Овечьи души

Растить грудного ребёнка в условиях конца света очень нелегко. Да и в условиях нормального мира было трудно, тем более когда ты одна. Мать-одиночка. Мама говорила мне, что рождение ребёнка это не только огромная радость, но и большая ответственность. Я родила Мартина за два месяца до того, как мой мир был разрушен. - Лиз, поздравляю. У вас чудесный мальчик. Доктор Бландворт был так добр ко мне, показав сморщенное лицо моего сына. Моего маленького наследника. Ради кого я ещё держусь на этом свете. Если бы Мартина не было, мне кажется, что я бы ещё в первые дни суматохи пустила себе пулю в лоб, но тут пришлось держаться. Держаться не ради себя. Но ради Него. Ради моего сына. Том бросил меня на пятой неделе беременности - как ему показалось, он не был готов к рождению ребёнка. Он сказал это тоном, не терпящим возражений. - Мне не нужен ребёнок, Лиз. Мне нужна свобода. Я тридцатилетний молодой мужчина, у которого все впереди, зачем эти лишние сложности? Послушай, крошка :если тебе так не терпится стать мамашей, я не против. Но в твоей жизни меня больше не будет. Я проглотила эти слова. А что мне оставалось сделать? Аборт? В двадцать восемь лет? Нет, увольте. Я приняла решение рожать и отпустила Тома на все четыре стороны. Что тут поделать, насильно мил не будешь. Тем более, это всё таки я хотела себе Семью, а не он. Мама жила в соседнем штате, и когда мне стало совсем тяжело ходить, на время переехала ко мне, оставив папу одного ухаживать за её любимыми нарциссами. Конечно, она была очень рада моему интересному положению, но уход Томаса не одобрила. "Не дело это, не дело" - повторяла она, хмуря брови и качая головой. А я пожимала плечами и виновато улыбалась - я и сама всё прекрасно понимала, но развивать эту тему мне абсолютно не хотелось. Гораздо приятнее было думать о том, какие занавески больше подходят к детской. Я остановилась на нежно фиолетовых - они хорошо сочетались с чуть голубоватыми обоями. Весь последний месяц прошёл в хлопотах ко встрече малыша и мои подруги были рядом со мной почти каждый день, советовались с моей мамой, какую пряность лучше добавить в тот или иной пирог. Мама знала толк в пирогах, это точно. -Овсяное печенье твоей матери покорило мою душу - говаривал мой папа, хитро улыбаясь. Они прожили рука об руку почти сорок лет, и ни разу за всё время, что они были вместе, я не видела ни одной крупной ссоры. Были лёгкие стычки, но у кого их нет? И то они мирились сразу же, не позволяя обидам разрастись. Я не знаю, живы ли мои родители сейчас, но я искренне верю в лучшее. Верю, что им удалось спастись, спрятаться в доме.       Первые дни мы с Мартином никуда не выходили. Я напряженно слушала радио, качая сына на руках, но не давала панике выйти наружу. Сначала я позвонила родителям, но к сожалению, к телефону никто не подошёл, а после связь перестала работать вовсе. То же самое случилось и с телевизором, с ноутбуком - сеть интернета была утеряна. Мы, американцы, держим у себя в доме оружие, было оно и у меня. Может случиться всякое, всё таки я живу одна, а жулья всегда хватало. Коробка патронов на сотню штук, Ruger SR9*, которым я ни разу не воспользовалась, подарок отца, вот и вся моя защита.       Я делала все так, как и говорили по радио: заперла двери, зашторила окна на первом этаже и на втором, светом не пользовалась - зажигала белые крупные свечи, которые остались после Рождества и многочисленных романтических посиделок с Томасом. Сына я взяла спать в свою комнату - мне было гораздо спокойнее, когда он был рядом со мной. Под подушкой я держала пистолет, а дверь на ночь подпирала стулом - если кто и сможет ворваться, то у меня будет минута на то, чтобы схватить ребёнка и выскочить в окно, на козырек террасы. Окно я предусмотрительно не закрывала, лишь опускала его, оставляя маленькую щелку, чтобы была возможность быстро его открыть.       Прошла первая неделя, а запас консервов подошёл к концу - я запасалась продуктами на короткий срок, в отличие от своих родителей, у тех весь погреб был заставлен различными консервами, крупами, и прочей съедобной снедью, словно они готовились к повторению Великой депрессии** и я часто усмехалась этому. Тогда я поняла, что сильно ошибалась на этот счёт. Приближался тот момент, когда мне надо было волей - неволей, но покидать свой дом. Воспринималась эта мысль с ужасом - я видела, как мои знакомые, друзья и просто обычные люди, такие как разносчик газет, Уолкер, мистер Хенсвилл, у которого я всегда покупала свежие овощи в маленьком магазине, идут по улице, обезличенные, грязные и... Совсем не похожие на себя самих. Что меня больше всего пугало, так это их походка : они шли, спотыкаясь, еле волоча ноги, с запрокинутыми головами и раскрытыми ртами, с губ которых текла слюна, смешанная с кровью. Кто-то полз по улице, как неправильная, искореженная улитка, оставляя за собой длинный кровавый след, оставленный собственными внутренностями, вываливающимися наружу. Когда один из таких наступил сам себе на волочащийся по асфальту кишечник, меня чуть не вывернуло наизнанку. Отвратительнее зрелища я ещё не видела. Однажды, сидя за столом, кормив Мартина грудью и слушая помехи радио (оно перестало передавать какой либо сигнал на четвёртый день нашего с сыном вынужденного заключения), я наконец наткнулась на передачу. Мужской голос искал всех выживших и объявлял, что США больше не существует как страна в целом - заражение распространяется с неимоверной скоростью, уже заражено больше половины штатов. На суше больше нет безопасного места, оно есть только там, где есть вода. Что вблизи Аннаполиса неподалёку дрейфует корабль, в котором находятся выжившие. Раз в месяц с корабля высылается шлюпка, выжившие ищут других людей. Я тогда подумала, что это сумашествие, пробираться в Мерилэнд*** почти через всю страну. Шанс невероятно мал, чтобы добраться до туда живой в принципе. Но поглядев на мирно сопящего Мартина (я поблагодарила Господа, что он практически никогда не кричал), решилась попробовать. В конце концов, умереть в доме голодной смертью вместе с ребёнком мне хотелось весьма мало. И я начала подготовку.       Выходить я задумала через сутки после услышанного - нужно было собраться, добраться до гаража и взять машину - благо, она была полностью заправлена. Ехать решилась через Мексику - та хоть и не существенно, но сокращала мой путь, учитывая, что жили мы практически на границе с ней, это был наилучший вариант. И вот, в день нашего с Мартином "побега", произошло то, что называется "Везением" - ко мне в дом забрался один из выживших людей. Когда я услышала грохот на кухне, то насторожилась - вещи уже были собраны, Мартин сопел у меня за спиной, укрытый в рюкзаке. Сняв пистолет с предохранителя, я тихо направилась вниз по лестнице, оставив вещи наверху и взяв с собой только ключи от машины - у меня не получилось бы стрелять с сумкой наперевес. Держась спиной поближе к стене, я медленно ступала по паркетному покрытию, напряженная как струна - опыта в убийствах людей, даже не совсем живых, у меня не было. На лбу выступила испарина, а сердце колотилось как бешеное, норовя выскочить из груди. Когда я аккуратно высунулась из-за двери, выглядывая в кухню, то увидела, как высокий, помятый с виду мужчина, жадно уплетает за обе щеки недоеденные мною хлопья. Я всё ещё держала его на мушке, когда спросила, по кой черт он залез в мой дом. Бедняга аж вздрогнул от моего голоса, выронив из рук полупустую коробку и попятился назад, к разбитому окну, упершись руками в раковину. Грязные, взлохмаченные волосы. Светлые. Темно-голубые глаза. Даже синие. Худощавый. В потрепанной одежде. Выглядит лет на тридцать. А то и больше. Не Ален Делон, одним словом. - Я не знал, извините... - он поднял руки вверх. - Я не ел уже двое суток. Внимательный взгляд. Видно, что не мародер и не воришка. Я опустила пистолет вниз. - В принципе, этот дом мне больше не нужен. Но впредь обязательно стучите, прежде чем нарушать чьё-то пространство. Сегодня вам на удачу попалась я. В следующий раз может не так сильно повезти и в лучшем случае прострелят мозги, в худшем - сожрут заживо. - Я это знаю, - он почесал немытый затылок. - Когда хочется есть, забываешь о всех мерах предосторожности. С этими словами он отодвинул в сторону грязно-серый пиджак, показав ствол револьвера в кобуре. - Не поверите, но я про него совсем забыл. Я пожала плечами. - Бывает. Как вас...? - Кристофер, мисс. А вы? - Можно просто Лиз. Извините, мне пора, - я спешно направилась за сумкой, и схватив её, легко сбежала вниз. - Сукины дети! Лиз, убегайте быстрее! Они уже здесь! - звон стекла и тяжёлое хрипение нарастало, из-за стены выскочил бледный, как мел, мой новый знакомый: - Куда бежать? - За мной, скорее, - я бегом направилась к двери чёрного входа - она соединяла мой дом с гаражом. Пальцы меня не слушались, когда я отпирала дверь. Страшно было просто до ужаса. Но вот, замок поддался и мы забежали в гараж, закрыв дверь изнутри. - Выиграем минут пять, - сказала я, направляясь к пикапу. - Бегом. Открыв дверь машины, положив на время рюкзак с малышом в нём на заднее сиденье, мы побежали открывать ворота гаража и те поддались моментально. Сев за руль, я завела мотор и тронулась. Дверь чёрного входа дрожала, а грохот был достаточно сильным, чтобы навлечь беду, поэтому я резко дала по газам, снеся ко всем чертям белоснежный заборчик у дома и вырулив на дорогу. Мой новый знакомый сидел рядом со мной на пассажирском сиденье, и постепенно успокаивался. Я тоже приходила в себя. - Крис. Можно буду звать так? Посмотри пожалуйста, как там на заднем сиденье ребёнок. Мой спутник выпучил глаза - Так вы с ребёнком? А я и не заметил даже... - Он маленький, - я поглядела в зеркало заднего вида. - Непросто ему придётся в этом новом мире. К моему облегчению, Мартин спал в рюкзаке, и просыпаться даже не думал. - Куда вы собрались, миссис... - Мисс, - поправила я его и выкинула из головы резко появившийся образ Тома. - В Аннаполис. Туда зовут выживших. На корабль. Раз в месяц всех, кого найдут, забирают. Я решила рискнуть и добраться до туда за месяц. - Лиз... Я не хотел бы разбавлять твой оптимизм, но вы погибнете одни. Дорога не самая близкая и уж точно не самая приятная - ты хоть представляешь, что вас с ребёнком ждёт? - Помощь бы нам пригодилась, Крис, - я посмотрела на него. - Поехали с нами. И он согласился.