Безымянная

Почти каждый вечер она находилась в комнате Риддла. Сумасшествие ли? Определённо. Никогда бы Гермиона не подчинилась бы ему таким образом. Однако раньше у неё было, ради чего бороться. Сегодняшний же день представляет собой для неё полное смирение. Не хотела, не могла поступать как-то иначе. Какой смысл? Его давно не имелось в этом рассаднике пороков — поместье Волдеморта. Гермиона своими же действиями разрушила последние шансы исправить свою ошибку — ту злосчастную спонтанную идею уберечь Гарри от страданий и предотвратить смерть Дамблдора. Благодаря её стараниям умер ещё один человек, влияние которого наверняка что-то да значило бы в будущем. Если жена Николаса Фламеля получила за это время его тело, то, может, всё не так уж и плохо. Не сломайся девушка, давно бы пошла в библиотеку и выяснила любую ненужную информацию о философском камне, чтобы, в случае чего, не тешить себя надеждами. Но она уже не читала. Она вообще ничего не делала. Эта пустота. И смех. Чтобы чувствовать хоть что-то, Гермиона позволяла себе переходить за грань разума. Волдеморт делал с ней то, что хотел, а она медленно, добровольно поддавалась, падала в объятья безысходности и сходила с ума. Но всё было без лишней боли. Почему-то раньше думалось иначе: разве не должен теряющий последние остатки здравого рассудка человек мучиться, как никогда прежде? Правда, Гермиона хотя бы понимала, что делает, отдавала себе отчёт в этом. В любых других случаях люди часто терзают себя как раз из-за простого недоумения. Она ненавидела его, потому что теперь у неё нет никакого шанса спасти, исправить. Из-за неё грядет конец, но жить с этим не выйдет так, как обычно. Поэтому Гермиона и выбрала уничтожение. Было ли это способом отомстить, наказать саму себя за все глупости и необдуманные поступки? Хотелось очень надеяться, что с наступлением полного безумия чувство вины не появится. Пока она отстранена от реального, пока усиленно поддерживает организм в угасании, всё будет равномерно и гладко. Если только мозг не сыграет с ней злую шутку и не обратит это против неё. Особенно в моменты близости с Волдемортом. Это была наивысшая ступень грехопадения, одновременно отрезвляющая и опьяняющая. Он часто говорил Гермионе о своих планах, специально нашептывал в сумерках, заставляя её злиться, ведь никому не понравится резко вспоминать о страшной, неприятной жизни, когда наконец удалось найти способ утихомирить своё гриффиндорское сердце на некоторое время при помощи виновника разворачивающейся катастрофы. Разумеется, поначалу гриффиндорка даже почти не осознавала происходящее. Но теперь возникало нечто, вроде увлечения. Привычки навещать его снова и снова, давать ему волю совершать любое задуманное по отношению к Гермионе, ранее настойчиво игнорировались с каждым его вечно ненасытным взглядом в сантиметре у лица и дюжиной успевших сгореть дотла свечей. Как-то, помнится, они остались в кромешной темноте, а Волдеморт впервые не потрудился прибегнуть к магии и создать новый источник света. У них не имелось ничего, кроме тактильного ощущения их тел. Вот тогда Гермиона и поняла. Она наслаждалась тоже. Она, чёрт побери, пряталась не за прикрытием в виде безумия. Нет, она никогда и не сходила на самом деле с ума. Одно лишь самоубеждение, чтобы уклониться от ещё одной порции правды. Нравится, очень нравится… это вызывает зависимость и что-то ещё. Напоминало состояние при близком общении с Виктором Крамом, но то выглядело как жалкая пародия, проба перед настоящим, сильнейшим из всех родов мира человеческих загадок. Однако вина упорно сидела в Гермионе. Что будет с Гарри? А со школой? Миром магглов? С её родителями? По её вине. Она виновата, только она. О, как же надоело это никчёмное слово. Вечно в голове. Ей не найти покоя. Никогда. Иронично, смешно, нелепо. Его забавляло, когда она гневалась, потому что так возвращалась прежняя Гермиона, и из-за избытка ярости разгоралось лишь усиленнее что-то ответное. Чёртово желание, тело не подчинялось ей, оно предало её. Волдеморт никогда не целовал её просто так. Он целовал её в шею, грудь, ключицы — но никогда в губы даже при моменте, когда человеческая сторона полностью брала верх над ним. Она для него игрушка. И, вероятно, мужчина с самого начала хотел её к себе, но показывал это лишь странными взглядами и парой случаев. А Гермиона… Гермиона позволила. Она оправдывала себя тем, что больше у неё не осталось надежд, и что умереть, что с ним проводить часы — одно и то же. Её личный ад. — Ты заставляешь Марет провожать меня к тебе по тайным ходам. — Когда Гермиона почти перешагнула за порог его спальни, это вырвалось из неё совершенно случайно, ибо обычно диалог с ней вёл он сам. — Это для того, чтобы никто из пожирателей не увидел? Глаза Лорда как-то по-мёртвому, словно у статуи, неестественно блестели от проникающего с коридора света, где было гораздо больше свечей, чем у него здесь. Гермиона не сразу прервала молчание, по-видимому, продолжая надеяться на ответ. — Но ты стыдишься, потому что я грязнокровка. Странно, что при озвучивании этого оскорбления самой не появлялось неприятного осадка. Будто она… свыклась с этим. С тем, кем она и правда является. Как не пытайся перефразировать, суть оставалась та же. Хлопок, и от несколько неудачного приземления Марет рядом с опасной близостью свечи на краю сиденья стула возник лёгкий сквозняк и, как следствие, дрожание света. Волдеморт больше не смотрел на Гермиону, привычным равнодушным тоном отдавая такое же привычное указание домовихе — увести Грейнджер прочь. Напоследок, провожая обоих лично, чтобы удостовериться в отсутствии лишних глаз, мужчина тихо сказал: — Чтобы такие, как Абрахас, не подкараулили тебя вновь. После этого случая, относящегося и к разъяснению её вопроса, и к осознанию собственного удовольствия от процесса времяпровождения с ним, к основной деятельности Лорда и Гермионы добавилась новая. Что-то вроде нестандартной прелюдии, предисловия перед самым интересным. Правда, девушке это не доставляло особой радости. Отныне, когда Гермиона приходила к нему, Волдеморт был занят изучением маховика, который он давно хранил у себя. Уже трудно вспомнить, во время или после их первого сближения оружие против течения времени было им заполучено. Лорд не давал ей скучать и умудрялся заводить при этом разговор на неожиданные темы. Он часто интересовался её жизнью, именно самой обычной, никак не выгодной для его тёмных дел стороной: кто её родители (при этом мужчина всё же презрительно кривился, узнавая), что за учителя будут преподавать в Хогвартсе, в каких странах она бывала и куча банальных вопросов о любимом цвете девушки до предпочтений в еде. В середине сентября погода за один день изменилась с остаточно-жаркой до пронизывающей холодной. Для привычного визита в покои Лорда Гермиона накинула тёплый свитер. Холодно было даже в поместье. — Идём на пляж. Неожиданное решение Волдеморта огорошило её с первых секунд по приходу к нему. Пришлось невольно пожалеть о том, что на ноги она не надела что-нибудь потеплее, нежели попавшаяся первая на глаза средней длины сиреневая юбка. Девушка уже опять успела позабыть, какого это — быть на улице. Потому надобности в более тщательном продумывании гардероба не появлялось. Особенно, когда через жалкие крохи секунд Гермиона предстанет перед ним безо всей этой мишуры. Очевидно, на этот раз ему не хотелось обнажать девушку. Точно собачка, гриффиндорка часто переходила на бег, чтобы догнать Лорда Волдеморта. Ему прямо-таки не терпелось дойти до места назначения, не заботясь о своей спутнице. Должно быть, большинство пожирателей сейчас отсутствовали и выполняли его задания, раз ему ни разу не пришло в голову осмотреться. Она прекрасно знала, что он успел изменить решение, касавшееся её оставления в прошлом. Марет снова помогла ей, рассказав причину столь тщательного укрывания девушки от остальных находившихся здесь. Никому более не было известно, как выглядит таинственная гостья поместья и что она вообще здесь присутствует. Волдеморт не желал хранить в сознаниях множества пожирателей память о ней. Ему не было выгодно, чтобы через много лет, а для неё с Лордом то будет всего лишь мимолётный скачок, кто-то внезапно узнает девушку. И действительно, Беллатриса в отделе тайн министерства действительно не подавала вида. По крайней мере, Гермиона знала, что часть его задумки точно удастся. Заклятие Забвения Волдеморту давалось без труда, как и миллион остальных видов магии. — Ты хочешь домой, — утвердительно сказал Лорд. Она вздохнула и вдруг почувствовала, как на мгновение слабая прежняя искра зажглась в сердце. Чёрная рубашка Лорда развевалась на суровом ветру. Природное явление ему было нипочём, а вот Гермиона уже давно вся дрожала и нетерпеливо поглядывала в сторону дома, надеясь на скорое возвращение. Свитер, как не старайся обхватывать себя за плечи и отвлекаться, оказался до смешного тонким для должного согревания. — Что с маховиком? — тихо спросила девушка, когда он спокойно расположился прямо на песке у побережья шумного моря. Ещё бы пройти пару шагов вперёд, и пришлось бы довольствоваться влажной поверхностью земли из-за частых приходящих волн. Хорошо, что Волдеморт пощадил её хотя бы в этом. — Он готов. Готов… Гермиона медленно опустилась рядом с ним и поджала коленки к груди, не заботясь о колыхающейся юбке, временами открывающей вид на достаточно многие части её тела. Становилось дурно, но, кажется, не из-за холода. Было ощущение, словно её разбудили после крепкого сна, а затем, не дав толком осознать реальность, выставили на сцену, где она должна была сказать речь. И при этом не было заранее подготовленного плана, не было ничего. Гермиона не была готова к этому. Она… забыла. Как она могла забыть, что нельзя сдаваться? Не это ли всегда внушал им Дамблдор? У неё будет надежда, несмотря ни на что, покуда живы её близкие. Чертова банальщина. В этом времени они даже не родились, а единственный способный помочь ей человек погиб по неосторожности, но… Но снова вера в лучшее потухла. Гермиона больше не могла, как раньше, твёрдо, без подтверждения даже фактами и обстоятельствами, знать о победе над злом. — И что дальше? — На днях мы покинем прошлое. Но сначала я отправлюсь за некоторыми вещами, которые не считаю должным оставлять здесь. — Ты о… — Гермиона не понимает, зачем уточняет. Это, собственно, не имело значения, а только разозлило его: — …крестражах? — Что тебе о них известно? — быстро окликается Волдеморт и поворачивается всем телом к гриффиндорке. — Ничего, кроме названия. Сколько их уже? Её вопрос тонет в игнорировании. Волдеморт не намерен быть с ней откровенным, конечно. Вместо этого он неотрывно глядит куда-то в район её переносицы, создавая эффект читания человека насквозь одним только взглядом. — Том… — Не называй меня так. Ужасно не хочется быть жертвой его легелименционных способностей. Гермиона догадалась, что именно это мужчина намеревался сделать, поэтому поспешила, успев забыть и о холоде, стремительно подняться на ноги. Их зрительный контакт потерял ту прежнюю прямую связь. Необходимо пытаться… сопротивляться? В какой уже раз? — Ты понимаешь, что, переместившись в моё время, у тебя есть шанс… начать всё заново? Если ты останешься там, примешь такое решение, и при этом оставишь идею с захватом мира, судьба многих изменится! — Гермиона говорила всё охотнее, приметив заинтересованный взгляд мужчины. — Не будет стольких смертей, которые ты бы совершил в дальнейшем. Лорд Волдеморт просто… пропадет с лица земли в семидесятых годах, а в моём времени тебя никогда не узнают. О монстре забудут, но познакомятся с тобой. С человеком. Она начала испытывать лёгкую жажду: так долго что-то говорить вслух было редкостью в последний месяц, и, помимо всего прочего, само нахождение нужных слов давалось ей с большим трудом. Уговорить его было практически невозможно, без сомнений. — Моя идея состоит не в захвате мира, Гермиона. — С обманчивой ласковостью говорил Волдеморт, выпрямляясь во весь рост. Он по-прежнему не выглядел, в отличие от гриффиндорки, замёрзшим. Наоборот, при прикосновении его руки к её щеке, она ощутила приятное тепло живого тела. — А в истреблении и восторжествовании справедливости над такими, как ты. На грядущую ночь снова приснился королевский лес Дин, её ночная развездка у лагеря родителей и змеиподобное лицо, неустанно следившее за ней. *** — Зачем же ты берёшь меня? Ведь я — как раз та самая, над кем ты хочешь добиться власти. — Я это уже сделал. Она демонстративно фыркает, потому что не собирается верить ему, потому что он противоречил самому себе. Или же Гермиона попросту занималась самообманом. Необходимо было услышать нужное. — Ты привязался? Он не понимает, зачем ей это. Конечно. Любой бы разозлился и, возможно, намеренно усилил бы свои мысли чем-то резким. — Это смешно. Ты для меня всего лишь грязнокровка. Но она знала, что он солгал, потому что тот резко отвёл взгляд. Ему захотелось утихомирить внезапные вихрь вопросов гриффиндорки, которые полились из неё рекой, стоило присесть к нему на край кровати. По обычаю, следовало наблюдать за ним и ждать его действий, его многозначительного кивка, обозначавшего многое. Но сегодня события должны быть подчинены ей. Она выжидательно глядела на него, оценивая обстановку. Ещё немного, и придётся воплощать задумку. Осторожно пересев к нему поближе, Гермиона бесстрашно примкнула к его слегка поджатым губами, сжимая за спиной волшебную палочку. Хотя бы сейчас он подчинится ей так же, как и она по своей беспомощности делала это прошедшие недели. Пожалуйста. С его стороны были заметны лёгкие противоречия: Волдеморт некоторое время никак не реагировал, но напрягся всем телом. А потом издал тихий смешок и принялся целовать девушку ответно. Воспринял ли мужчина её поступок всерьёз или подыгрывал ей? Нужно, нужно спросить, хотя бы попробовать… Однако слова были сказаны, а все остальные комментарии не по главной цели Грейнджер — это лишнее. И как бы не хотелось всё бросить и так и оставить у себя в уголке сознания с пометкой «несовершённое», как бы не проходила особенно болезненная волна ментальной боли от горла до самого сердца, Гермиона должна сделать то, что пообещала себе. Это её долг ради всего мира. Марет пришла по её тихому зову в период особенно громкого шелеста одеяла, неся чай. Это никогда не входило в их обычные вечера Лорда с Гермионой, поэтому, несомненно, Волдеморт отвлёкся на раздумья с подозрениями, но лишь по отношению к домовихе. В воздухе усиливалась неладная атмосфера. Это и требовалось: пока Тёмный Лорд встаёт и начинает грубо, жёстко разговаривать с подчинённой, Гермиона дожидается его поворота спиной к ней полностью. И оглушает его. Это… вышло быстро. И от этого неправдоподобно, словно её обманули, и Волдеморт, упавший спиной на пол неподалёку от постели будто дожидался, чтобы застать девушку врасплох. — Мисс, Вы уверены? — Марет чудом не проливает дрожащими руками чай. — Хозяин будет злиться… — а потом шёпотом, испуганно косясь на жертву заклятия «остолбеней», добавляет: — Очень сильно злиться… — Всё хорошо. Не волнуйся, пожалуйста. Врёт. Сама Гермиона испытывала не меньший шок от происходящего. В глубине души ей и не верилось, что противостоять самому ему удастся. Почти без труда. Точнее, полностью без. Не станет же она считать свой незапланированный с ним поцелуй преградой? Волдеморт никогда бы не стал. Последствия содеянного будут преследовать, искать её в виде него самого. Волдеморт в настоящем помнит о ней. — Я надеюсь, что так он не причинит тебе вреда, Марет, — со вздохом произнесла девушка, чувствуя себя сейчас не хуже самого отвратного преступника. Но она действовала во благо, разве нет? — Обливейт. Гермиона с горечью проследила, как большие глаза домового эльфа стекленеют и смотрят в неопределённую точку. Затем Марет сонно вздрогнула и ахнула, недовольно бубня себе под нос что-то про свою глупость и остывший чай. Как и задумывалось при накладывании заклинания, домовиха стремглав трансгрессировала на кухню, чтобы вернуться строго через полчаса и привести в чувство своего хозяина. Вечер ещё хранил в себе кровавые следы заката, и сама ситуация выглядела куда трагичнее и тяжелее для неё. Гермиона задумчиво смотрела на неподвижные веки Лорда. Кажется, она впервые видела его таким: тихим, спящим, уязвимым. Мысленно укоряя себя за излишние угрызения совести, Гермиона присела к нему рядом и сняла с него маховик времени. Она могла ещё долго оттягивать момент, пытаться запомнить каждую черту мужчины, но знала, что этого будет достаточно для её поражения. Гермиона сделала поворот в несвойственную для маховиков противоположную сторону. Если не получится, её не ждёт, пожалуй, ничего хуже, чем Грейнджер уже испытала. Будь, что будет.