Бену порой нравилось сидеть в реальном мире у своей жертвы и наблюдать, как на её теле медленно появляются повреждения. Сначала это кажется необычным: чистая кожа, и вдруг, просто из ниоткуда, на ней вырастает рана, миллиметр за миллиметром, как будто что-то невидимое калечит её с садистским удовольствием. А если синяк? Ощущение, словно наружу что-то прорывается, но не может, потому сидит под кожей. Но вскоре привыкаешь, впрочем, как и ко всему. Разве что интерес — а что же дальше жертва покалечит себе? — держал на месте призрака.
Рейнеке очнулась с диким першением в горле и болезненным кашлем. На подставленную целую ладонь попадали капли слюны вперемешку с мутной речной водой. Придя в себя, Рей подняла глаза и осмотрела свою родную тёплую комнату, которая сейчас казалась лучшим местом в мире. Как точка сохранения, показывающая, что ты здесь в безопасности.
Девушка потеряла уже вторую жизнь в игровом мире. Первая смерть в "Зельде" была точно нелепее второй, всего-то ударилась головой об камень. Но вторая... Она помнит, что её вытаскивали из воды, но видимо к тому моменту она уже успела задохнуться. Больше в игру лезть как-то не прельщает, поэтому...
"Надеюсь, жизни я теперь нигде не потеряю, с меня хватит", — подумала Питерс, ощущая острую боль в перевязанной ладони. Стянув с неё повязку, полностью пропитанную кровью, Рей воззрилась расплывающимся взглядом на глубокий порез. В этот же момент в комнату вошла "слегка" недовольная мама.
— Я не будила тебя, давала отоспаться, но это не значит, что спать можно все 25 часов! Рейнеке Питерс, ты... — тут она, готовая ранее взорваться, вдруг поменяла тон, — ...откуда это?
Рана выглядела действительно внушительно благодаря тому, что она, помимо самого пореза, еще и была странно растянутой. Рей передёрнуло от воспоминания, как Утопленник проталкивал свой длинный язык в ладонь, пытаясь, видимо, пробить её насквозь. Словно крыса вгрызаясь внутрь, он причинял сильную боль. Комок омерзения поднялся до горла и стойко там засел.
— Порезалась, — с трудом выдавила Неко, не смотря на мать, в мгновение ока рванувшую к дочери и уже рассматривающую увечье. Рыжая заторможенно подумала, что родителей нельзя беспокоить по делу Зельды, это её собственный закон на данный момент. Они ничего не должны знать или подозревать. Уладить дела со школой, которую она начала прогуливать, ничего не стоит, думать об одноклассниках тоже нужно в самую-самую последнюю очередь. Но семья, семья не должна ничего знать и беспокоиться, Рей сама всё сделает. Если они полезут в это дело с игрой, будет только хуже. Близнецов хватило, выхватывать из этой пучины ещё кого-то уже будет затратным в моральном плане. Нэко сама покончит с призраком, рано или поздно.
— С тобой творятся странные вещи в последнее время. Ты так много спишь после комы, хоть доктор и говорил, что это нормально, но ты едва с нами разговариваешь, словно скрываешь что-то. Я волнуюсь.
"Как же ты права, мамочка", — с болью подумала Питерс-младшая.
— Ма, всё хорошо... — попыталась Рей что-то сказать с легкой натянутой улыбкой, но мать перебила, смотря точно в глаза дочери. Она выглядела как-то... горько.
— Пойми меня. Пойми нас с папой, мы ведь желаем тебе только добра. Что происходит? Тебе кто-то угрожает? Только слово и этому человеку не поздоровится, ты же понимаешь, что не стоит держать в себе. Даже если он скажет что будет мстить, если ты скажешь об этом нам, то ты будешь в безопасности, милая. Мы ведь хотим помочь, — Неко поджала губу, а мама, ласково поглаживающая раненую ладонь, не сдержала тихих слез.
"Но вы не сможете помочь мне", — опустила глаза Рей. Следом за ней повторила и мама, переводя взгляд и всё внимание на порез. Что-то ей показалось странным. Невесомо касаясь раны, она чувствовала едва заметное шевеление под пальцами, и если сначала не придавала этому значения, так как разговаривала с дочкой, то теперь могла сосредоточиться. Шевеление действительно было. Поднеся ладонь ближе к глазам, она вдруг побледнела, а спину обожгло холодом, так, что волосы чуть дыбом не встали. В плоти шевелились белые маленькие точки.
— Мы сейчас же едем в больницу, — моментально взяв эмоции под контроль, подскочила мать с кровати, на которой сидела Питерс, и потянула дочь за собой неожиданно жёстко. Неко, не понимая, что происходит, хотела было рассмотреть руку, но мама, увидевшая это, тут же накинула на руку валявшуюся на стуле футболку. — Не трогай, вдруг заражение занесёшь.
Неко, поднявшись с кровати немного резко, тут же схватила от перепада давления черные точки перед глазами и пошатнулась. Чтобы не упасть, она ухватилась больной рукой за косяк двери и тут же вскрикнула. Мать сбавила темп и хотела было позвать отца, сидящего на кухне, как Рей развернула футболку, впитавшую кровь, что пошла из-за нагрузки на руку.
— Что?.. — уставшее лицо вдруг исказила гримаса ужаса и отвращения, Питерс побледнела. Рука, которую она рассматривала, затряслась, кровь стекала по предплечью и капала с локтя на пол. Стоявший в горле ком возрос в разы, голова закружилась, с пустого желудка поднялась желчь. Правильно расценив позеленевшее лицо, мать бегом довела Рей, которая ничего не видела кроме своей ладони, до уборной.
— Осторожней, — лепетала мать со страху, усаживая дочь перед унитазом и удерживая её.
Девушка, не чувствуя ничего, кроме жжения в горле и дикого отвращения, опустошила желудок. Едва держась, она сплевывала рвоту, откашливала заглоченную воду. Перед взором держался животный страшащий взгляд кровавых глаз и длинный язык, впивающийся в плоть словно с целью опустошить её изнутри, оставляя снаружи лишь кожу.
Мать держала Рей за волосы, чтобы они не замарались, и таким образом понемногу возвращала рыжую в чувства. Кажется, мама что-то говорила, но слышалось это отдалённо, словно через десяток стен. Кажется, она в слезах звала отца и от страха кричала вызывать скорую. Неважно, впрочем. Истекающая кровью ладонь пульсировала.
Кажется, будто игра, недовольная пренебрежением к ней, ударила в спину, мол, играй серьезно, иначе будешь получать вот такие подарки в реальности. Вернее, не игра. Призрак. Он недоволен. В такие моменты страх мешался с отчаянием, и надо быть человеком сильной воли, чтобы преодолеть это и идти своим намеченным путём.
"Тебе не сбежать, — сама себе в голове повторяла Неко, но тут же перебивала, — но ты можешь выкинуть или сжечь приставку или игру, тогда всё будет кончено." Пессимистичные и оптимистичные мысли чередовались с необычайной скоростью. Интуиция говорила, что одним сожжением картриджа и Nintendo дело не закончится. Всё идёт изнутри, сейчас, возможно, получив долю крови Рей, Утопленник окажется привязанным к ней призраком, который останется, даже если уничтожить игру. То есть она уберет лишь видимость проблемы, но не саму проблему. В реальности ему ничего не сделать, ведь это призрак, нематериальное существо. Лишь в игре чего-то можно добиться.
Затерявшись в мыслях, Рей не заметила, как её уже давно заботливо подняли и принялись умывать. Прополоскав рот от желчи, девушка сама умылась одной рукой и взглянула в зеркало, висящее над раковиной. В отражении было видно, как с раненой рукой возилась мама, впрочем, не совершая кардинальных действий, разве что кровь впитывала полотенцем. У двери стоял отец, о чем-то говорящий с матерью и кидающий волнующиеся взгляды на Рей. В углу ванной, который не видел ни отец из-за угла обзора, ни мать, можно было различить силуэт, красные глаза которого смотрели на Рейнеке. Девушка нахмурилась, почувствовав холод.
Глаза призрака сузились, словно он ухмыльнулся. "Ты всё поняла правильно", — растолковала этот взгляд для себя Неко. В дверь на первом этаже позвонили. Призрак исчез.
***
Успокоиться и прийти в себя окончательно Рейнеке смогла только в больнице, после нескольких капель валерьянки. Её колотило по приезду, стоило лишь взглянуть на ладонь. Оттуда врачи вытащили около десяти штук опарышей, только двое из которых были на поверхности раны, остальные забились внутрь плоти. Наконец шок прошел, а голова немного полегчала от мыслей.
Питерс лежала на кушетке и смотрела в успокаивающего зеленого цвета потолок, обдумывая, что же произошло. Ладонь ей очистили, продезинфицировали и зашили, а также "покрасили" в зеленый остальные мелкие порезы. Синяк на ноге не заметили, а если и заметили, то всё равно ничего не сказали, решив, что он пройдёт так же быстро, как и на собаке. Успокоив девушку тем, что ей ничего не грозит, её отвели к психологу, который, правда, сейчас прогуливал. Впрочем, пока родители сидели у одного психолога, навязывающего им мысль, что всё это показалось, и девочка просто разбила стакан, осколки которого её и поранили, Рей радовалась, ведь нужно придумать правдоподобный рассказ и правильное поведение, всё-таки психолог может и в мелочи что-то углядеть. Мысль про разбившийся в руке стакан могла бы прокатить с психологом, но, кстати, вряд ли с родителями, ведь рядом с кроватью не было осколков. Если они это заметили, то поймут, что их дурят, чтобы успокоить.
В помещение влетел молодой паренёк в докторском халате, от которого за версту несло перегаром, сигаретами и мятной жвачкой, которая, судя по всему, должна была убрать первые два запаха. Неко меланхолично проводила взглядом психолога до его стола и вновь вернулась к полюбившемуся зелёному потолку.
— Прости-прости, черная кошка дорогу перебежала, пришлось обходить, — сказал он, весело извиняясь перед, как подумала Питерс, ней, но у дверей стояла недовольная женщина лет тридцати, и данные слова были адресованы ей.
— Джонатан, ещё одно опоздание, и я самолично закатаю тебя в банку с формалином! — пригрозила она и ушла.
— Фух, — смахнул со лба воображаемые капли пота психолог и повернулся к Неко. — Ой, так мой пациент уже здесь! — он смущённо улыбнулся и подошёл ближе. — Меня зовут Джонатан Хофманн.
— Рейнеке Питерс.
— Интересное имя, как в одной книге о лисе. Ренар, Рейнеке, одно и то же. Я бы зачитал пару строк, но они на французском, а ты его вряд ли знаешь, — Неко саркастично приподняла бровь. Молодой человек продолжил, садясь в кресло и хватая со стола ручку с блокнотом, — итак, на что жалуетесь, Рейнеке?
— Вы немец? — неожиданно перевела тему Рей, сама с себя удивляясь. Ну а что, его фамилия немецкая, он говорит на английском, а знает еще французский. Джонатан, впрочем, не удивился.
— Мой отец чистокровный немец, мать американка, учил в школе я французский, из-за отца знаю немецкий, и сейчас пытаюсь понять китайский и русский — не зря это два самых сложных языка в мире. Хочу обуздать их, — заговорщицки подмигнул Хофманн.
Неко поняла, что этот психолог, к которому она теперь будет ходить каждую неделю, станет для неё новым другом.
***
Диагноз девушке поставили самый простой — "депрессия". Родители маленько успокоились и согласились ехать домой. Питерс, забыв о призраке, да и обо всём вообще, так она увлеклась разговором с Джонатаном, вернее, его монологом, парень очень любил поговорить, спокойно вошла в дом и села на кухне, так как мать попросила её немного посидеть с отцом, пока сама уберёт кровь в комнате рыжей. Девушке ничего не оставалось, кроме как согласиться и выведать у отца, что же говорил другой психолог им. Как оказалось, им и правда прочистили мозги тем, что все в порядке, у девушки просто сложный период, восстановление после комы, так как организм в тот момент получил нагрузку, а порезы — от стакана, лопнувшего в руках. Опарыши им показались, на самом деле из ладони доставали кусочки стекла. Родители полностью удовлетворились преподнесенной им на блюдечке ложью. Неко с облегчением вздохнула и тут же напряглась. Слишком гладко всё складывается, да и на кой черт докторам так поступать. Напряжение усилилось, стоило матери спуститься вниз и взять с полки совок с веником.
— Ма, а зачем ты это с собой берёшь? — подозрительно спросила Рейнеке.
— Я увидела за кроватью осколки стакана в твоей крови, вот и убираю, — ответила доброжелательно мать и пошагала наверх.
Девушку бросило в холод, а потом в жар, пробрало до костей.
Не было там никакого стакана. И осколков. В больнице тоже что-то подстроили.
Что происходит? 
