Безымянная

Гермиона просто хотела верить в скорейшее завершение этого кошмара. Но несколько дней сменились в неделю, а ожидаемые перемены не наступали. Казалось, они так и останутся очередными бесспорно глупыми мыслями в её голове. И их он тоже наверняка успел уже прочитать, рассекретить. Хотя не требовалось быть легеллиментом, чтобы увидеть смесь эмоций Грейнджер, когда Лорд Волдеморт был слишком близко. Непозволительно и представить такое, но именно ей по несчастной судьбе повезло с тем, что все происходило на самом деле, без иллюзий, без вмешательства магии. Потому что она сама согласилась. Жалеть приходилось много раз, ненавидеть себя, осуждать, как и нынче — больше ей ничего не оставалось, не имелось других способов хоть на пару минут утихомирить свою совесть, которая буквально не позволяла девушке спокойно спать. Она практически всю ночь ворочалась и, в конце концов, злостно спихивала с себя одеяло и вновь погружалась в мир реальности. Лучше умереть. Почему нельзя было убить её, если не сразу, то после обнажения лиц? — Мне не стоит позволять нашему профессору оставаться в живых. — Спокойно и рассудительно, словно дело шло о решении обычного будничного дела, сказал Лорд, вальяжно сидев на кресле напротив бледной Гермионы и не менее встревоженного Николаса Фламеля. Однако, услышав подобное, учёный вдруг позабыл о предосторожности и разгневанно произнёс: — Попрошу не разбрасываться подобными словами! Наше недопонимание не обосновывает… — Почему же? Вы сомневаетесь в исполнении моих решений? — он угрожающе постучал пальцами по подлокотнику. — Неужели до Вас не доходили слухи о моих… Методах? — О, в этом не сомневайтесь! Судя по рассказам людей, Вы являлись чуть ли не дьяволом во плоти. Однако я никогда не примусь верить в подобные сплетни, пока сам не удостоверюсь в них. Я действительно надеялся, верил, что Вы, как и мисс Джин, полны, если не светлого, то хотя бы благоразумного потенциала… — А к чему церемонность? Мы все прекрасно знаем об истинном имени девчонки. А потому не вижу смысла заставлять Гермиону и дальше играть в другую личность. Бедную, забывшую собственную жизнь и вынужденную начать всё с самого начала. Я бы не вынес такой участи. На протяжении этих нескольких минут Грейнджер ощущала себя словно тайным зрителем, которому повезло по случайным обстоятельствам находиться рядом и теперь желать узнать дальнейшее развитие событий. Однако это была не какая-то вырезанная сцена из поэмы или пьесы, и она являлась непосредственно виной и причиной происходящего. Почему мысль вмешаться казалась пугающей? Это же необходимо сделать, дабы улучшить ситуацию! Или же выйдет совсем наоборот. Волдеморт, точно отдыхающий император, сидел в самом широком и разукрашенном золотыми узорами кресле. Слишком много деталей злостно напоминали ей о его величии. Чёрт побери, да. Именно сейчас Тёмный Лорд был великим и… могущественным. А Гермиона, ссутуленная и нервно обхватывающая пальцы своих рук, на фоне мужчины выглядела просто смешно. — Что ж… — постепенно теряющий спокойствие профессор попытался что-то ещё сказать после затянувшейся паузы, но у него это не особо удавалось. — Это, к-хм… Это не меняет сути дела. — Профессор Фламель, — вдруг наконец оживилась Гермиона. — Простите меня. Я не должна была втягивать Вас в это! И такой же резкий, как и принципы выживания среди сильнейших, голос заставил пожелать тут же вжаться, слиться со спинкой кресла. — Тебе жаль? А что дадут ему твои извинения? — Волдеморт стремительно поднялся со своего места и пересек и до того короткое расстояние между ним и гриффиндоркой. После чего он совершил ещё более неожиданное действие: сел перед ней на колени, и их лица были на одном уровне. Красные глаза пожирали её душу одним своим прищурено-ненавистным взглядом: — Ничего, кроме ответных фальшивых утешений. Вы, люди, слишком часто говорите ненужные вещи. Это раздражает. Пока Фламель намеревался было вмешаться, Лорд, предчувствуя это, демонстративно поднёс длинную кисть с созвездием выступивших синеватых вен к волосам Гермионы, чтобы погладить, как глупого бездомного котенка. За это короткое мгновение она успела вспомнить одни из самых неприятных и одновременно притягивающих воспоминаний, последнее из которых произошло недавно. То ли стыд, то ли злость — уже не так важно — помогли Гермионе вернуть дар речи и, пока Волдеморт будто бы случайно подцепил одну из её спутанных прядей пальцем, храбро спросила: — А ты, значит, не человек? Корни волос готовы были вот-вот лишиться своего родства с кожей головы — волшебник, до этого будто бы всего лишь безобидно играя, теперь опасно натягивал их, немигающе смотрел на Гермиону, а губы его медленно скривились в довольной, но недоброй улыбке. Злорадной, насмехающейся. — Я представляю из себя нечто большее. Несмотря на очевидный признак высокой самооценки, Лорд явно не был в хорошем расположении духа. Любой повод мог послужить показу его скрытой, пока ещё успешно сдерживаемой ярости. Удивительно, что он до сих пор оставил её целой и невредимой. Наверное, она первая магглорождённая, посмевшая дать тёмному магу хоть какой-то отпор и при этом ещё жить. Правда, Гермиона не была так сильна в легелименции, чтобы узнать его настоящие планы, мысли на будущий день, даже час. Они могут одним своим видом заставить содрогнуться, в этом нет сомнений. — Думаю, достаточно отступлений. Профессор, поведайте нам что-нибудь интересное. Интересное заключалось, разумеется, в раскрытии их с Гермионой секрета, о котором Волдеморт сейчас знал ровно столько, сколько и сама гриффиндорка. Фламель понимал, что своими знаниями мог помочь ей. Если бы не присутствие Волдеморта. — Что именно Вы хотите от меня услышать? — учёному удалось легко скрыть волнение и вообще какое-либо проявление эмоций. Его выдержке оставалось позавидовать. Их разговор перешёл на два лица, превращая Гермиону вновь в случайного прохожего, затесавшегося под шум. Они оба — Волдеморт и Николас — пытались обхитрить друг друга, взаимно играя в вежливых, тактичных собеседников, но по законам природы победа не могла достаться обоим, поэтому, когда Лорд переменил тему с абстрактного на конкретное, Фламель был застан врасплох: — Давно Вы носите на шее маховик времени, профессор? Безобидный, казалось бы, вопрос, который на самом деле раскрывал настоящую причину этого раннего послерассветного приёма. — Да. — Как-то механически сказал учёный и окинул быстрым взглядом Гермиону, словно пытаясь ей передать мысленно сообщение. — Полагаю, давно. — Тогда Вам должно быть известно о рождении одного из нас вне этого временного промежутка. Гермиона чувствовала неладное: почему Лорд не сказал прямо, что именно она принадлежит будущему? И как странно звучало это — принадлежит будущему. Словно на неё возложена ответственная миссия, словно давно предрешён её успех в чём-то масштабном… А на деле всё куда плачевнее и смешнее. Фламель молчал, а Волдеморт терпеливо ждал, приблизившись к окну, предварительно распахнув тюль, конечно же, магией. Когда уже всё закончится. Когда? Это было мукой — в напряжение ожидать худшего и не знать точно, произойдёт ли это вообще, или она лишь зря калечила свои и до того избитые нервы. С коридора проник едва заметный запах корицы, жареных яиц и, кажется, свежего, наверняка хрустящего хлеба. Гермиона и забыла, когда в последний раз ела. Живот болезненно сжался от пустоты внутри. — Боюсь, моё терпение подошло к концу, — холодно отчеканил Лорд спустя некоторое время. Он всё так же стоял к ним спиной, но воображение уже успело нарисовать примерное выражение на его лице: почти каменное, бездушное и безжалостное. Следующее событие произошло очень быстро и от этого незаметно, будто одна картина сменилась без предисловий на другую. Волдеморт не шелохнулся и не произнёс ни слова, как голова девушки будто бы готова была разорваться на части от боли, от ощущения чьего-то царапанья заострёнными незримыми когтями. Одно из проявлений чёрной магии, с которой ей доводилось до этого лишь сталкиваться при помощи случайно прочитанного отрывка в одной из книг в библиотеке мужчины. Руками Гермиона машинально принялась судорожно рыться в волосах, сама неосознанно себя царапая из-за галлюцинаций, что сбивали с толку. Происходящее вокруг потому и не было понятно, и одни мысли о страхе изодранных волос и скальпа вперемешку с судорожными криками о просьбе прекратить это безумие сопровождали Гермиону. — Я расскажу, только отпустите её! Она ни в чём невиновна! Голос был отдалённым и всё равно режущим слух. Появился звон в ушах, и от отчаяния и усталости бороться Гермиона было собиралась упасть на колени, как знакомые ледяные руки не позволили сему случится. Постепенно действие чёртового заклятия ослабевало, и зрение вместе с остальными органами чувств возвращались к ней. — Вы забыли о её грязной крови. Теперь жутко тошнило от запаха еды. Он словно усилился в стократ. Хотелось вырвать собственные лёгкие, прочие органы — что угодно, лишь бы стало легче. Но ей оставалось только мысленно успокаивать себя и невольно концентрировать внимание на переместившейся руке Волдеморта чуть верх, ближе к груди. Случайность ли это?.. — Не смейте причинять ей больше вреда. Кто бы она не была, я пообещал ей помочь, и… — Помощь ей — информация. Волдеморт не мог больше ждать. Он слишком сильно, возможно, даже сильнее её хотел знать. — Нет! — не боясь болезненно сильно приставленной к сердцу волшебной палочки, воскликнула Гермиона: — Не нужно, профессор! Но Фламель с мукой на лице поспешил продолжить: — Способ вернуться существует. Я… Я полагаю, что в устройстве маховика Гермионы произошёл некий магический диссонанс, и это резко отбросило её на рекордное количество лет. Боюсь, выход из этого — только переделать функции данного магического прибора или… — Переноситься не в прошлое, а в будущее? — как-то слишком оживился Лорд, тем не менее, подняв палочку прямо в направлении глаз Грейнджер. — Это логично. Такой метод имеет перспективы. — Или… я не могу говорить с уверенностью, Гермиона попросту не будет стареть, пока не наступит тот самый день, час и минута, когда она приняла решение покрутить маховик. — Неужели? — Это лишь теория, и… — Мы можем проверить её столь любимым всем нами временем. Правда, если судить по Вашим словам… Нет старения — нет смерти. А значит, я не смогу убить её, ведь она не существует. Грязнокровка подобна призраку. Будет забавно, если смертельное проклятие проскочит сквозь неё. Авада… Он блефует. Он не может так поступить. Хотя с чего ей верить в это? Она же давно задавалась вопросом, гадала, когда именно ей предстоит умереть от руки наследника Слизерина. — СТОЙТЕ! Это воскликнул не только Фламель. Гермиона вместе с Волдемортом удивлённо посмотрели чуть левее плеча учёного, узрев крошечное создание. — Что ты сказала? — почудилось, что это прошипел не Лорд, а питон, готовый в ту же секунду наброситься на виновницу. Марет вся сжалась, не замечая, как часть из постиранного постельного белья оказалось на полу. — Простите меня, хозяин, — тут же заверещала домовиха, едва не плача от страха перед волшебником и, что ещё обиднее для Гермионы, перед осознанием своего поступка. Марет уже успела стыдиться и ненавидеть саму себя. — Я накажу себя за это как следует, клянусь Вам! — Ты привязалась к девчонке. Волдеморт словно не услышал Марет. — Эльфам, этим грязным и неуклюжим существам, свойственна симпатия к себе подобным, — поучительно продолжил тот, теперь обращаясь к побледневшему Николасу. Затем Лорд медленно, ожидая чего-то, развернул к себе Гермиону. — Стоит ли мне поменять прислугу на более равнодушную к случайным гостям моего поместья? Похоже, его действительно интересовало мнение девушки. Тем не менее, что-либо ответить она не решалась, нутром чуя неладное. И тогда Волдеморт позволил Гермионе освободиться от его хватки и отойти. Для того, чтобы она не мешала ему в момент прицела волшебной палочки на Марет. — Подожди! — не выдержала Грейнджер. — Что ты собираешься делать? — Менять прислугу, — недовольно и медленно повторил мужчина, будто объяснял недоразвитой очевидные вещи. Глаза испуганно расширились, когда были вынужденны наблюдать манипуляции Тёмного Лорда с домовихой. Та не кричала от боли вследствие Круциатуса, а только беззвучно морщилась, всхлипывала и бесспомощно упала лицом в расскиданное ею белье и, ещё сильнее его мяв, принялась бить свой живот, ноги. Марет не должна была показывать, что не может вынести боль. Она должна была доказать обратное, прибавляя себе мучений. — Отныне, если желаешь продолжения жизни профессора и Марет, ты останешься здесь в качестве особой… — ему будто что-то помешало выговорить типичное обзывательство, и он воспользовался более мягким синонимом: — магглорождённой ещё на столько, на сколько я захочу сам. И отдашь мне свой маховик, спрятанный у тебя под одеждой. Был ли у неё иной выход? Вздрагивая от жутких звуков ударов теперь уже головы домовихи об ковёр, который успел испачкаться её кровью, Гермиона хотела одного — отмотать это утро, удалить его, стереть из памяти. Потому что это было ужасно и ненормально. Абсолютно ненормально, чёрт побери! Её шантажирует Волдеморт, и любое принятое решение несёт за собой плохие последствия. — Конечно, я могу совершить задуманное и против твоей воли, — вторгся в её мысли Лорд — это она поняла по резкой головной боли, странному эху и его вкрадчивому шёпоту: — Но куда интереснее наблюдать, как далеко ты готова зайти ради блага других. Этот ад никогда не закончится, верно? Никогда. — Хорошо. Я согласна! — как бы тяжело не давались ей эти слова, Гермиона не могла больше тянуть время. В то же мгновение чары рассеялись, и миром стала править загробная тишина. Ничего не исправить. Ей нужно было понять это ещё тогда, в кабинете покойного Дамблдора, перед совершением ошибки всей её жизни. Кто-то по-отцовски приобнял её за плечи, а Гермиона толком и не отреагировала, не могла выдавить из себя ответную ободряющую улыбку Николасу. Ведь из-за неё он сейчас находится на волоске от гибели, ровно как и Марет. Волдеморт не отводил пристального взгляда от гриффиндорки. Он ждал. Маховик печально, как показалось Гермионе, упал в ладонь наследника Слизерина. — Пора и мне совершить путешествие. Завершающие сей спектакль слова вызвали мурашки по всему телу. С трудом справившись с волной плохого предчувствия и необъяснимой тревоги, хотя всё и так было хуже некуда, сглотнула и спросила: — Путешествие куда? Гермиона уже знала ответ, но не хотела верить в это. Что-что, но только не… — В будущее. В твоё время. *** — Ты, возможно, удивишься, но я не имею конкретных представлений о том, что происходит в твоём мире. Свеча на краю стола почти утратила лицеприятный вид, и солидное количество капель воска успели застыть на блюдце. — Некоторые обрывки лиц в твоей голове и ещё куча ненужной информации — вот что приходилось мне видеть, применив пару раз легелименцию, пока ты не научилась ставить ментальный барьер. Для меня он равен оконному стеклу по прочности, но при его разрушении тебя бы посетили неприятные ощущения. Я не хотел пробуждать твою бдительность раньше запланированного срока. Собеседница сидела на одиноком стуле, стеклянно глядя на возвышавшегося Повелителя смерти, и ничего не говорила в ответ. За окном было мало света, не считая редких мгновений, когда молния поразит хмурое небо, из которого безжалостно падали капли дождя. — Сейчас ты поведаешь мне правду. Ты расскажешь мне, что я представляю из себя там, каково моё положение. Где-то в одной из соседних комнат находился профессор Фламель, вынужденный присоединиться к Гермионе в роли пленника. И хотя оба имели хорошие спальни и иногда возможность прогуливаться под наблюдением пожирателя или самого Волдеморта, психологически они чувствовали себя хуже жертв, когда-то погибших в подземельях этого поместья. — Не думаю, что смерть по своей же неосторожности и безрассудности обрадует тебя, Том.