История Первая. На Вершине Мира

Артас передал дежурство Мэв уже под утро, когда бороться со сном стало совершенно невыносимо. Он уже не помнил, когда в последний раз настолько уставал. Вероятно, сказывались участившиеся битвы и напряжение, которое не оставляло его с того памятного дня, когда он вновь увидел Келя. Он предпринимал поистине героические усилия в попытке забыть его, окончательно и бесповоротно убедив себя в том, что это не эльф. Но как результат он получал лишь головную боль и щемящую боль в сердце. Несмотря на то, что он сказал Джайне, выполнить задуманное в реальности он просто не мог. Паладин сколько угодно мог уговаривать себя в том, что просто не представлялось случая, но в глубине души он знал, что упорно лжет сам себе. Случаев было предостаточно. Как оказалось, Нер-Зул сильно ошибся – его ставленник не был даже магом. Очевидный промах с его стороны, особенно если учесть, что он вполне был осведомлен о способностях эльфийского принца. Может, поэтому Артаса не оставляло странное, тревожащее чувство недосказанности, ошибки во всех логических выкладках? Нер-Зул ведь был слишком умен, чтобы так просто проколоться. Так что же здесь было не так?! Артас, едва переставляя ноги от усталости, добрел до шатра. Приложив едва ли не титанически усилия, он стащил латы, оставшись лишь в тонких штанах и рубашке, после чего совершенно без сил повалился на постель. Но как ни странно, сон не приходил. Перед глазами, прикрытыми тяжелыми веками, метались картинки недавних сражений. Это стало едва ли не подчиняющей привычкой – оставшись в тишине, доискиваться этой неправильной нотки, которая настолько фальшиво звучала в сложной мелодии последних событий, что не давала просто забыть о себе. Так что же?.. … - Артас, прошу тебя, только не забывайся! – чуть ли не умоляюще просила Джайна, едва успевая уклоняться от атак. Она старалась, паладин это видел, неотрывно следовать за ним, но нежить вклинивалась между ними, нарушая ее блестящую задумку неотрывно присматривать за его действиями. Он, конечно, мог бы пообещать ей, что ничего с ним не случится, но не стал. Все равно не поверит. Он и сам не верил. Где-то здесь, среди нежити, был он, периодически попадаясь на глаза и одним своим появлением практически выбивая Артаса из реальности. Паладина затапливала неконтролируемая ярость, он забывал о защите - и как результат получал множество ранений, возмущающих изрядно запыхавшегося личного целителя и пугающих Джайну. Догнать… Остановить… Заставить его прекратить… Прекратить использовать этот морок, который делал его таким похожим… Таким похожим на Келя… Вот он! Так близко… Один отчаянный рывок сквозь нежить, стоящий нескольких глубоких ранений, и пальцы сжимаются на предплечье лжеэльфа. - Ты! – получается почти рык, и он оборачивается, встречая полусумасшедший взгляд Артаса. На один долгий миг сердце замирает, когда паладин видит эти зеленые глаза так близко, а потом вновь начинает биться. Глухо, больно. Потому что эти до безумия знакомые глаза пусты. В них нет совершенно ничего. Только оболочка, марионетка, управляемая умелым кукловодом. Артаса едва не тошнит, он уже остро жалеет, что подошел так близко. Где-то на периферии сознания он еще помнит, что должен убить его, что само его существование – оскорбление памяти эльфийского принца, но ничего не может с собой поделать. Резко отшвырнув от себя этого…эту куклу, он почти рычит: - Сражайся! … Тогда он и узнал, что игрушка Нер-Зула совершенно не владеет магией. Потому что на вызов паладина он отреагировал до умиления смешно: кинжал, которым он собрался обороняться, ничего не стоил против его меча. Совершенно. Может, поэтому он не смог убить его? Он ведь был почти беззащитен?.. Подобное повторялось практически на каждом сражении. Он видел его, он терял над собой контроль, пробираясь к нему, закрытому рядами нежити – а потом ничего не мог сделать. Не хватало решимости увидеть его смерть вновь. Артас перевернулся, утыкаясь лицом в подушку. Отчаянно хотелось забыться сном и перестать, наконец, думать. Все равно он никак не мог понять, что же было во всем этом неправильного. Наконец усталость взяла свое, и паладин провалился в сон. Проснулся он от острого ощущения чьего-то взгляда. Резко открыв глаза – и тем самым прерывая очередной наполненный кровью и смертями кошмар – паладин сел на постели. В шатре было темно, вероятно свеча на столе догорела, пока он спал, а свет с улицы (человек вполне логично предполагал, что солнце уже давно должно было взойти) не проникал сквозь плотно опущенный полог, так что он не мог рассмотреть вошедшего. Сердце громко бухало в груди, а Артасу почему-то стало страшно. - Кто ты? – голос казался хриплым со сна, а в горле застыл комок. Да что такое, в самом деле?! - Я. – Человек сделал несколько шагов, вплотную приближаясь к постели, и теперь уже позволяя себя увидеть. А вот сейчас Артас не слышал биения своего сердца вообще – только ватная тишина, практически оглушившая паладина после этого короткого «Я». Все слова закончились. Да он и не смог бы ничего сказать – комок в горле стал непреодолимой преградой. Поэтому человек молча смотрел, как Он преодолел все разделявшее их пространство и сел на краешек постели, тихо, едва слышно прошептав: - Артас, это я. Вот так просто? А паладин всегда считал, что с ума сходят медленно, постепенно замечая за собой все новые и новые симптомы. Видимо, был не прав. Ведь смог же он окончательно потерять связь с реальностью всего за одну ночь? Почему-то ему хотелось смеяться. Или плакать. Но он не сделал ни того, ни другого. Человек все смотрел и смотрел на него, боясь даже моргнуть. Но шли минуты, а его нежданный гость все не пропадал. Артас медленно поднял руку и провел по его щеке кончиками пальцев. Она оказалась вполне настоящей, теплой и шелковистой. В ничем не нарушаемой тишине, паладин теперь слышал неровное биение двух сердец: своего и Келя. - Кель? – получилось тихо, хрипло и совсем не уверенно. Эльф так же тихо, не отрывая взгляда от широко открытых глаз Артаса, прошептал: - Да. И этого оказалось достаточно. Не важно, сошел ли он с ума, или умер, но Кель – его Кель! - был здесь, и это единственное имело значение. Артас обнял его обеими руками, резко привлекая к себе, настолько близко, насколько вообще было возможно. Маг ничуть не протестовал, прижимаясь к нему, исступленно возвращая объятия… Но объятий было мало, слишком мало. Кель был теплым, податливым и желанным. Желанным до такой степени, что паладину становилось страшно – казалось, еще чуть-чуть – и он сгорит в этом желании. - Артас… - Хриплый шепот около уха только подстегнул смутное решение взять от этого безумия как можно больше. Не желая больше сдерживаться, человек схватил его за плечи, заглядывая в глаза. Секунда, две – и Артас целует желанные губы, сначала медленно, томительно нежно, а потом уже страстно сминая их и не находя в себе сил отстраниться хоть на мгновение. А нужно ли? Артас совершенно не помнил, когда они избавились от одежды, ведь он ни на секунду не отпускал мага из своих рук, бешено обнимая, целуя куда придется, стремительно теряя остатки сдержанности под ответными ласками эльфа. Кель глухо стонет, когда паладин впивается поцелуем в его шею, и выгибается под ним, словно стараясь слиться с ним воедино. А разве Артас против? Сколько раз он это представлял? Сколько раз мечтал коснуться этой кожи, скользнуть губами от шеи – вниз, оставляя влажную дорожку поцелуев и чувствуя неконтролируемую дрожь, переходящую в хриплые стоны? Ни одна мечта не сравнится с этим… Артас сидит на его бедрах, и желание обладать им уже практически нестерпимо. И все же паладин находит в себе силы остановиться, чтобы взглянуть в затуманенные глаза. Кель сейчас так открыт, так доверчив и беззащитен… Кажется необходимым что-то сказать, что-то такое… - Кель ты… - Паладин не находит подходящих слов, все они кажутся какими-то пустыми, не существенными. Кель замирает, снизу вверх глядя на человека, а Артас вдруг чувствует, что в комнате заметно похолодало. Он на мгновение оборачивается к входу, может, на улице ветер и полог откинуло? Но нет, с его пробуждения ничего не изменилось, только температура все падает… Паладин поворачивается назад, и сердце пугливо замирает – Кель кажется замерзшим и будто неживым. Еще мгновение назад тяжело вздымавшаяся грудь, кажется, совсем не движется, а глаза… - Кель, ты… - Повторяет паладин, но теперь в голосе не нежность, а напряжение. Когда Кель начинает смеяться – глухо, мрачно и бесконечно пугающе, Артаса сковывает страх, какого он не испытывал никогда в жизни. - Я мертв. Ты разве забыл, Артас? – эта фраза почти шипение. Паладин отшатывается назад, отползая к самому краю постели, но сил встать нет. Его словно парализовало, он не может даже отвернуться, вынужденный наблюдать, как и без того белая кожа бледнеет еще больше, как изумрудные глаза теряют любое выражение, а черты лица заостряются, превращаясь в посмертную маску… Когда эльф (эльф?!) протягивает к нему руку, словно желая прикоснуться, Артас кричит… Кричит, кричит… Артас Менетил резко вскочил на постели, вырываясь из липких объятий кошмара. Он был весь в поту, рубашка промокла едва ли не насквозь и теперь противно липла к телу. Его била крупная дрожь, так что он не без труда справился с пуговицами. Отбросив рубашку в сторону, он попытался отдышаться и взять себя в руки. Сон, это только сон… В шатре горела одна единственная зажженная им свеча, но ее вполне хватило, чтобы осмотреть помещение и убедиться, что кроме него здесь никого нет. Пока нет, потому что горло саднило, а значит, кричал он по-настоящему. Если кто-то в это время был поблизости, явно слышал. И действительно, спустя неполную минуту раздались торопливые шаги, и кто-то откинул полог. - Артас? Артас, что произошло? – это, как ни странно Мэв, а около нее обеспокоенный целитель. Паладин нашел в себе силы только чтобы покачать головой. Просто открыть рот и сказать что-нибудь, да еще и поручиться, что это будет не вопль, Артас не мог. Мэв сделала знак целителю, чтобы он подождал снаружи, но сама, против молчаливой надежды паладина, не последовала за ним, а подошла ближе. - Артас, это снова кошмар? – спросила она, и прозвучало это почти участливо. Да, война меняет. Артас неопределенно пожал плечами – он не хотел обсуждать. Раньше он достаточно быстро отходил от своих снов, но раньше и содержание было… обычнее. Сейчас же дрожь не отпускала, а перед взглядом до сих пор стояло его быстро меняющееся лицо. Все происходящее было настолько ощутимо, настолько реально, что даже сейчас, сидя около горящей свечи и упорно избегая внимательного взгляда ночной эльфийки, он все никак не мог отделаться от ощущения его кожи под своими пальцами… - Ничего, что стоило бы столь пристального внимания, - наконец ответил Артас, вставая с постели. Наверняка уже было за полдень, а значит, необходимо было заняться делом. Хотя бы попросту развеяться. - Ты, конечно, взрослый человек и сам можешь принимать решения, но не кажется ли тебе, что иногда лучше позволить решать за себя? – Бросила ему в спину эльфийка, поняв, видимо, что разговора не получится. Артас не стал оборачиваться. Он прекрасно знал, о чем она говорит, и давно все решил. - Нет. Я ведь уже говорил – это мое дело. И я с ним справлюсь. Паладин покинул шатер, а ночная эльфийка долго смотрела на хлопнувший полог. Потом она словно очнулась, тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли, и пробормотала в пустоту: - Едва ли.