Полсотни дней до счастья

Мир не лопнул, небеса не сверглись наземь, мироздание не пошло трещинами. По улицам всё так же, неторопливо текли десятки перевозных фургончиков, жеребята, обычные пони. Единороги, пегасы и земнопони, зная цену себе и тому, что лежит на прилавках магазинчика Сильвер Спун вальяжно прогуливались среди рядов, заставленных стариной. Многолетие, усердный труд, утончённая натура и частица души – знал ли творец, что однажды его поделка станет предметом не просто украшения, но и гордости? Мир не лопнул, всё шло точно так же, как и раньше. Сильвер Спун внимательно вглядывалась – в лица клиентов, в прохожих, в старых знакомых. Ей казалось, что их улыбки – ненастоящие. Что сами они куклы, на лица которых натянули некое подобие того, что должно быть улыбкой. Их мечты, их стремленья, их желания – мелкий мусор под ногами, не достойный внимания. И всё же – почему они улыбаются? Тру Виш прижился. Остался нахлебником, целый день протирающим задницей диван. Сильвер в который раз подумала о том, что её раздражает его загадочность. Уже не первый день, уже больше недели прошло, как приемыш Селестии действует ей на нервы, раздражает, смеётся и издевается над ней – и она не в силах что либо с этим поделать. Каждый её порыв вышвырнуть маленькую мразь на улицу за очередную его выходку оборачивался каким-то странным спокойствием. Проходил час, быть может, два – и она теряла всякое желание избавляться от мальчугана. А вдруг, мудро и рассудительно вещал здравый смысл, он исполнит наше самое главное и заветное желание? Вдруг за каждой насмешкой, каждой препоной кроется счастье – истинное? Знать бы ещё, что такое истинное счастье. По вечерам, когда усталость бежала от чашки горячего и освежающего кофе, а свободное время пьянило желанием разделить собственное одиночество не только в крепких объятиях жеребца – она говорила с ним. Тру Виш больше не плакал, или делал вид, что не плачет. Да, говорил он, несчастный мир, несчастные существа, всё-всё вокруг несчастное. Один он, выходит, сплошное счастье – хватай и заворачивай в обёрточную бумагу с красной ленточкой. Иногда, в смутные моменты собственного прозрения, Сильвер Спун задумывалась над тем – чем живет маленький джин? Что делает в те моменты, когда её нет дома? Сидит, уставившись в книгу? Угрюмо листает страницы, с большим и неподдельным интересом разглядывая красочные иллюстрации? И скрипка, конечно же скрипка, которая частенько приковывала к себе его взгляд. - Зачем? – жеребенок недоуменно хлопал глазами, глядя на Сильвер. – Зачем она тебе? Просто, хотелось ответить ей. Красиво, просто, со вкусом. Висит, как украшение. А что? Он прял ушами и не отвечал, отходил в сторону. Сильвер и сама после этого долгое время смотрела на искусственный инструмент. Где-то там, в далеком детстве она хотела быть скрипачкой. Чтобы встать с восьмушкой перед заполненным залом, торжественно взмахнуть смычком, будто собираясь вершить чужую судьбу – и сыграть им, сыграть! Что можно было сыграть в малом возрасте и на скрипке-восьмушке, Спун, почему-то, не задумывалась. Дни медленно, словно сгущенное молоко, текли по реке будней. Рабочий день-рабочий день-выходной. И свежий запах подступающей зимы за окном. Вечерами, когда усталость уходила за тугими струями душа, изнывая от безделия и избытка свободного времени, сходя с ума от Тру Виша, кобылка любила смотреть в окно. Поезда – большие, красивые, новомодные, отражались в стеклах окон неоновые вывески большого города. Иногда ей казалось, что это её прежняя жизнь, собрав чемоданы, уносится куда-то вдаль, навстречу веселым приключениям, а она остается здесь – среди собственного затхлого уныния. Сильвер поморщилась от сравнения. Чай не лез в глотку. Раньше ей доставляло удовольствие сделать пару глотков благородного напитка, насладиться капелькой ликера, шоколадной конфетой. А сейчас ей всё это казалось отвратительным. Счастье – вот оно, ходит рядом, только пожелай – и принесут на блюдечке с голубой каемочкой. Счастье поблизости. А ты сидишь – и прозябаешь, тратишь своё время, ухаешь его в бездонную яму вульгарного бездействия. Глаза Тру Виша умоляли – ну найди, найди же те самые слова! То самое желание! Я улыбнусь, исчезну, испарюсь из твоей жизни! - Как же ты мне надоел! - А ты мне, думаешь, нет? – то ли поинтересовался, то ли оскорбился Тру Виш. - Исчезни! Испарись! Залезь в свою лампу, закройся крышкой и ухнись куда-нибудь в глубины океана! - И ты будешь счастлива? – ей на миг показалось, что жеребенок просто издевается над ней. В голове кипела злость, скопившаяся за последние дни. Ей хотелось выплеснуть её – всю и разом, за все те дни, когда она изображала спокойствие, за каждую слезинку, за каждую его наглую улыбку. - Да, да, да, Дискорд тебя забери! Буду самой счастливой пони на свете! Он отрицательно покачал головой после недолгого раздумья. Кажется, в его детской головке крутились шестерни истинного счастья. Миниатюрный механизм, способный оное счастье вычислить – по математическим формулам, по направлению ветра, по кофейной гуще, по чему угодно. - Ты и без меня-то была не особо счастлива. Если я уйду – ничего ведь не изменится, а станет только хуже. Сильвер хлопнула дверью. Со злости. Наша сестра сильно переменилась за последние несколько дней. Всего месяц назад Мы видели её цветущей, полной жизни и радости, способной хоть тысячу раз к ряду опустить и поднять солнце. Но только не теперь. Жалкое зрелище, поначалу Мы даже решили, что это чья-то злая шутка. Что вместо Нашей сестры на её ложе возлежит мерзкий чейнджинг, решивший злостно надругаться над её обликом. Но Мы ошиблись. О, сколько бы, Нам кажется, Мы отдали Лун ради того, чтобы не ошибиться. Молодая и пышущая, она постарела. У Нас отнялись ноги при одной только мысли, будто кто-то шепнул Нам на ухо, что Солнце – постарело. Смешно? Мы бы посмеялись над этой шуткой. Казалось, Нашу сестру терзали кошмары и Мы три дня пытались найти то страшное чудовище, что смеет так издеваться над ней. Но её сон был спокоен, безмятежен и прост, как всегда. Но стоило лишь ей сменить Нас на небосклоне, как в глазах Селестии появлялся странный огонек – неподвластная грусть, тоска по чему-то утерянному, печаль о том, чего никогда не случится. Счастье. Слово, которым пронизаны её сны насквозь, не кажется Нам обычным, оно некрасивое, неприятное, устрашающее – и все же это счастье. Наша сестра твердит день ото дня, что счастье близко, что всего лишь шаг, всего лишь мгновение – и она узнает, она поймет, поймает его за хвост. Мы уговорили её уехать, покинуть Кантерлот под покровом ночи и не показываться другим пони. Она отдохнет, говорила в Нас надежда, и вновь станет такой же, какой и была. Мы испечем ей торт, будем ждать, работать за неё – лишь бы только Наша дорогая сестра поправилась. Из записей принцессы Луны.