — Тот отвар, который выпили ты и твой возлюбленный, гораздо чище и легче предыдущего. Это поможет вам подготовиться к последнему обряду. Отвар. Ха! Тут бы больше подошло слово «отрава». Стоп. Она сказала «возлюбленный»? Я снова взглянула на Реймонда. Его лицо выражало какую-то блаженную отрешенность. Но тут из-за стола поднялась та самая пожилая женщина, которая была главой деревни. — Мои братья и сёстры! Сегодня мы празднуем последний день священного праздника Солнцестояния. Итак, согласно обычаю, один из наших гостей должен вкусить принесённое нами подношение, как того требует обычай! Тут откуда-то появились люди в белых одеждах, которые несли в руках блюдо, а на нём шевелилось что-то живое. Я не сразу смогла разглядеть, что это было, но когда до меня дошло, меня обуял животный страх. Сектанты поставили блюдо на стол, и я увидела, что на нём был живой угорь. Скользкий, влажный, извивающийся и невыразимо отвратительный. — Ты должен съесть этого угря, как символ процветания и плодородия! — вновь провозгласила жрица. От одного вида этого «угощения» Реймонду сделалось дурно. Он брезгливо отвернулся, не в силах произнести ни слова, и тем более встать со своего места и убежать. Его тоже напоили этим зельем, снова. Мы оба были обречены. — Хёлльмунд, Удгар! Помогите ему! К Рею подошли двое крепких дюжих мужчин, один из которых взял его за плечи, а второй надавил ему на нижнюю челюсть, тем самым заставив его приоткрыть рот. Затем тот, кто держал его за лицо, подхватил пальцами извивающегося угря и засунул его Реймонду в рот, протолкнув до самой глотки. Рей зашёлся в ужасном кашле, его трясло в судорогах, и мне показалось, что его сейчас стошнит. Даже с такого расстояния я видела, как на его глаза навернулись слёзы. Мужчины отпустили его, и он беспомощно кашлял, сплёвывая в траву. Я видела, насколько ему было плохо. Похоже, угорь, которого его заставили проглотить, шевелился внутри него, проходил вниз по пищеводу. Я не представляю, что он испытывал при этом. Никому не пожелаю такой участи. Дальнейшее я помню с трудом. Помню, как нас снова поили тем наркотиком, как я танцевала вокруг высокого столба с языческим символом вместе с девушками из деревни. Реймонда нигде не было видно. Возможно, его забрали сектанты, а может, уже убили, я этого не знала. Но так хорошо, как тогда, мне не было ещё никогда в жизни. Я и не заметила, как постепенно на деревню опустилась тьма и снова наступила ночь. Я забыла обо всём на свете. И о том, что нас хотели принести в жертву. О том, что они сделали с Реймондом, о том, что мы переспали с ним накануне… вообще обо всём. Когда на деревню опустилась ночная тьма, сектанты разожгли большой костёр. И лишь после того, как эта лихая пляска закончилась, я оглянулась вокруг, не понимая, что же вообще происходит. Я остановилась отдохнуть от бешеного танца и осмотрелась. В нескольких метрах от меня пылал костер, за которым стоял громадный деревянный крест в виде солнца. А на этом кресте… О Боже, нет, только не это! На этом кресте был распят Реймонд. Он был полностью обнажённым, его руки и ноги были привязаны к длинным деревянным планкам-лучам этого символического «солнца». Он, похоже, был без сознания и просто висел, низко склонив голову на грудь. Светлые длинные волосы почти полностью закрывали его лицо. Красноватые блики костра отсвечивали на его коже и волосах какими-то неестественными, жуткими оттенками. Я просто остолбенела, не зная, что мне делать дальше. Но тут ко мне подошли несколько девушек из деревни. Одна из них ласково спросила меня: — Скажи мне, сестра, чем твой возлюбленный отвечал на твою искреннюю и бескорыстную любовь? Я молчала, не зная, что ответить. Тем временем другие сектантки продолжали. «Мы знаем, как тебе больно, сестра…» «Он всё время отвергал тебя, несмотря на то, что ты всегда была так ему преданна и так к нему добра.» «Откуда они это знают? Почему они зовут меня сестрой?» — пронеслось в моих мыслях. Впрочем, появились эти мысли так же мимолётно, как и успели исчезнуть. Я почувствовала, как кто-то из них вложил в мою руку нож. Деревянная рукоять явственно ощущалась в ладони. — Он постоянно отвергал тебя, отвергал твою любовь… Так отомсти ему за это! — Сегодня особая ночь. Принеси жертву, и ты станешь Королевой! Нестройный гул голосов вторил мне, говорил, что делать. И ведь действительно, в чём-то они были правы. Реймонд всё время отвергал меня, делал мне больно, а при единственной попытке признаться ему в любви я получила такой ответ, о котором лучше вообще никогда не вспоминать. Если бы не учёба на общем факультете и ужасные события последних дней, стал ли он вообще общаться со мной? Я уверена, что нет. Он уже наговорил мне столько гадостей, сделал относительно меня столько ужасных вещей. Я ведь просто ненавижу его! Мне так больно… Я снова взглянула на нож в своей руке. Затем на бессознательное тело, привязанное к импровизированному «кресту». Я должна сделать этот выбор. Должна избавиться от своего прошлого! От боли, от страданий, от всего, что этот человек заставил меня пережить. Это мой шанс. Жуткие песнопения на древнем скандинавском языке завораживали разум и душу. Я медленно продвигалась к деревянному кресту. Подойдя к нему вплотную, я ударила Реймонда по щеке. Он слегка пошевелился, словно отойдя ото сна. Я провела рукой по его обнажённому телу. Это было само совершенство! Как жаль, что я не смогла раньше оценить это великолепное творение природы. Точёное лицо с острыми скулами. Длинные, густые, вьющиеся золотистые волосы. Торчащие рёбра и ключицы, болезненная худоба, бледная, почти белая кожа. О Рей! Ты был пределом моих мечтаний. Как можно было скрывать подобное совершенство! Я не могла оторвать от тебя глаз. Но тут же, словно услужливые подсказки, в памяти всплыли жестокие слова, сказанные им относительно меня. И моё восхищение вмиг сменилось яростью. — Прости меня, Рей… — в моём голосе было мало искренности. Но из глаз почему-то сами собой потекли слёзы. И одновременно с произнесёнными мною словами, я воткнула остро заточенное лезвие ножа под его нежные ключицы. Реймонд, словно отойдя от боли, взвыл нечеловеческим голосом. Однако мне это лишь придало сил. — Получи, урод! Я снова воткнула нож, на этот раз в его плечо. Рей взвыл от боли, не понимая, что с ним происходит. Я с удовольствием надавила на лезвие, прокручивая его в плоти у несчастной жертвы. Кровь брызнула во все стороны, пятнами оседая на моём белоснежном платье. Но мне было всё рано. — Алесса, что ты делаешь… Прекрати… — Простонал еле живой Реймонд. Я лишь усмехнулась. Он заслужил то, что с ним происходит сейчас! Целиком и полностью. Удивительно, как он ещё мог говорить в таком состоянии! Впрочем, это было неважно. Я снова воткнула нож со всей силы в его кровоточащую плоть, в грудь, в живот, куда угодно, чтобы заставить как можно больше времени провести в мучениях, но при этом не умирая. Мой обидчик не должен покинуть этот мир так быстро. Я провернула острие ножа в его плоти, вырезав достаточно большой кусок. Затем, насадив его на нож, поднесла к огню и с удовольствием наблюдала, как яркое пламя поджаривает плоть моего единственного возлюбленного и моего главного врага. В воздухе отчаянно витал запах жареной, горелой плоти. Человеческой плоти. Однако я не чувствовала ни жалости, ни стыда. Поднеся кусок прожаренной плоти ко рту Реймонда, я пальцами раздвинула его губы, протолкнув его внутрь рта. По тому, что он ещё дышал, я поняла, что он был всё ещё живым. Удивительно, как наркотические зелья могли действовать на его кажущееся с виду таким слабым и хрупким тело! Я запрокинула голову и истерически засмеялась. Каким же беспомощным был в этот момент! Я не знаю, что нашло на меня. Я со всей силы ударила ножом в живот Реймонда. У него вырвался слабый, словно предсмертный хрип, а затем он затих. Я продолжала остервенело резать его. Тёплая кровь брызгами оседала мне на лицо. Мои руки были по локоть в крови. Но я не замечала этого. Словно одержимая, я била и била острым лезвием ножа по его хрупкому и беспомощному телу, не обращая внимания на то, что его предсмертные крики сперва затихли и превратились в невнятные хрипы, а затем и вовсе стихли. …Тёмные струи крови стекали по животу и ногам юноши, привязанного к языческому подобию креста. Его живот был разворочен и разодран ударами холодного оружия. Вывернутые наизнанку кишки свисали наружу до самой земли из окровавленной ножевой раны. Его кровь заливала свежую зелёную траву и землю. Юноша уже давно не дышал, превратившись в хладный труп, чьи последние часы перед смертью превратились в ужасные мучения. Почти всё его тело было покрыто глубокими ранами, а шелковистые кудрявые волосы скрывали практически всё лицо, искажённое кошмарным, нечеловеческим страданием…