В твоих руках

POV Деймон — Когда выполнишь заказ, напиши смс, как можно короче, и я вышлю тебе вторую часть денег. Никаких звонков, подробностей, встреч. Одним словом, чтобы при случайной проверке не было понятно, о чем идет речь. Мне риск не нужен. И с этим человеком как-то потише, без шума и возни. Был человек — нет человека. — Я все понял, — хмурюсь, глядя в пол, и крепче сжимаю телефон. — Я много слышал о тебе, Сокол. Так что не подведи. И никаких шуток. Сдашь — я найду тебя даже на Марсе, и, поверь, тебе не захочется знать меня в гневе. Я в курсе, что ты уже выпутывался из дерьмовых ситуаций, но я тебе устрою настоящие американские горки прямиком в Ад. Это понятно? — Я не подведу. — Очень на это надеюсь. Все, отбой.       Отключаюсь и, скрипнув зубами, сажусь в машину. Иногда это все начинает надоедать, потому что нет разнообразия, все одно и то же. Звонят, заказывают, присылают какие-то данные и задаток. Остальное после выполнения заказа. Кровь на руках растет в прогрессии роста денег, и порой мне кажется, что стоит все бросить, найти нормальную работу, с которой не нужно будет врать родным, но потом я понимаю, что эта грязная профессия дает мне стабильный и очень хороший заработок, а в компании мелкой это очень и очень важно, потому что ей почти всегда что-то нужно. Раньше это были игрушки и книжки, теперь одежда, косметика, какие-то развлечения. Я редко ей отказываю, но я не могу назвать ее избалованной, она знает рамки и следует им, потому что, как бы я ее не любил, я не даю ей волю, иначе она не сможет нормально принять жизнь, в которую ей скоро придется влиться.       Мир грязен, порочен, он погряз в банальных, неправильных ценностях, к которым приходится приспосабливаться, если не хочешь жить в коробке и питаться мусором. А я больше всего хочу, чтобы Елена получила от жизни как можно больше, чтобы ее жизнь разнилась от той жизни, которая была у меня. Она заслуживает лучшего, и она его, черт возьми, получит. По крайней мере я сделаю все, что могу, ради этого.       Знаю, что пора ехать домой, чтобы уладить какие-то дела и вымолить прощение у мелкой, которая сейчас, наверняка, опять злится на меня. Но разве я мог говорить о заказе при ней? Она не должна знать о том, чем я занимаюсь. Может, когда-нибудь мне и придется ей рассказать, но я очень и очень надеюсь, что это случится не скоро. А лучше, если вообще не случится.       В какой-то момент взгляд цепляется за вывеску магазина, и я паркуюсь, испытав резкое желание приобрести себе новые солнечные очки. И плевать, что я только неделю назад купил очень крутые Ray-Ban, мне нужны еще одни.       Толкаю дверь, поморщившись от мерзкого звука колокольчика, и сразу же подхожу к кассе, окинув взглядом молодую продавщицу. Она отрывается от телефона и, мельком взглянув на меня, замирает и выдавливает улыбку, мельком облизав губу. Ясно все с тобой, радость моя. Оглядываю ее с ног до головы, сканируя шансы за и против — волосы свои, губы тоже, грудь неплохая, в руке помещается, худенькая, задницу видно плохо, но сидя по натянутой ткани юбки тоже ничего так орех. Ухмыляюсь и кладу обе руки на кассу, пристально глядя ей в глаза. — Привет, красавица. — Добрый день, — выдавливает она, и меня чудом не разбирает смех. Как она быстро растеклась. — Чем могу Вам помочь? — Мне нужны очки. Покачественнее, — и не только очки, добавляю я мысленно. — Лечебные или солнечные? — смотри-ка, она еще и слова сложные может говорить. Значит, не совсем размазня. Неплохо. — Солнечные. Если бы у меня было плохое зрение, — пауза, — я бы не заметил с улицы такую красоту, — она густо краснеет и прикусывает нижнюю губу, плотнее сдвинув ноги в юбке. Все, джек-пот. — Не очень понимаю, о чем Вы… — А я думаю, ты все понимаешь, — упираюсь рукой в кассу и, перемахнув через нее, чуть не уронив стойку с примерами оправ для очков, прижимаю девушку к шкафу всем корпусом. Она сглатывает, вперив в меня потемневший взгляд, и, почти не моргая, смотрит мне в глаза, боясь даже дышать. — Попалась, — выдыхаю я и накидываюсь на ее губы, грубо сминая их и проникая в ее рот языком. Незнакомка сдавленно стонет, трясь о мои бедра своими, и я провожу рукой по ее телу, приподнимаю узкую юбку и сжимаю ее промежность, усмехнувшись от того, насколько сильно промокло ее белье. Проникаю в нее сразу тремя пальцами, и она толкается ближе, закусив мне нижнюю губу. Так, кажется, мне попалась страстная девочка. — Устроишь перерыв? — шепчу я ей на ухо, и она, кивнув, напоследок скользнув языком по моим губам, идет к двери, переворачивает табличку с «открыто» на «закрыто» и идет в соседнюю комнатушку. Как только я захожу следом за ней, она закрывает дверь и, опустившись на колени, расстегивает мои штаны и спускает их вместе с бельем. Намотав на кулак ее волосы, задаю ей нужны темп, толкаясь в ее рот, и блондинка цепляется в мои бедра, активно работая языком. А она даже ничего, я бы сказал, способная.       Резко вздернув ее на ноги, поворачиваю спиной к себе и, толкнув грудью на плоскость заваленного стола, поднимаю вверх ее юбку, обнажая аппетитную задницу, разделенной тонкой ниточкой стрингов. Облизываю губы и ударяю по одной половине ладонью, оставляя красный след. Она взвизгивает и почти сразу начинает стонать от наслаждения. Однозначно джек-пот. — Больше, — вдруг просит она, и моих губ касается довольная улыбка. — Легко. ***       Тело еще блаженно ноет от обильного оргазма, когда я сажусь в машину и лениво направляю ее в сторону дома, испытывая страшное желание лечь на диван и сожрать минимум бигмак, а то и два. Или даже три.       Пиликает мой телефон, и я, увидев имя отправителя, улыбаюсь. Мелкая. Опять что-то случилось? Или она не выдержала и решила начать обижаться раньше времени? Купи, пожалуйста, Колу, Тик-Так, шоколадку с карамелью и сгущенку. 16:47       Стискиваю зубы, крепче вцепившись в руль, и закатываю глаза. Понятно. Опять Изабель с ее бзиками. Миссис Гилберт никудышная мать, и это еще мягко сказано. Она вообще не интересуется жизнью дочери, не дает деньги, не разговаривает, не учит тому, чему должна учить мать, оставляя всю грязную работу мне. Иногда у нее бывают проблески разума, и тогда она решает побыть типа матерью и начинает наседать на Лену. А та после разговоров с ней как рыба разваренная.       Изабель, конечно, мягко говоря необычная личность. Как-то раз она забралась в душ, когда я мылся, и начала… Короче, я свалил из ванной голый и в пене. В следующий раз она пробралась в мою спальню утром, когда я спал, и опят же таки присосалась ко мне, ну, как ко мне… Мерзко видеть ее в непосредственной близости каждый день, но что поделаешь: папаша ее, видите ли, любит, в чем лично я очень даже сомневаюсь. Если ее и любить, то только за ее способности в горизонтальной плоскости. В остальном это нечто крайне неприятное и непритягательное.       А тут она еще и опять вывела мелкую, если та попросила у меня взрывоопасную смесь. Заезжаю в магазин и накупаюсь опять почти на весь задаток, едва впихнув сумки на заднее сидение автомобиля, не понимая, на кой-черт я опять купил столько еды, если у нас дома и так нет места.       Вхожу в дом и, кое-как разложив продукты, набираю на поднос разных вкусностей и иду на второй этаж. Замерев возле одной двери, решительно распахиваю ее и захожу в полутемную комнату, скользнув взглядом по Изабель, которая со страдальческим выражением лица сидит напротив зеркала, расчесывая волосы. Заметив меня в отражении, она оборачивается и удивленно смотрит на меня. — Деймон? — Изабель, — отзываюсь я, прикрыв за собой дверь, решительно подхожу к ней, сжимая в руке поднос, — я хотел поговорить. — О чем? — она поправляет край и так короткого халата, тем самым каким-то непостижимом образом открыв бедра еще сильнее. — Если хочешь, я могу тебе заплатить, столько, сколько скажешь. Только оставь Елену в покое, слышишь? Ты уже давно не ее мать, мать — не та, которая просто породила. Чтобы называться матерью, нужно еще и воспитать. А в итоге именно я рассказывал ей про месячные и объяснял, как пользоваться прокладками. И это даже не самое странное. Ты утратила возможность называться ее матерью, так что пожалуйста — прекрати трепать ей нервы каждый раз, когда тебе вдруг захочется показаться лучше, чем ты есть. Если ты сама не хочешь сохранить ей нервы, то скажи мне сумму и я заплачу тебе. Главное — оставь ее в покое. — Ты понимаешь, что у меня просишь? — осведомилась она, скрипнув зубами, и поднялась на ноги. — Ты просишь едва ли не отказаться от дочери. Ты в своем уме? — Как никогда. Назови мне сумму, и я предоставлю ее тебе в кратчайшие сроки. — Я не пойду на это. Можешь катиться со своими деньгами куда подальше, — ее глаза начинают блестеть, и я жмурюсь, стараясь успокоить нервы. Да уж, мачеха у меня явно с прибабахом на всю голову.       Кладу поднос на комод и резко толкаю женщину на кровать, нависнув над ней. Ее рот приоткрывается, но я зажимаю его ладонью, сверкнув глазами, и она замирает, испуганно глядя на меня. Скользнув рукой по ее телу, забираюсь под сбившуюся ткань халата и белье и проникаю в нее двумя пальцами, крепче закрыв рот, не дав закричать. Она подается бедрами мне навстречу, и я сжимаю челюсти. — Я знаю, чего ты хочешь, Изабель. Знаю, о чем ты мечтаешь. Если ты оставишь свою дочь в покое, я дам тебе то, что ты хочешь. Воплощу в жизнь каждую твою мерзкую фантазию, но только если Елена не будет нервничать из-за тебя. Надеюсь, я понятно объясняю, — отхожу в сторону и, вытерев руку о постельное белье, поднимаю поднос и выхожу в коридор, хлопнув дверью.       Сердце бешено колотится в груди, и перед тем, как зайти в комнату Елены, я даю себе минуту передышки, чтобы просто успокоиться. Она не должна знать о всех черных делах, что мне приходится делать ради ее спокойствия, это только моя ноша, мой грех, она не должна быть вовлечена во все это. — Мышонок? — стучу в дверь, одновременно открывая ее. Брюнетка лежит на кровати в коротких шортиках и майке, заткнув уши наушниками и тупо глядя в потолок. Под глазами мешки от слез. — Эй, мелкая, — сажусь рядом, проведя рукой по ее ноге, и она, вскинув голову, отбрасывает телефон в сторону, крепко обняв меня и повалив на кровать. — Блин, Ленк, я уронил поднос! — Плевать, — отзывается она, прижавшись лицом к моей груди и обхватив меня ногами. Через пару секунд мое сердцебиение успокаивается, и я обнимаю ее, вдыхая клубничный запах ее волос, скользя рукой по шелковым длинным волосам. — Ты в порядке? — Ненавижу ее, — она шмыгает носом, и я мягко улыбаюсь. — Просто забудь, ладно? — сажусь и провожу большими пальцами по ее щекам, собирая слезинки. — Не переживай из-за нее. — Она все портит… У меня было настроение, а она… — Забудь, честно. Я всегда так делаю. — А я не могу забыть о том, что она мне сказала. — И о чем же? — Дей? — она перебивает меня, и я выгибаю бровь, сжимая ее ладонь. — Чего? — А ты хотел бы… остепениться? — ее глаза упираются в простыню, и она начинает вырисовывать что-то пальчиком по ткани, кусая губы. — Смотря о чем ты. Вроде, у меня все и так нормально. Что ты имеешь в виду? — Ну, семья, жена, дети… — Это… — морщусь, словно съел что-то неприятное, и запускаю руку в волосы. — Нет, не хотел бы. — А почему? — ее глаза резко подскакивают, и мне даже становится не по себе от того, как она смотрит на меня, словно забираясь в душу. — Я не семьянин, Елена. Я не могу выбрать одну девушку и быть с ней счастлив. Даже если я женюсь, я не буду верным супругом. Я буду ходить, если не налево, то просто по стрип-клубам, потому что я не могу жить только одной девушкой. А дети. Я не хотел бы становиться отцом. Слишком муторно. — Получается, семья — это плохо? — ее голос сходит на нет, и я трясу головой. — Да нет же. Семья — это прекрасно, это поддержка, любовь, взаимопонимание, осознание, что тебя всегда кто-то ждет дома. И я очень надеюсь, что когда-нибудь у тебя будет все это. — Но тогда мне придется оставить тебя, — шепчет испуганно девушка, и я выдавливаю улыбку, хотя сердце покрывается коркой льда. — Ничего, когда-нибудь это все равно случится, так что… — я не договариваю, потому что она снова толкает меня на спину, обхватив всеми конечностями, и прижимается так сильно, что я, кажется, ощущаю каждый ее изгиб. — А, знаешь, это, наверное, эгоистично, но я не хочу, чтобы у тебя была семья. Тогда ты всегда будешь со мной… — она трется щекой о мой подбородок, целует в шею и, прижавшись еще крепче, прикрывает глаза, зевнув, как котенок. Целую ее в висок и расслабляюсь, слушая ее сердцебиение.