В твоих руках

POV Деймон       Такое ощущение, что я пил неделями. Потому что я не то, что встать не могу, я даже глаза открыл с трудом. Кое-как приподнимаюсь на локтях и смотрю на мирно спящую на второй половине кровати Кэтрин. Волосы разметались по подушкам, грудь мерно поднимается и опускается, маня прикоснуться к ней губами, край покрывала лежит на тонкой талии, ноги запутались в одеяле. Если бы Венера была темненькой, то, наверное, она бы выглядела именно так.       Не хочется ее будить, но… ладно, хочется. Подаюсь вперед и, нависнув над ней, начинаю покрывать ее лицо поцелуями, медленно спускаясь на шею, прикусив мочку уха, и двигаюсь к плечам. Пирс выдыхает и, скользнув рукой по моим волосам, притягивает ближе, сдавленно урча, когда я накрываю губами ее грудь, лаская ее языком. — И тебе доброе утро, малыш, — шепчет она мягко, улыбаясь так ласково, что мне кажется, что я еще не проснулся, и мне снится какой-то дико ванильный фильм про подростков, которые занимаются именно любовью и умиляются друг с друга. Но почему-то сейчас ее обращение меня не бесит, а только возбуждает. Что она, собственно, почти сразу замечает. — Доброе, — приподнимаюсь на локтях и легко касаюсь ее припухших губ. Кажется, я ночью прикусил ее нижнюю губу, если судить по неровной корочке. — Помочь? — она хитро улыбается, и я тихо смеюсь, стараясь привыкнуть к реальности. — Мне кажется, таких идеалов не существует. — Тогда мне нужно исправить твое мнение, — шепчет шатенка и, снова коснувшись губами моих губ, начинает медленно сползать по моему телу, покрывая его поцелуями.       В любом другом случае я бы тупо развернул девушку и трахнул ее раком, но сейчас мне почему-то нравится ощущать ее прикосновения, которые заводят еще больше, чем жесткий секс. В этих спокойных действиях есть что-то такое, что возбуждает, заставляя напрягаться всем телом.       Обхватив губами мой член, она начинает двигать ртом, лаская его языком по всей длине, и я шумно выдыхаю, подаваясь бедрами навстречу ей, накрутив на кулак ее волосы.       Через пару минут Кэтрин приподнимается и, насадившись на меня, начинает двигаться, кусая губы и обворожительно глядя на меня. Вцепившись руками в ее бедра, я невольно понимаю, что еще ни одна женщина не была так красива на мне, не понимала меня так хорошо, не угадывала мои мысли и желания тупо по взгляду. Кэтрин — это нечто невероятное.       Кончив, стаскиваю ее с себя и начинаю жадно целовать ее тело. Она смеется, заливисто хохоча, выгибается, бьет ногами, цепляется ногтями за мои плечи, оставляя свои отметины, и я не могу остановиться, снова и снова целуя ее потную и липкую кожу. Поцеловав ее волосы, понимаю, что она пахнет имбирем, корицей и еще мной, очень сильно мной. Это буквально бьет по моему эго, и я набрасываюсь на нее и глохну от ее криков, когда начинаю терзать ее тело. Спина как в огне от царапин, в паху все свело, но я снова и снова вонзаюсь в нее, сдавливая ее ягодицы, покусывая грудь, дергая за волосы. И она переносит все, каждый жест, укус, грубый толчок и жест, а ее глаза словно просят о большем. — Ты сумасшедшая, — шепчу я ей в шею, сжав ее грудь, покрытую засосами и синяками. — Под стать тебе, — также шепчет она, переплетя наши ноги.       Я влюбился в Кэтрин Пирс. ***       Мы раскачиваемся только к часу дня. Я настаиваю на том, чтобы она надела только трусы и мою рубашку, а сам преспокойно выбираю боксеры, не желая заморачиваться. Процесс готовки завтрака, состоящего из кофе и яичницы, выливается в секс на столе, а потом и на полу, на ковре.       Когда мы в итоге, хихикая, как школьники, садимся за стол и начинаем есть изрядно подгоревшую яичницу, запивая холодным кофе, на наших телах почти нет живого места. Я еле могу сидеть, а она то и дело морщится, стараясь сесть так, чтобы не давить на болящие ягодицы, и я с удовольствием слежу за ее муками. — Лыбишься, злодей, да? — хмыкает она, намазывая джем на тосты. — Ты бы знала, как меня прет видеть, как ты… Млять! — приподнимаюсь, чтобы взять баночку с джемом, и батон падает мне на пах. Раньше я бы внимания на это не обратил, но сейчас... Подняв глаза, ловлю хищный взгляд Кэтрин. — Что, понимаешь, да, о чем я говорю? — Кажется, да… — она молчит, разглядывая скатерть. — Это плохо, что я опять тебя хочу? — мне уже больно улыбаться, но я, сука, не могу перестать это делать. Да что со мной не так? Точнее не со мной, а с ней. Что не так с этой Пирс? — Видимо, да, — кивает шатенка, задумчиво пожевав губу, — но я чувствую то же самое, так что очень даже понимаю. В любом случае я не могу понять, что происходит между нами. Естественно, ты не первый мой секс, но так много и быстро… У меня никогда такого не было. И я не могу даже это объяснить, понимаешь? То есть физически я понимаю, что ничего нового и неизведанного не было, но в то же время… Я несу чушь, верно?       Молчу, пристально глядя на нее, потом, бросив тост на стол, обхожу его и, подняв на руки, сажаю себе на колени, поцеловав в щеку. — Вовсе нет. — Тогда почему ты улыбаешься, словно я идиотка? — Просто понимаю, насколько ты похожа на меня. Даже страшно. Действительно такая же сумасшедшая и ненормальная, как и я. Вот и улыбаюсь, радуюсь. — А это будет плохо, если я скажу, что ты мне нравишься? — она прикусывает мою нижнюю губу, и я сглатываю, почувствовав вкус крови. — А я, кажется, влюбился в тебя, Кэтрин. — За неделю? — Сразу. — Воу… — Да я сам не понимаю, что происходит. Я не романтик, не влюбляюсь и не целую девушек по утрам в нос. Но с тобой мне хочется отведать все оттенки, понимаешь? Могу подарить тебе цветы, например, а потом затрахать в туалете. — Сводить в кино и поставить раком за зданием. — Покататься на корабле и придушить под водой. — Протанцевать на вечеринке и заставить отсосать в такси. — Боже… — прижимаюсь лбом к ее лбу, прикрыв глаза, — ну не бывает же таких людей, не бывает. — Знаешь, — она убирает с моего лица челку, — я сейчас смотрю на одного из них. ***       Где-то через полчаса Кэтрин, все-таки оторвавшись от меня, уходит, и я провожаю ее до машины, снова и снова целуя. Она оставила мне свое белье, как намек на продолжение банкета. Не могу сказать, что я так просто ее отпустил, но я реально начал бояться, что еще один секс — и я умру к чертям от передоза. Пересекс — это тоже плохо, как и недотрах, так что нужно, пожалуй, немного сделать тайм-аут, а то так и до больницы недалеко.       Вернувшись в дом, почти залпом выпиваю едва ли не половину бутылки газировки и падаю на диван, закрыв лицо руками. И вот как это объяснить? Как объяснить тот факт, что я готов сделать женщине предложение хотя бы ради того, чтобы ей не нужно было покидать мой дом, а жить там? Как я объясню этот факт друзьям, отцу, Лене?.. Кстати.       Лена… Вот же млять. Кажется, я вчера немного лоханулся… Ладно, много лоханулся. Даже очень много. Прям пиздец как, должен сказать. Рывком поднимаюсь и иду в ее комнату, заранее обдумывая, как буду просить прощения. Может, нужно было купить киндер? Едва ли не срываюсь в магазин, но в итоге подхожу к ее комнате и стучу в дверь. Млять, я серьезно стучу в дверь в своем собственном доме, и это при том, что я там ну ничего нового не увижу. Доигрался, блин. — Мышонок, ты здесь? — молчит. Понятно, обиделась. И поделом мне. — Прости, детка, я был вчера неправ. Я… я должен был тебе все объяснить, ну, или хотя бы предупредить. Знаю, я козел, — тишина. Что, все так страшно? — Очень-очень большой козел. И мне стыдно, что ты все это услышала. А часть даже увидела. Просто я сорвался, понимаешь? Эта… Эта девушка… Не знаю… Она другая, заяц. Она лучше Мередит, она вообще просто лучшая. Но я не хочу с тобой ссориться, Лен. Я люблю тебя, ты же знаешь, — и снова молчание. Млять, она издевается что ли? — Ну чего ты выпендриваешься, а? Я же извинился, прощения попросил, признал себя виноватым. Не молчи и впусти меня. Ну, хочешь, я тебя в Диснейленд свожу? Или в кино, на все сеансы? Куплю, что захочешь, в магазине? — тишина… — Блин, Лена, не перегибай палку! Я же не Лиз, млять, трахнул! А Кэт тебе даже нравилась! Прекрати ломать комедию! — ни звука из комнаты. В душу закрадываются сомнения, и я распахиваю ее пинком.       Пусто. Кровать застелена, холодная. Странно… У них же сегодня пустой день в школе. И что за фигня? Где она? Проверяю шкафы и под кроватью — вдруг спряталась, идиотка. Но ее нет. Нигде нет.       Паника начинает расти в груди, и я, как псих, лечу по квартире, распахивая все двери и останавливаюсь только тогда, когда проверяю, кажется, едва ли не каждый сантиметр дома. Весь в мыле, запыхавшийся, испуганный, останавливаюсь посреди гостиной, думая, куда звонить в первую очередь.       Врываюсь в комнату Изабель, пугаю ее до полусмерти, оря так, что она начинает реветь, как ребенок, закрывая голову, а я, свалив ее шкаф, выскакиваю на улицу, оглядываясь.       Куда она могла пойти? К кому? Кэролайн. Хватаю телефон и звоню Лиз, едва сдерживаясь от того, чтобы не орать слишком громко. Она там не появлялась. Звоню их классухе — та же история. Судорожно соображаю и, наконец, звоню в полицию, сообщая о пропаже ребенка. — Сколько ей лет? — тупой, тупой вопрос! — Ей? Лет… — господи, сколько ей лет?! — се…семнадцать. Ей семнадцать. Елена Гилберт. Ей семнадцать лет. Скоро восемнадцать… — Спасибо. Как она выглядит? — Как она выглядит? — переспрашиваю, потому что вопрос отдается в моей словно на непонятном языке. — Ну, цвет волос, глаз, рост… — Волосы… да обычные волосы… Темные вроде… Глаза… Глаза тоже темные… Млять, сука… — Молодой человек, — голос женщины звучит жестко, — выбирайте пожалуйста выражен… — Рот свой закрой, черт возьми! У меня ребенок пропал, а вы ерунду спрашиваете! — А как нам ее искать, простите? Знаете, сколько людей в городе пропадает еженедельно? — Срать я на это хотел! Плевать! Кирпичами! Мне нужна моя Лена, понимаешь ты, курица в форме?! — Если Вы не успокоитесь, я положу трубку, — цедит она, и я едва сдерживаюсь от того, чтобы не бросить телефон в стену. — Попробуйте еще раз, пожалуйста, — терпеливо повторяет она. — Как она выглядит? — Так… — шумно выдыхаю и, прикрыв глаза, медленно произношу, — она брюнетка, глаза карие, невысокая, может, метр шестьдесят пять, плюс минус. Бледная, волосы длинные, чаще всего распущенные. — В чем была в последний раз знаете? — Нет… Не видел, как она уходила. — А когда Вы видели ее в последний раз? — Вчера… вечером, — какой я ублюдок. Скотина, тварь, дегенерат… Как я мог так поступить? Как мог такое сотворить перед ней? Ненавижу себя. — Вы же понимаете, что о пропаже подают заявление только через три дня? — А Вы ее не знаете, черт возьми! — снова взрываюсь я, едва ли не подавившись криком. — Через три дня вы можете уже труп ее найти! Млять… — Мы сделаем все возможное, мистер Сальваторе… — обреченно протягивает она.       Пару секунд тупо киваю, потом меня как по затылку ударяет. Мистер Сальваторе… Млять, теперь будет понятно, что я не уехал, потому что в нашем гребанном Мистик-Фоллс все все о всех знают. Вот же херня…       Резко встряхиваюсь и, отключив телефон, бросаю его на диван, закрыв лицо руками. Плевать, плевать, что будет со мной, найдут меня, нет, убьют, не убьют. Главное сейчас найти Лену. ***       День проходит как в тумане. Я, кажется, опустошаю весь бар после того, как часов пять шатался по округе, разыскивая ее. Мысли путаются, я вообще ничего не соображаю. Я словно младенец, который может тупо пялиться вокруг, ничего не понимая и не в силах что-либо сделать. Мне страшно, страшно, что найдут ее тело, что она наглоталась таблеток или, упаси Бог, порезала себе вены. Страшно, что я не успею ее спасти, хотя обещал всегда быть рядом. Я мразь, я не имел права так поступать к ней. Но я все равно это сделал.       Когда в начале десятого открывается входная дверь, я даже сначала не замечаю этого. Просто слышу шаги и краем глаза ловлю, как фигура медленно поднимается по лестнице, немного покачиваясь. Едва не сломав себе шею, перемахиваю через диван и взлетаю по ступенькам следом за ней. — Лена! — Отойди от меня! — цедит она, отшатнувшись. Глаза красные, губы поджаты, одежда помята… Что произошло? — Я думал, ты с собой покончила, дура! Я в полицию звонил! — Это после того, как натрахался вдоволь, да?! — орет она, и я едва ли не замахиваюсь, чтобы ударить ее. — Что, хочешь еще и ударить меня, да? — нагло смеется она. — Давай, бей! Хуже ты уже не сделаешь! — она разворачивается и берется за ручку двери, но я, грубо сжав ее локоть, разворачиваю ее к себе. — Убрал от меня свои руки! — Тон понизила, млять! Ты где была?! Где шлялась?! Я боялся, что ты… — Да мне срать, Деймон! — перебивает она меня, поджав губы. — Вот честно, срать. Плевать, о чем ты думал, что делал, кому звонил. Мне плевать на тебя и на то, что делаешь. Можешь идти в задницу и там трахать свою шлюху столько, сколько захочешь. Меня это больше не колышет. — Не отворачивайся от меня! — глохну от собственного крика, крепче сжимая ее запястье, до красных пятен, до синяков. — Где ты была?! Где шаталась?! Я в розыск хотел подавать, с собаками тебя искать, дура! Где ты шлялась?! — Трахалась со Стефаном!!! — визжит она, и я отшатываюсь, едва не упав с лестницы. У меня все темнеет перед глазами, и пару секунд я даже не могу вздохнуть, так мне сдавило грудь. Лена торжествующе сверкает глазами, полными ненависти. — Что, очухался, да? Да, я переспала с ним, и не раз. Я позволила ему трахнуть меня, лишить девственности! И, черт возьми, мне понравилось! И я буду с ним спать, научусь ему сосать, опробую с ним все, что только в башку взбредет, и ты, Деймон, не сможешь мне указывать, потому что ты, по сути, никто для меня! Так что пошел в задницу, Сальваторе, можешь и дальше радоваться от того, что от тебя течет мебель, продолжай любить их и гнить, потому что на большее ты не способен! — Сука! — она отлетает в сторону, и только через пару секунд я понимаю, что ударил ее. На щеке проступает след моей ладони, и я, очухавшись, даже собираюсь помочь ней подняться, но она только плюет в мою сторону, истерически хохоча. — Молодец, пять баллов, ублюдок! Давай, ударь меня еще раз, тебя же прет с этого, садист хренов! — Рот закрыла! — Пошел нахер из моей комнаты! — шипит она, вскочив на ноги. — Свалил отсюда нахер! — Это мой дом! — ору я уже в бешенстве. — Мой дом, дура! И я буду решать, куда и когда мне идти! А ты… — А я?! — насмешливо фыркает она. — Что, мне уйти? Давай, скажи это, и я уйду, — в какой-то момент, что мы оба перегнули палку. Перешли такую черту, которую в принципе нельзя переходить. Заметив, что я замешкался, Елена надменно фыркает и цедит, — ну и пошел в задницу из моей комнаты, ублюдок! — и захлопывает дверь перед моим носом.       Ворвавшись в свою комнату, начинаю ее громить, сбрасываю с полок книги, роняя мебель, срывая занавески. Злость бьется внутри меня, и я ору, снова и снова, пока не захлебываюсь, заходясь в кашле. Набрасываюсь на алкоголь, сигареты, мешая все в одну кучу, в последний момент отбрасываю нож в сторону, поранив руку, разбиваю стекло, порвав костяшки пальцев, и, вымотавшись, падаю на пол в своей комнате, рыча от беспомощности.       Я все сломал.