Безымянная

Легкий привкус крови сопровождал её с того самого злосчастного падения, вызванного столкновением с незримым барьером. Если в схватке с Волдемортом ей было не до этого, то сейчас так и хотелось поскорее добраться до любого зеркала, убедиться, что никакого серьёзного увечья не имелось. Она стояла и смотрела на резко развернувшегося и уходившего прочь мужчину, ожидая, когда едва заметная в этом мраке крошечная Марет возьмёт её за руку. Со стороны пляжа начинал подбираться ветер, своей осторожной неспешностью и лёгкостью вселяя некое умиротворение. Жаль, что чувства раздражения и усталости быстро подавляли его. — Мисс, приготовьтесь, — достаточно громко пискнула домовиха, и не зря: гриффиндорка невольно отвлеклась на собственные, пока не до конца логичные, объяснения всему, что творилось с ней в последние несколько дней. Она могла находиться вне стен дома только в этот раз. Она могла умереть в любой момент, так и не успев ничего добиться. Ей вдруг до жути не хотелось возвращаться обратно в спальню. Появился тяжелый, неприятный осадок, только усилившийся от взгляда в сторону Лорда Волдеморта, который прошёл мимо того самого места, где располагалось защитное заклинание. Гермиона шумно выдохнула через нос, не веря своим глазами. Его оно не тронуло. Он с завидной лёгкостью пересёк границу и устремился дальше, следуя своим целям, своей воли. Её едва не вывернуло наизнанку в прямом смысле, когда неожиданно все вокруг потемнело окончательно, и уже через мгновение неописуемых мук, сильнее которых было только Круцио, Гермиона очутилась в таком до боли знакомом помещении. Неприятной боли, честно говоря: такая бывает, когда с этим местом не связаны ни хорошие, ни нейтральные, а только самые отвратительные воспоминания. Пошатываясь с непривычки, девушка не выдержала и закашлялась. Трансгрессировать самой было куда удобнее, потому что… Ты знал, когда это случится. Что-то совсем рядом, с правой стороны, зашевелилось. Это Марет склонилась над свечой в руках. — Который час? — решилась спросить Гермиона, надеясь, что хотя бы это она имеет права знать. — Второй, мисс Джин. Лицо эльфихи озарило мягкое, желтое свечение от огонька. Несмотря на такое позднее время, она не выглядела усталой: глаза её блестели, а движения были чёткими и быстрыми. Стремительно пересекла комнату и осторожно поместила свечу в появившуюся по волшебству специальную подставку на тумбочке у постели. Гермионе оставалось только восхититься её бодростью, ибо сама она была переполнена эмоциями и усталостью от недавней дуэли. Если так можно назвать активное нападение со стороны лишь одного из волшебников. Вздохнув и оглядев чуть прояснявшуюся комнату, Гермиона невольно вспомнила, что теперь и Марет стала называть её частично выдуманным именем. Странно. Когда Волдеморт мог успеть сообщить эльфихе об этом? Ведь он был с Гермионой непрерывно с момента их… окончательного знакомства. Должно быть, он ещё могущественнее, чем она полагала. — Если Вам что-то потребуется, просто позовите меня по имени, — Марет словно интуитивно чувствовала, когда у Гермионы наступают погружения в свои мысли, и вовремя успевала вытащить её оттуда. Пока она не задохнулась и не утонула. Девушка только рассеянно кивнула в ответ. Вещи кажутся проще лишь спустя время. Было ли так ныне? Ведь однажды ей удастся понять, чего именно добивается от неё Волдеморт. Тайны либо раскрываются, либо умирают с их владельцами. Правда, второе менее вероятно в случае с тем, кто разделил свою душу на, если верить словам Дамблдора, семь частей. На всякий случай оглянувшись, словно кто-то мог стоять в тёмном углу и незаметно проникать в её разум, и убедившись в своём одиночестве, Гермиона поспешила в ванную комнату. Она только сейчас поняла, что так и не спрятала свою волшебную палочку, а крепко держала её в руках, как спасение. Впрочем, сравнение было до безумия верным, ведь без палочки ей пришлось бы опозориться уже перед Волдемортом, корчась на земле от порции иллюзорной боли. Однако в данный момент имение волшебного атрибута очень пригодилось. Гермиона последовала примеру Марет и зажгла расположившиеся в непроглядной темноте свечи. Зловещее отражение её лица тут же стало зримым в большом зеркале напротив. Её ожидания по поводу губы оправдались: она действительно было поцарапана, но была ещё одна деталь, повергшая Гермиону в ужас. Кровь. Нет, не так. Чужая кровь. И тут она вспомнила, как Волдеморт касался её щеки. И… Чёрт подери, часть шеи, предплечья и даже платья, которое и так испачкано в траве и грязи, были в его крови! Тогда Гермиона не акцентировала на этом внимание, упустила из виду, даже не ощутила из-за жаркого боя и защиты тепло красной субстанции, что смешалась с её собственной, но теперь дрожь по всему телу, чувство ужаса и отвращения свидетельствовали об обратном. Лихорадочно, опасаясь непонятно чего, Грейнджер включила воду в раковине и принялась спешно смывать с себя следы его искалеченной, изуродованной сущности. Соскабливать свою и его засохшую кровь, тереть до боли, синяков и новых царапин — лишь бы снова стать чистой. Избавиться таким образом от неприятного воспоминания, терзавшего сердце. Но достаточным это не оказалось. Тяжело дыша, она вновь посмотрела на своё отражение, которое было искажено от переполнявших её чувств. Разобраться в них полностью ей отчего-то не удавалось, но ясно было одно: в большей степени Гермиона злилась на саму себя. Ощущение подчинения было слишком чуждым и нежелательным. Или это она только себя накручивает? Едва не порвав ткань, девушка быстро сняла с себя испорченное платье и, скомкав его, со всей злости бросила на пол. Если бы оно было из стекла, то осколки давно бы разлетелись по всей ванне. Однако одежда навряд ли была повреждена, даже когда она смяла её ногой и опять отшвырнула в сторону. Что с ней, чёрт побери? Нужно взять себя в руки и не показывать своих слабостей! Лёгкий пар, когда она включила воду в душевой, постепенно заполонял всё в округе, делая температуру немного жарче. Сейчас Гермиона должна постараться расслабиться, дабы не усугублять положение. Обычно запах от вкусного шампуня и ощущение свежести быстро приводил её в состояние, но это было в настоящем, а не в прошлом. Даже прикрыв глаза и подняв голову к тёплой струе, мысли так и не оставили её. Хотя, признаться, желание крушить и кричать на всё на свете угасало. Волдеморт всегда делает что-то, если у него есть на то причины, с которыми он навряд ли в ближайшее время поделится с ней. Да, осознание невозможности без его ведома сбежать, крайне тревожило. Ни его кровь, ни маховик, ни тем более недавний случай присутствия неизвестного за её дверью — то были лишь мелочи, по сравнению с самим фактом плена. Хотя чудом избежав возможность испытать уже от его руки на себе Круцио, Гермиона не могла не забыть об этом. Поначалу ей было обидно, как бы смешно это не звучало. Обижаться на Волдеморта — верх идиотизма, учитывая его основную деятельность. Далее гриффиндорка уже представляла, как убийца за любой ее проступок или неповиновение будет угрожать не только заклинанием боли. Но что если тем самым он желал не победить её или подчинить, а… стимулировать? Ведь иначе Гермиона навряд ли осмелилась бы прибегать к помощи знаний Принца-полукровки. Кто же такой Лорд Волдеморт? Если забыть обо всём, что было известно о нём от Гарри, от всех пострадавших, из истории, то он не был настолько страшен, чтобы люди боялись произносить его имя. Но первая война с его непосредственным участием ещё и не начиналась. И верить в его маску адекватного человека она не могла. Пусть и против воли пыталась это сделать. Тоскливо вздохнув, девушка неохотно вытиралась большим голубым полотенцем и пыталась найти и теперь положительные стороны. Но выходило ещё более фальшиво, чем в прошлый раз, когда она только очутилась в доме. Что ж, Гермиона застряла здесь, не имея возможности ни с кем связаться просто потому, что никого она не знала в этом времени. Кроме, разве что, нескольких пожирателей, мало отличавшихся готовностью помочь ей отсюда выбраться. Хотя бы на волю. О перемещении во времени и речи быть не могло. Похоже, опять придётся разбираться во всём самой. Как же всё сложно. Всегда новые головоломки, и неизвестно, какой шаг может оказаться решающим, а какой последним. Несмотря на середину ночи, Гермиона ещё долго ворочалась в постели, прислушивалась к звукам завывания морского ветра за окном и любым мимо проходящим шагам за дверью, вечно опасаясь нового сюрприза. *** С момента, когда ей удалось уснуть, казалось, не прошло и четырёх часов. Ибо ужасная головная боль и ломота во всём теле то ли от прошедшего столкновения с барьером, то ли ещё от чего-либо, были первыми вещами, на которые она обратила внимание, прежде чем вспомнила, что же её так разбудило. Крик. До этого жмурясь от солнца, успевшего уже проникнуть в эти края, Гермиона внезапно опомнилась и, позабыв о своём неважном физическом состоянии, стремительно встала с постели. И только теперь у неё всплыл в голове факт её наготы. Господи, ведь в любой момент к ней мог вломиться тот же Рудольфус или Волдеморт! Похоже, желание попасть в объятия сна было сильнее уделения времени на поиск чистой одежды в шкафу. Гермиона слегка поёжилась от холода, наступившего после резкого покидания тёплой кровати, и хмуро поглядела на дверь. Почему-то у неё было отчётливое ощущение, что что-то изменилось. И в этом как-то замешан крик. Что если это ловушка одного из пожирателей? Что если того, кто пытался проникнуть к ней в комнату?.. От этой мысли стало не по себе, и Гермиона, быстро замотав головой, точно так стараясь отогнать чёртово наваждение, почему-то осторожно и тихо приблизилась к шкафу. Самое главное сейчас — одеться. И побыстрее. Кажется, пора дождей и бурных ветров уступила долгожданному типичному летнему дню. Это можно было заметить не только по звуку пения птиц и абсолютной тишине на улице, но и по освещению здесь — слишком яркому, подтверждающему ясное небо. Чем не подарок для солнца? Но крик. Что это был за крик? Из-за полудрёма Гермионе не удалось определить, кому он принадлежал — мужчине или женщине, но одно было ясно точно — этому человеку угрожала опасность. И её, по сути, не должны удивлять подобные происшествия в доме преступников, однако… Непредсказуемость её собственной участи добавляла масла в огонь. Именно поэтому ей даже хотелось верить в то, что это она невольно закричала во сне, а не кто-то другой. Так было бы гораздо спокойнее. Что-то тяжёлое упало на пол в коридоре, а затем множество голосов принялись что-то обсуждать, становясь всё громче. Гермиона побледнела, молясь, чтобы цель их похода заключалась не в визите к ней. Судорожно застегнув последнюю пуговицу простой белой рубашки, гриффиндорка быстро оглянулась по сторонам, но так и не нашла нужной вещи. Лишь обойдя всю комнату, в голову пришла мысль заглянуть в ванную и охнуть от собственной вчерашней безответственности: волшебная палочка сиротливо валялась в углу, на холодной плитке. Похоже, в тот момент Гермиона слишком увлеклась стремлением принять душ, что, снимая платье, даже не услышала стук дерева, покатившегося в сторону. Вернувшись обратно, она с облегчением выдохнула. Никто и не думал входить в её, как хочется надеяться, временную комнату. Неизвестные гости или же обычные пожиратели уже прошли мимо, и постепенно эхо от их разговоров затихало. К тому же она заперта. Никто, кроме Марет или Волдеморта, не мог сюда войти. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Забавно, что раньше, в казавшиеся ныне далёкие счастливые времена, Гермиона всегда мечтала о возможности проводить все вечера или даже дни в своей комнате, чтобы никто не мог её лишний раз потревожить. И вот, это, можно считать, воплотилось в жизнь. Только теперь ей хочется больше плакать, нежели радоваться. Есть совершенно не захотелось, поэтому Гермиона не стала звать Марет. Час был ранний, да и настроение не имелось. Её так и не перестал беспокоить тот крик. Нужно было узнать истину, во что бы то ни стало. Иначе подозрения только усилятся. Представляя, как она зря будет трясти дверную ручку в намерении открыть, не сразу получилось осознать абсолютно противоположный итог её попытки выйти самостоятельно из комнаты. Ибо теперь запирающее заклинание отсутствовало. Она просто… открыла дверь, словно это было обыденной вещью. Но теперь-то всё иначе. Гермиона затаила дыхание, переступая порог. В удачное совпадение нельзя было поверить. Только у того, кому это действительно нужно, заклинание перестанет действовать. Волдеморт зачем-то позволил ей выйти. Но разве он не подумал о риске? Девушка не отбросила свою затею с побегом, а лишь отложила до подходящего случая. Никаких признаков людей не было, потому что все давно ушли дальше. И, подумав пару мгновений, гриффиндорка приняла решение идти направо — туда, откуда изредка можно было услышать последние отголоски живых существ. Кажется, эта характеристика подходит приспешникам Волдеморта больше, чем «пожиратели смерти». Скорее уж производители. Коридор шёл прямо, без новых поворотов и ответвлений. Правда, очередная порция дверей имелась, с каждым шагом внушая опасения гриффиндорке. Вдруг ей нужно было заглядывать в каждую, если та открыта? Вдруг опять её ждут мучительные блуждания по поместью в поисках обратной дороги? — Джин, — ледяной голос раздался среди гущи сливающихся друг с другом пожирателей в тёмных одеяниях, но она сразу определила его обладателя. — Проходи. Чёртов безумец выглядел так, словно намеревался идти на какое-то светское событие: зачёсанные назад тёмные волосы, смокинг, а поверх тёмно-зелёная мантия с узорами на тон светлее — всё это говорило о явной самодостаточности Лорда. Гермиона осталась стоять на месте, оглядывая новый, ранее не виданный зал, который был раза в три больше и богаче того, где проходило собрания пожирателей. Кстати говоря, те с почти уже привычной оскальной улыбкой пожирали её взглядом. — Ну, Джин, — с наигранным укором Волдеморт выступил из общей толпы и тихо усмехнулся: — Ты же не хочешь быть на месте предателя, которого сейчас настигнет наказание? — Что? Какого ещё предателя? Ты… Вы позвали меня для этого? Она очень старалась не обращать внимание на искривившиеся от презрения лица многих пожирателей. — Неужели? — брови Волдеморта поднялись. — Не припомню, чтобы я приходил к тебе после нашей недавней последней встречи. Это напоминало какую-то очень продуманную, но пока непонятную игру. — Дверь была не заперта, — осторожно проговорила та. — Верно. Видишь ли, причиной твоего нахождения здесь является, в первую очередь, не осквернитель крови, а одно мероприятие, на котором мне понадобится твоё участие. Однако… — вздохнув, мужчина развёл руки в стороны, и рукава мантии чуть опустились, открывая вид на несколько вен на его запястьях, так и приковывающих взгляд. — Мои друзья как раз в это самое время поймали того, кто весьма умело скрывался от меня вот уже пару месяцев. И откладывать расправу над ним, думаю, будет просто варварством. Ты так не считаешь? Возмущение, удивление и расстеряность — испытав всё по очереди, Гермиона не нашлась, что ответить. Точнее, на какую часть его слов. — Думаю, ты разделяешь мою позицию, — выжидательно глядя на неё, насмешливо сказал Лорд, воспользовавшись её молчанием. — Не волнуйся, это займёт не так много времени. Чем быстрее мы начнём, тем лучше. Мы?.. Сначала она с ужасом подумала о том, что и ей придётся участвовать в этом сумасшествии, но Волдеморт, видимо, теряя терпение, подошёл к ней и несколько жёстко схватил за руку и повёл через весь зал к пожирателям. Стоять плечом к плечу с другими преступниками было выше её сил. Но один взгляд Лорда говорил о реальной возможности заменить место бедного пойманного предателя, из-за которого собралась чуть ли не вся орава наследника Слизерина. Гермиона сглотнула, но старалась сохранять самое невозмутимое выражение лица, наблюдая за тем, как Волдеморт повернулся к ним спиной и медленно зашагал к центру зала, порой слишком сильно блестевшего из-за тщательно вычищенного золотистого паркета и множества украшений даже на подсвечниках. Неожиданно кто-то прикоснулся к её на плечу. — Ты?! — сузив глаза от нахлынувшей ненависти, Гермиона во весь упор глядела на отца Драко Малфоя и едва сдерживала себя от атаки. Рука с волшебной палочкой уже дрожала. Она была слишком сильно зла на него после того, как этот безвольный мальчишка позволил ей мучиться. Позволил себе смотреть на её боль и ничего не делать, кроме жалкой попытки пожаловаться отцу. Люциус был ещё омерзительнее, чем его взрослая версия. А ведь днём ранее она думала иначе. Чёрт побери, из всей их семьи, похоже, только Абрахас имеет мужество! — Не рада? — словно ничего и не было, Люциус весело улыбался, но, ощутив надвигающуюся угрозу, поспешно убрал свою руку с плеча гриффиндорки и невинно добавил: — Джин, не стоит обижаться. Ах, так Волдеморт уже успел всем рассказать о её новом имени! Очаровательно. — Твоя просьба материализуется, если ты будешь держаться от меня подальше, Люциус. — Сквозь зубы прошипела Грейнджер, уже чувствуя, как они привлекают внимание не только пожирателей, но и самого Лорда. Скрестив руки на груди, Гермиона, насупившсь, вперилась в Волдеморта хмурым взглядом. Рядом стоявший с ней чёртов блондин ещё силился продолжить беседу, но, получая в ответ молчание, похоже, решил сдаться. Громкий топот бежавших по коридору заставил насторожиться и позабыть об одном из своих ненавистников. Неужели ещё пожиратели? Их и так уже достаточно. Казалось, что большего она не выдержит. Однако ожидания лишь наполовину оправдались. В составе новоприбывших был, как не удивительно, отец Люциуса, который вместе с остальными втащил сопротивляющегося мужчину лет двадцати — лицо того было ещё совсем юношеским, а спадавшая отросшая чёлка русых волос только усиливала этот эффект. Так вот кто разбудил её. Уже заметно уставшего, исцарапанного, с порванной мантией, волшебника на миг выставили перед всеми, точно тот был на рынке, а после грубо отбросили к ногам Лорда Волдеморта, не заботясь о здоровье юноши. Всё это сопровождалось злобными смешками. — Позвольте представить незнающим, — громко и властно начал хозяин поместья, окинув буквально каждого внимательным холодным взглядом. Но почему-то на ней он задержался секундой дольше, чем положено. Похоже, всё это представление с торжественностью и важностью было устроено для неё лично, как бы самовлюблённо это не звучало. Волдеморт в подтверждение слабо улыбнулся, будто прекрасно догадывался о мыслях гриффиндорки, а затем, тоже не особо церемонясь, схватил бедного парня за волосы и, игнорируя стоны боли, дёрнул того вверх, вновь показывая собравшимся его лицо: — Малькольм Киз. Тайно женился на маггловской девице, наивно веря в возможность скрыть это от меня. Во время воцарившейся паузы Гермиона невольно услышала, как позади стоявшие пожиратели перешёптывались, планируя навести на юношу какую-нибудь особенно мучительную порчу, прежде чем основное наказание настигнет его. — На его руке есть мой знак, — заметил Волдеморт, грубо задрав одежду Малькольма на левом запястье, и все могли лицезреть чёрную, набухшую метку в виде змеи, что выползала изо рта черепа. — Увы, я не могу позволить, чтобы предатели продолжали носить её. Гермиона много чего слышала о безграничных возможностях и желаниях Лорда, но всё равно было невыносимо смотреть, как с сопровождением отчаянных хриплых криков боли весь участок кожи, на котором была запечатлена волшебная татуировка, словно сдирали невидимые когти волка или медведя. Светлый пол в мгновение ока был осквернён щедрой струей крови, продолжавшей течь даже тогда, когда былая часть его запястья ошмётком кожи и мяса упала в одну из луж алой жидкости. Омерзение и сострадание окончательно вытеснили прежнюю злость и ненависть к семейству Малфоев. Всё, что хотела сделать сейчас Гермиона — прекратить страдания человека, который не совершил ничего, что могло бы сделать его ужасное ранение заслуженным. Но она была одна в доме, полном людей, которые не разделяли её взгляды, которые недолюбливали её, которые и сами были бы не прочь поразвлечься с ней точно так же, как Волдеморт с Малькольмом. Сам тёмный маг, в свою очередь, со скучающим видом наблюдал, как не прекращающий стонать, хрипеть и кашлять бывший соратник рухнул вниз, судорожно хватаясь за покалеченную руку. Но стоило прикоснуться к, в буквальном смысле, кровавому мясу, как новая, ещё более страшная порция боли заставляла его крепко стискивать челюсть, но всё равно поддаваться организму и выдавать очередной крик. — Обычно я убиваю тебе подобных сразу. — Задумчиво сказал Волдеморт. — Но твоя ошибка, по сравнению с другими, имеет слишком оскорбительный характер для нас всех. Круцио! Белая, точно как и землистая кожа Малькольма Киза, волшебная палочка была направлена ему прямо в область груди. Мгновенно все замолчали, и громче обычно было слышно тяжёлое дыхание юнца, которое в скором времени переросло в ещё более пронзительные крики, режущие слух. — Хватит! Её голос, такой писклявый и ничтожный, не вызвал ничего, кроме возобновления новых перешёптываний людей да тревожного взгляда Люциуса. Тогда она, осознав свою роль невидимки и чрезмерное увлечение Волдеморта своей жертвой, решилась быстро выйти из общей массы и жалобным, полным мольбы голосом, воскликнуть: — Пожалуйста, прошу, перестань его мучить! Гермиона не могла, не могла больше видеть это. Только не в её присутствии. Особенно после того, как и она сама точно так же извивалась на полу под взором множества глаз, пусть и в достаточно меньшей степени. Неожиданно он посмотрел на неё невидящим, пустым взглядом, показавшимся ей даже страшнее, чем всё вместе взятое из его преступлений. — Как пожелаешь, — вежливо склонив голову, Волдеморт как-то хищно улыбнулся, после чего пытка Малькольма действительно прекратилась, и наступила уже истинная мёртвая тишина. — Авада кедавра. Она забыла, как дышать, когда увидела зелёную вспышку, ослепившую на миг зал. Моргнув, перед её взором предстало уже не издававшее ни звука мёртвое тело, послужившее поводом для омерзительного смеха пожирателей смерти и новой, ранее не виданной искры настоящего психопата в покрасневших глазах Лорда Волдеморта.