Рюмка коньяка дождливым вечером

Красовский-младший проснулся удивительно бодрым и весёлым. Память о вчерашнем вечере была какой-то смутной, словно присыпанной пылью. Он попытался разобраться во всплывающих образах и сразу же вспомнил, что вчера видел своего Лёшу смертельно бледным и на каталке. Это встревожило. На память пришёл тот ужасный коктейль чувств альфы, который Ник ощутил вчера. Всё это явно звенья одной цепи, но что произошло? Ответа не было. Да и как он сам оказался в больнице – непонятно. Ведь засыпал он в собственной ванной, а очнулся в операционной. Что было между этими двумя помещениями? Память ушла в глухой отказ от дачи показаний. И Никита постарался отметить себе – спросить врача, кто вызвал «скорую», и как врачи попали в квартиру. Они же не призраки, чтобы ходить сквозь стены. Пришедший на обход хирург-альфа был незнаком, но очень дружелюбен. Мягко пожурил за стремление покончить с жизнью, но очень одобрительно отозвался о Протасове. - Он поступил как настоящий Истинный, который ради своей Пары готов умереть, - заметил врач, но увидев, как передёрнулся Красовский, осёкся. Закончив изучать показания монитора и повязки на руках омеги, хирург улыбнулся и сообщил: - Не вижу необходимости держать вас в реанимации. После обхода переведём в послеоперационную. Можете позвонить родным, пусть приходят после обеда навестить вас. Никита чуть вздохнул, вряд ли кто-то придёт… Ведь телефон остался дома, во всяком случае рядом его не было. Так что сообщить отцу не получится. Да он, скорее всего, даже и не в курсе, где его сын провёл ночь. Хмыкнув от двусмысленности, омега снова вздохнул и начал ждать перевода из реанимации. Всё-таки развлечение! Когда изрядно уставший Красовский оказался на новом месте в послеоперационной палате, ему хотелось только одного – не шевелиться больше. И хотя его отвезли и перегрузили на кровать два здоровенных медбрата-беты, сил от Никиты это действо потребовало немалых. Зато совсем молоденький омега пришёл специально, чтобы его покормить обедом, потому что руки пока не слушались. А потом пришла пора новой капельницы… Ник уже готов был уснуть с иглой в вене, но – слава богу! – раствор закончился. И обессиленному омеге дали пару часов на сон. Это было такое замечательное сновидение! Они с Лёшей снова гуляли в осеннем парке. И его альфа собирал для Красовского самые красивые разноцветные листья. А получившимся букетом потом осыпал Никиту, словно конфетти. Если бы в жизни всё было так же прекрасно… Звук хлопнувшей двери ворвался в такой прекрасный сон, заставив подосадовать о вторжении. Ник аккуратно повернул голову к входу в палату и застыл. Его Алёша… В кресле-каталке, с медбратом за спиной, бледный до синевы, в больничном халате, растрёпанный и небритый… Короче – самый красивый в мире. Любимый. Единственный. Истинный. Если б можно было вскочить и обнять… Но почему он здесь и в таком виде? Эта здравая мысль вдруг вызвала такую волну паники в душе, что Красовский воскликнул, хоть и шёпотом: - Тебе плохо?! Медбрат, видя, что его пациента заклинило с речью, подкатил кресло к постели Никиты и сообщил: - Ваш альфа так рвался вас навестить, что готов был бежать. Хотя сил у него на это пока нет. Так что я очень вас прошу – убедите свою Пару полежать немного в больнице и подлечиться. А когда мы его отпустим, пусть бегает, прыгает, да хоть по скалам лазает! Договорились? И молодой бета лукаво подмигнул. У Ника резко подскочило настроение, бывшее и так вполне неплохим. Значит, с его Лёшей всё будет хорошо. И омега мягко улыбнулся: - Я поговорю с ним, обещаю. Спасибо, что помогли ему добраться сюда. Медбрат кивнул и вышел, бросив напоследок: - Вернусь через час. Красовский уже не слышал, он впитывал глазами каждую чёрточку любимого лица, вслушивался в неровное дыхание Алёши, вдыхал его неповторимый запах и мучился невозможностью прикоснуться хотя бы к кончикам сильных пальцев. - Почему ты здесь? – наконец, нетерпение прорвалось изнутри вопросом. Альфа, так же напряжённо всматривавшийся в своего Истинного, вздрогнул и тихо сообщил: - Никита, я был таким кретином… Всё, что Алекс хотел сказать своей Паре, вылетело из головы ещё на пороге послеоперационной палаты. И как-то сосредоточиться этой кашей из мозгов не представлялось возможным. Оставалось говорить то, что первым взбредёт в голову. И надеяться, что это будет не слишком ужасно, и он снова всё не испортит. - Я так тебя люблю, Ника… Омега вздрогнул и прикрыл глаза. Услышать ТАКОЕ от Протасова он ожидал менее всего. А Алексей, испугавшись, что Красовский его сейчас выгонит поганой метлой, зачастил: - Родной, только выслушай меня! Я был полным дураком, когда отказался от тебя! Нам нельзя разлучаться, мы же Истинные. А я был уверен, что тебе не нужен. Кто я? И кто ты! Зачем я тебе? Вот и решил, что тебе будет лучше без такого неудачника. А ещё был уверен, что предаю память собственного сына. Ведь тебя я люблю больше, чем его! Он… умер. А я остался жить. Но если не станет тебя, я тоже уйду, потому что ты мне нужен, как воздух, Ника! Я вёл себя как осёл, знаю. И потому хочу просить прощения за свои выкрутасы. Родной, если ещё не слишком поздно – прости меня! Я так виноват перед тобой. Бросил, обвинив чёрт знает в чём. Игнорировал. Пытался забыть. Дебил, больше никто. Я был крупно неправ, Никита. Признаю и умоляю простить. Если ты посчитаешь это невозможным, скажи, и я уйду. Пусть будет так, как ты хочешь… И Алекс поник в кресле, сгорбившись, словно потеряв опору. По его щеке медленно сползла одинокая слеза. Красовский понял, что и сам готов разрыдаться. И смог протолкнуть сквозь сжатое спазмом горло только пару слов: - Ещё не поздно… Видимо, альфа действительно был нездоров, потому что Ник готов был поклясться, что слышит, как медленно шевелятся извилины в голове его Лёши. Доходило до него долго. Но когда дошло… Поднятое лицо Алексея засияло такой надеждой! - Любимый! Ты сможешь простить меня?! Господи, да я всё что угодно сделаю для этого! - Тогда постарайся простить себя, - тихонько заметил Никита. – Готов поспорить, что ты уже отрастил себе огромное чувство вины, решив, что я собрался расстаться с жизнью из-за тебя. - А из-за кого же? – ревниво буркнул Алекс и покраснел. - Из-за себя. Я сдался, Лёшенька. Просто больше не смог существовать без тебя. Не стал бороться за нас, не попытался вернуть тебя в свою жизнь. Просто сдался. Я ведь почти решил, что после выхода из больницы спрыгну с крыши… Я это говорю потому, чтобы ты не брал на себя больше, чем должен. Да, мне без тебя было очень плохо. Не думаю, что тебе без меня было лучше. Но вены резал я не поэтому. Так что виноват ты только перед нами. Понимаешь? Впрочем, я виноват ничуть не меньше. Так что и исправлять наши ошибки мы можем только вместе. Ты понимаешь меня, Лёша? – испытующе всматривался Ник в больные глаза своего альфы. - Ты хочешь сказать… Мы ОБА предали друг друга? Так? - Именно. Мы оба отказались от своей Истинной Пары. - Ты прав, родной. И если ты позволишь… Я хочу просить твоего разрешения ухаживать за тобой. Красовский удивлённо распахнул серые глаза и выдавил: - Что? Протасов снова чуть покраснел и отвёл взгляд: - Мы же не с того начали… Вот, хочу исправиться… Если бы у Ника было чуточку больше сил, он, наверное, ржал бы как полковой конь. Но сил не было, – разговор вымотал до предела, – и омега только тихонько хихикнул и прошептал: - Не возражаю… Распахнувшаяся дверь в палату подтвердила окончание встречи, а вошедший медбрат распорядился прощаться. И клятвенно пообещал, если их не выпишут завтра, снова привезти Алексея в хирургию. Никита чувствовал себя таким счастливым, что появившийся на пороге палаты отец практически не вызвал удивления. Красовский-старший выглядел слегка помятым и невыспавшимся, однако изменения в настроении сына заметил сразу и не мог не спросить: - Ты такой радостный. Случилось что-то хорошее, сынок? - Да, пап. Я виделся и разговаривал с Алёшей. Он просил прощения и разрешения ухаживать за мной. Он любит меня, пап! - Слава богу, наконец-то у него мозги встали на место! – воскликнул Красовский-старший. – Если б он ещё ими пользовался иногда, совсем хорошо бы было. И что же ты ему ответил? - Сказал, что не возражаю на ухаживания, а больше – ничего! – хитро взглянул Ник на родителя и лукаво подмигнул. Смеяться отцу пришлось одному, у сына сил на это пока не было. А потом они долго-долго делились воспоминаниями о вчерашнем вечере и ночи. И Красовскому-младшему было очень стыдно. Но Ник нашёл в себе силы попросить прощения у Владимира и незамедлительно его получил. И долго пытался справиться со смехом, когда отец в ответ поделился со своим мальчиком впечатлениями от ночного похода с Ильей по барам для снятия стресса.