Не закрывая глаз (и поднимая взгляд)

Жизнь Касамацу Юкио чудесным образом переплелась с судьбами Чудес в тот день, когда миру стало известно о существовании детей-мутантов. Существует знаменитая фотография, сделанная, когда дети вырвались из Тейко. Она была в каждой газете, в каждом блоге, журнале, выпуске новостей — во всем мире. За нее даже дали Пулитцеровскую премию. На фотографии изображены Чудеса: семь тринадцатилетних, крепко держащихся друг за друга детей перед лицом вооруженных сил Японии. Возле них сержант, опустившийся на одно колено и протягивающий руки. Желтоволосый мутант — милый ребенок, воплощенная невинность — делает к нему шаг в поисках защиты. На фотографии изображено то, что с пеной у рта называют поворотным моментом в истории Чудес и всего мира. Потому что события могли развиваться по другому сценарию. На фото могли быть изображены солдаты, возвышающиеся над семью детскими трупами. Той ночью, когда питомцы Тейко вырвались на свободу, словно разразилась война. Было много стрельбы и невероятных проявлений сверхъестественной силы — летающие в воздухе вещи и предметы, разрушающиеся от одного прикосновения. Солдаты быстро сообразили, что сила принадлежит детям. Было бы логично — и даже оправданно — если бы солдаты открыли огонь по Чудесам. Когда ответственного сержанта спросили, почему он не стрелял в детей, почему предпочел опустить оружие и обнять их, он просто ответил: — У меня трое сыновей. Старший всего на пару лет старше Чудес. Когда я встретил этих ребят, я не увидел угрозу. Я увидел детей. Сержантом был отец Касамацу Юкио, Касамацу Ёдзи. * Касамацу известно больше, чем мировой общественности: история не заканчивается этой фотографией. Спасшихся детей отправили на военную базу, верно. Солдаты открыли огонь по преследовавшим их охранникам. Но на той ночи история не закончилась. Солдаты Самообороны вернулись в Тейко после того, как дети оказались в безопасности. До самого утра Касамацу прождал отца с сопящими младшими братьями под боком. Юкио привык, что у отца работа опасная, но в тот раз ему было неспокойно. В деле были замешаны потусторонние силы, и Касамацу посмотрел слишком много фильмов про супергероев, чтобы быть уверенным, что папа будет в порядке. Человеческие военные всегда несут самые большие потери во всех фильмах. Когда Касамацу Ёдзи ввалился в дом в четыре часа утра, он не упрекнул, как обычно, сыновей в том, что они дожидались его возвращения. Вместо этого он сгреб их в охапку, разбудив младших, и сделал то, чего Касамацу никогда раньше не видел. Отец заплакал. Он обнимал сыновей и всхлипывал. Касамацу было пятнадцать, он был уже совсем взрослый, но ему было так же страшно и непонятно, как его младшим братьям, учившимся в начальной школе. Касамацу Ёдзи не сказал сыновьям, что произошло в Тейко. Он еще долго не говорил об этом. * Так как он оказался первым человеком, с которым контактировали дети, Ёдзи чувствовал ответственность за них. Касамацу это понимал. Но однажды отец вернулся домой серьезный. Во время ужина он сказал, что хотел бы поговорить с Касамацу наедине. У Касамацу появилось дурное предчувствие. Когда его отец относился к чему-то серьезно, ничем хорошим это не заканчивалось. — Доктора, которые обследовали детей, считают, что пора приступать к социализации с ребятами их возраста, — сразу начал Ёдзи. Касамацу нахмурился, уже чуя, куда ведет отец, и спросил: — И что? — И все сотрудники, у кого есть дети, предложили познакомить их со своими отпрысками, — сказал Ёдзи, подтверждая худшие опасения Юкио. — Я предложил тебя. Пойдешь со мной на работу в эту субботу. — Я отказываюсь, — автоматически сказал Юкио. — Ю-юкио-о-о, — захныкал отец. — Нет, — прорычал Касамацу. — Абсолютное — нет. К тому же, почему только я? Мизуки почти одного возраста с ними. — Тебе не надо приходить часто! Просто, знаешь, заглядывай время от времени. У тебя будет доступ на базу, все дела. Разве не здорово? — Пап, я в старшей школе, — оборвал Касамацу. — Все свое время я трачу на учебу, баскетбольный клуб и заботу о Мизуки и Рене. Последнее он говорит с нажимом и яростно и остается доволен, когда отец стонет. Касамацу никогда не возмущался, что ему нужно приглядывать за младшими братьями. После смерти мамы Касамацу стал следить за тем, чтобы они были накормлены, умыты, а еще чтобы вовремя сдавали домашние задания. Отец работал допоздна и иногда отсутствовал неделями, а то и месяцами. Правда, когда Чудеса стали его заботой, дома он стал появляться чаще. За это Касамацу был благодарен, но холодильником и уборкой по-прежнему занимался сам. Меньше всего на свете он хотел тратить свое драгоценное время на попытки подружиться с необщительными результатами экспериментов. Чудеса уже завладели его отцом. Касамацу не собирался покидать ради них братьев. Ёдзи вздохнул. — Юкио, хочешь знать, почему я выбрал тебя, а не Мизуки? Потому что я верю, что ты единственный, кто справится с этим. Не среди моих детей, а среди всех детей, которых приведут другие солдаты и доктора. Неубежденный, Юкио разглядывал отца. Ёдзи никогда не льстил, чтобы добиться своего. Отец был удивительно серьезен, так что Касамацу жаждал услышать, что еще ему скажут. — Эти дети… они многое пережили. Больше, чем положено ребенку. Они еще достаточно маленькие, так что они могут восстановиться после этого, но откровенно говоря, они уже достаточно взрослые, чтобы был шанс, что они никогда не привыкнут к нормальному обществу. С ними будет нелегко. Юкио, мне кажется, только ты сможешь достучаться до них. Мне выдадут премию; я смогу нанять няню для Мизуки и Рена. Но, Юкио, я умоляю тебя. Ты нужен этим детям. Касамацу не мог отказать отцу. Особенно когда тот умолял. * Выясняется, что, говоря «с ними будет нелегко», отец имел в виду «они полные кретины и подающие надежды психопаты». В первый же день больше половины детей уходят домой в слезах и клянутся никогда не возвращаться. Когда Касамацу приходит в следующий раз, их остается всего горстка. Дело не только в том, что насмешки Чудес беспощадны; они просто дьявольски хороши в запугивании. Они мучают других детей своими суперспособностями; когда взрослые не смотрят, возникает опасность получения физических увечий. В конце концов доктора решают изолировать Чудеса друг от друга и закрепить за каждым группу детей. Согласно плану, это должно разрушить их групповой разум. Касамацу оказывается в группе Кисе. Касамацу знает, что Кисе — любимчик его отца, так что скорее всего Юкио в группе Рёты не случайно. Кисе занят в медиа-индустрии, так что Касамацу знает, каким невероятным очаровашкой становится Чудо в присутствии взрослых. Но наедине с другими детьми Кисе безжалостен. Когда во второй раз Кисе доводит ребенка врача, Касамацу понимает, что с него хватит. Он долго пытался быть милым с Кисе, но его терпение лопнуло. Изо всех сил Касамацу бьет Кисе в спину, мальчишка падает на пол. — Уважай старших, парень! — орет Юкио. Жертва Кисе старше Касамацу, господи, помилуй. — Никто не учил тебя, что сенпая надо слушаться? — Сенпая? — скептически спрашивает Кисе. Он тупо моргает, потирает спину и смотрит на Касамацу снизу вверх. Похоже, он и представить не мог, что кто-то осмелится пнуть его, и лишь из-за удивления не среагировал. Касамацу сам с трудом в это верит. Он знает, на что способен Кисе — видел однажды его спарринг с одним из солдат. Даже несмотря на то, что способности Кисе не могут навредить, он мог бы вкатать Касамацу в землю с помощью одних только боевых навыков. — С чего это ты мой сенпай? Из-за того, что ты на пару лет меня старше? Я лучше тебя в любом деле! В чем угодно! Тебе меня не превзойти! Эти два года ничего не значат, так с чего бы мне уважать тебя? Касамацу сжимает кулаки. Если Кисе намерен атаковать, Касамацу не сдастся без боя. — Два года имеют значение. Гораздо больше времени, чем ты, я провел, посвятив себя важным для меня вещам: семье, школе, баскетбольной команде. Когда дело касается жизненного опыта, я твой сенпай. Я заставлю тебя проявить уважение — даже если мне придется применить силу. Кисе по-прежнему ошарашенно моргает, словно и поверить не может, что существует человек вроде Касамацу. Но потом он скалится: — Конечно-конечно, Сенпай. Баскетбол, говоришь? Спорим, я лучше? Давай сыграем? Касамацу пожимает плечами: — И что с того, что ты лучше меня? Это и яйца выеденного не стоит, если игра тебе безразлична. — Так ты не будешь играть со мной, Сенпай? — Я такого не говорил, парень. Я не отклоняю предложение. Они играют один на один. Остальные ребята следят за ними с восхищением и ужасом. Касамацу безнадежно проигрывает, но не сдается. * В заведенный порядок дел теперь входит посещение военной базы раз в пару недель, после тренировки. У Касамацу есть подозрение, что он забавляет Кисе своим присутствием, что Кисе терпит его примерно из тех же соображений, из каких терпят мартышку. Касамацу наплевать. Остальные перестали ходить, отпугнутые чудовищностью и мудачностью Чудес, и даже взятки от родителей не могут заставить их вернуться. Но Касамацу отказывается сдаваться. — Знаешь, Сенпай, ты единственный человеческий ребенок, который все еще приходит, — говорит Кисе. Он обращается к Касамацу «сенпай» только чтобы подразнить его; нечто вроде их общей шутки. — Почему? — Меня нельзя отпугнуть кучкой надоедливых детей, — объясняет Касамацу. — Хммм, — отвечает Кисе. Они играют в карты — в Старую Деву (единственная игра, в которую Кисе проигрывает). (Хотя нечасто. По счастливой случайности Кисе всегда избегает Девы.) — Ты мне нравишься, Сенпай, — провозглашает Кисе. — Из всех людей мне действительно нравишься только ты и Касамацу-сан. Касамацу закатывает глаза. — Папа будет счастлив услышать это. — Твой папа? — Кисе удивленно моргает. — При чем тут твой папа, если нравишься мне ты? — Спроси у него. Откуда мне знать, почему он хочет, чтобы мы подружились? Но я имел в виду — он обрадуется, узнав, что тебе нравится он; такой вот идиот. — Что мне… Твой папа — Касамацу-сан? — Эй! — восклицает Касамацу и дает Кисе подзатыльник. — Мелочь, только не говори мне, что ты забыл мое имя! Я представился при встрече! Касамацу Юкио! Уж запомни! — Я помнил, — дуется Кисе. — В основном. Просто не заметил связи. — Мы даже внешне похожи! Все так говорят! У них одинаковые нелепые брови и челюсть, хотя у Юкио глаза матери. — Откуда мне было знать, что это что-то значит? — хнычет Кисе. — Я не знал, что ты сын Касамацу-сана. Я бы с самого начала относился к тебе лучше! — Только не начинай любезничать теперь, я умру от шока, — говорит Касамацу и кладет последние две карты на стол. — Кстати, я выиграл. * Несмотря на то, что Юкио приходит на базу в течение двух месяцев, возможность увидеть способности Кисе в деле представляется ему лишь позже. Он видит своего отца, отдающего приказ солдатам обежать несколько раз вокруг базы. Касамацу вздыхает и, хорошенько разбежавшись, подпрыгивает и яростно пинает отца в спину. — Юкио? — скептически восклицает отец с пола. — Эй, козявка, — рычит Касамацу, — отец в курсе, что ты притворяешься им и отдаешь приказы? Отец смотрит на него большими глазами, а затем светится ярко-желтым. Секунду спустя на него таращится Кисе, ошарашенный, как в тот памятный день, когда Касамацу впервые толкнул его. — Откуда ты знал, что это я? — вопрошает Кисе. — Ты думаешь, я не отличу тебя и собственного отца? — орет Касамацу и еще раз для профилактики пинает Кисе. — Да! — вопит Кисе в ответ и пытается защититься от атак Касамацу. — Ты не можешь! Никто не может! Моя способность — Идеальное Копирование. Я копирую не только внешность, но и манеры! Никто не видит разницы! Только потому что Кисе явно расстроен, Касамацу смягчается. — Правда? Было несложно. Кисе глубоко оскорблен. — И к твоему сведению, твой отец в курсе. Он сказал мне, что нужно произвольно проверить его людей, чтобы узнать, способны ли они отличить самозванца. Касамацу тяжело вздыхает. Да, похоже на отца. — Поспорить могу, что он не сказал подчиненным о своем плане. — В том и суть; они не должны знать заранее, — дуется Кисе. — Ой, да ладно обижаться; круто получилось. * Когда он приходит в следующий раз, его зажимает в лаборатории какая-то красотка. У нее огромная грудь, и она говорит Касамацу, что любит мужчин помладше. Касамацу бьет «ее» в живот. — А теперь ты как меня узнал? — стонет Кисе и держится за живот. — Ты смеешься? — говорит Касамацу. — Возможно, тебе нелегко в это поверить, но не каждый день на меня бросаются красивые женщины. Он прожил несколько месяцев, ни разу не увидев способностей Кисе, и теперь это уже второй раз за два посещения. Касамацу хмурится. — Ты теперь постоянно так будешь делать? — Разумеется! Я хочу узнать, как ты отличаешь меня! — завывает Кисе. Касамацу вздыхает и говорит себе, что покорно примет все превратности судьбы. * «Угадай Кисе» становится их новой игрой, пока на базе хватает людей. Каким-то образом Кисе убеждает солдат и врачей помочь в его новом и интересном способе издеваться над Касамацу. Каждую секунду Юкио настороже: человек, с которым он говорит, может оказаться Кисе. Касамацу на самом деле нравится игра больше, чем он ожидал. В основном потому, что это единственная игра с Кисе, в которую он всегда выигрывает. * Однажды, на втором курсе Кайджо, Касамацу Юкио находит любовное письмо в шкафчике. Он встречается с исповедником после тренировки — милой первокурсницей, которая краснеет и заикается, а голосок у нее жеманно-мягкий. — Я… Я всегда обожала вас, сенпай! П-пожалуйста, сходите со мной на свидание! Касамацу краснеет и внутренне паникует. Он понятия не имеет, что ответить. Он никогда не был хорош в отношениях с девушками, никогда. Он начинает с «э» и трет шею. Девочка глядит на него с надеждой на личике. Касамацу хватает ее за воротник и тащит за угол. — Как ты выбрался с базы? — шипит он. — Там в курсе, что ты ушел? Как ты вообще сюда попал? Девчонка сияет желтым и сменяется рассерженным Кисе. — В этот раз ты почти попался! — Только потому, что я не ожидал тебя здесь увидеть! — орет Касамацу. — Я знаю! Я думал, что из-за этого у тебя всегда было преимущество! — стонет Кисе. — Если ты ожидаешь, что я подловлю тебя на базе, ты легко догадаешься, верно? Серьезно, Сенпай, как ты все время отличаешь меня? — На базе в курсе, что ты здесь? — снова спрашивает Касамацу, игнорируя другие вопросы. Меньше всего на свете он хочет, чтобы в Кайджо в поисках потерянного Чуда ворвалась дюжина перепуганных солдат. — Разумеется, — говорит Кисе. — Мы не заключенные. Мы можем покидать базу. Я модель, забыл? Касамацу расслабляется. — Кыш отсюда, малявка. На территории кампуса нельзя находиться посторонним. Кисе светится желтым и превращается обратно в красивую первокурсницу. — Меня не поймают, Сенпай! То-о-о-олько ты всегда догадываешься, что это я. Теперь, когда Касамацу знает, что перед ним Кисе, его раздражает жеманность. — Кстати, Сенпай, кого ты предпочитаешь? — Чего? — бормочет Касамацу. Он хочет пнуть Чудо, но не может, потому что поганец выглядит как очаровательная девушка. — Ты и глазом не моргнул, когда я был доктором Шимидзу, так что я решил, что зрелые леди тебе не нравятся. Потому и решил использовать Младшую Сестренку! Но тебя и это не заинтересовало. Итак, кого ты предпочитаешь? Мне теперь интересно. Касамацу отвешивает ему подзатыльник. — Не твое дело, козявка. Он краснеет и надеется, что Кисе не обратит внимания. Честно говоря, он уже сам себя об этом спрашивал, потому что все чаще и чаще он обращает внимание на переодевающихся товарищей по команде. Он начинает думать, что «девочки» его не привлекают. — Рано или поздно я это выясню, — клянется Кисе. — Между прочим, Сенпай, твоя способность не досталась тебе по наследству! Я притворился тобой и поговорил с твоим отцом, а он не догадался. Касамацу деревенеет. Затем, позабыв о том, что Кисе — девушка, подчиняясь своему гневу, бьет Кисе в живот сильнее, чем когда-либо. Кисе падает на землю и кашляет. Он снова светится желтым и глядит на Касамацу собственными золотистыми глазами. — Никогда больше не притворяйся мной! — рычит Касамацу. — Сенпай? Да в чем дело? Тебе наплевать, когда я притворяюсь другими людьми! — Это другое, — отвечает Касамацу. — Я всегда отличу тебя! Но не смей больше надевать мое лицо! Он не знает, почему его это так волнует — Кисе, носящий его лицо — но факт остается фактом. Кисе растерян, но понимает, что сделал что-то неправильно. — Хорошо, Сенпай, обещаю. Больше никогда не притворюсь тобой. * После этого случая Кисе все же смирился с тем, что Касамацу победил, и перестает обманывать. Это большое облегчение, потому что игра выматывает. В последнее время общение с Кисе в принципе выматывает. Едва наступает период полового созревания, режим взаимодействия с людьми у Кисе по умолчанию «флирт». Касамацу устал его пинать. (Козявка теряет девственность в том возрасте, когда Касамацу только впервые поцеловался. Это до смешного несправедливо, потому что Кисе пятнадцать; он не должен быть так популярен у женщин. «Секс — удивительная штука! — гордо провозглашает Кисе на следующий день. — Наконец-то я понял, почему все так на нем повернуты! Тебе стоит попро… ау, ау, хватит меня бить!») — Я ничего не могу поделать, раз люди меня обожают! — хнычет Кисе. Он хлопает ресницами. — Я великолепен в постели, Сенпай. Я посмотрел кучу порно-фильмов и скопировал все движения! Касамацу пинает его дважды. А потом Касамацу летит. Что-то ударяет его в живот и швыряет в стену. Касамацу падает на пол; ему никогда не было так больно, он отхаркивает кровь и пытается дышать. Что-то вздергивает его вверх: — Что ты сделал с Желтым? Ты что о себе, блять, возомнил? — Аоминеччи, хватит! — Кисе бросается на светящуюся голубым фигуру и заставляет ее выпустить шею Касамацу. Касамацу снова падает на землю и отхаркивает еще немного крови. — Господи, — говорит Кисе, — ты с ума сошел? — Он ударил тебя, Желтый! — голубое свечение исчезает, и Касамацу может детальнее рассмотреть Аомине Дайки. — Сенпаю можно бить меня! Ты думаешь, если бы я захотел, я не смог бы ему помешать? — Сенпай? — Аомине моргает и смотрит на Касамацу; тот только делает первые вдохи. Хотя встать еще не может. — Это Сенпай? О, чувак, сорян. Слушай, это умора. Сенпай, ты знаешь, что делает Жёлтый, к… Кисе впечатывает Аомине в стену; что-то в нем меняется. Касамацу давно не видел такого выражения на его лице — Кисе опасен, нет, безжалостен. Он готов убить. — Заткнись, Синий. Или, богом клянусь, я тебя грохну. Аомине гримасничает и презрительно усмехается: — Хотел бы я посмотреть на это, Жёлтый. Меня могу победить только я. — Хватит! Прекратите, вы оба! — к ним приближается девчонка с розовыми волосами. — Мы поклялись. Мы поклялись, что не будем больше так звать друг друга! Хватит ругаться! — Извини, Сацуки. — Извини, Момоиччи. Момои топает ножкой. — Извинитесь друг перед другом. Мальчишка со светло-голубыми волосами присаживается на корточки перед Касамацу. — Вы в порядке, Касамацу-сенпай? Парень выглядит смутно знакомо, но Касамацу не уверен, что видел его среди остальных Чудес. — Мы встречались? — Да, Касамацу-сенпай, пару раз. — Совсем тебя не помню, — признается он. Его немного мутит от боли. — Все в порядке, Касамацу-сенпай. Никому не удается запомнить меня с первого раза. Вы можете встать? Это хороший вопрос. Касамацу пытается, но шипит от боли. — Сенпай? — встревоженно говорит Кисе. — Аоминеччи, если ты что-то повредил ему, я клянусь… — Вас должен осмотреть врач, — говорит голубоволосый, не обращая внимания на склочничающих друзей. — Аомине-кун ударил вас на полной скорости, возможно внутреннее кровотечение. Мурасакибара-кун, не мог бы ты помочь? — Э-э-э-э, — протестует Мурасакибара. — Скучно. — Пожалуйста, — говорит мальчишка. Вот так оказывается, что Касамацу несет, как принцессу, в кабинет военной медсестры парень с фиолетовыми волосами двумя годами его младше. Вполне возможно, что это самый неловкий момент в жизни Касамацу. * Спустя пару рентгенов медсестра объявляет, что он в порядке. — Ребра не сломаны, внутреннего кровотечения нет, — ободряюще провозглашает она. — Хотя тебе повезло, Юкио-кун! Пару дюймов вправо, и у тебя были бы серьезные неприятности. Касамацу не думает, что медсестры должны так весело сообщать ему о том, что он едва избежал смерти. Он рад, что ничего не сломано, даже если чувствует себя, словно в него выстрелили из пушки. Не хочется пропустить тренировку. Медсестра становится серьезнее. Она заправляет прядь волос за ухо и говорит: — Знаешь, Юкио-кун, я хотела с тобой поговорить. Просто чтобы ты знал, я считаю, то, что ты делаешь — удивительно. — Э? — изрекает Касамацу. Он не помнит за собой ничего удивительного. — Ты приходишь сюда. Ты ведь знаешь, что ты единственный оставшийся из детей? — Ага, — говорит Касамацу. — Я приводила своего сына. Он с ними одного возраста, и я надеялась… а-а-а-а, но он сдался спустя месяц и поклялся, что больше не вернется. Такой упрямый ребенок! Такой бесчувственный! — Я ничего особенного не делаю, — говорит Касамацу, краснея. Медсестра чем-то расстроена. — В том и ценность. Ты обращаешься с ними, словно они нормальные. Но, Юкио-кун, я пойму, если ты не вернешься после сегодняшнего. Я знаю, они опасны, но… — Подождите, — говорит Касамацу, — я не говорил, что больше не вернусь! Меня таким не отпугнуть. Она гладит его по щеке и улыбается: — Ты такой хороший мальчик. * Медсестра уходит за бинтами, и Касамацу укладывается на кушетку. Ему не приходило в голову раньше, но он не взаимодействует с другими Чудесами. Только с Кисе. Поначалу, когда Чудес пытались изолировать, это было закономерно. Но так как все, кроме Касамацу, отказались ходить, он не знает, почему не пересекается с другими чаще. Кисе врывается в кабинет. — Сенпай! Ты в норме? — Я в порядке, — говорит Касамацу. — Не хочу этого признавать, но, похоже, он сдерживался. Кисе хмурится. — Извини, Аоминеччи перегнул палку. Касамацу пожимает плечами. — Он защищал своего друга. Я понимаю. Эй, почему мы не тусуемся с ними? Они же твои друзья, верно? — Они не такие милые, как я, — хвастливо говорит Кисе. — Глянь, несколько секунд — и ты у медсестры! Они могут сильно навредить тебе, Сенпай! — Но… — И, в любом случае, они могли бы завести собственных друзей, но не стали. Ты уверен, что всё в порядке? Аоминеччи сильно бьет, уж я-то знаю. — Я в порядке, — Касамацу чешет живот. — Почему ты зовёшь его Синим? А он тебя Жёлтым? И почему Момои так разозлилась на них? Этот вопрос Касамацу не задает, потому что улыбка сползает с лица Кисе. Касамацу жалеет, что вообще открыл рот. Но потом Кисе изящно улыбается: — Ты не знал? Меня так раньше звали. И снимает штаны. Касамацу спрыгивает с кушетки. — Ты что делаешь? — бормочет он. — Расслабься, Сенпай, — нахально говорит Кисе. — Просто отвечаю на твой вопрос. Я тебе покажу то, что видели лишь немногие люди! — Не хочу ничего видеть! — бормочет Касамацу и отчаянно краснеет. Кисе запрыгивает на кушетку и сбрасывает штаны. Он жеманно улыбается Касамацу и с вялой привычностью модели-подростка разводит ноги в расслабленной позе. Касамацу начинает орать, но его голос куда-то пропадает, когда он понимает, что показывает Кисе. На секунду он перестает воспринимать окружающий мир. На внутренней стороне бедра марка: ПЧ-Ж626 Она выжжена на коже, словно Кисе — корова. — До базы у нас не было имен. Твой отец назвал меня «Кисе Рёта», между прочим, — мягко говорит Кисе. — У нас были только модели. Моя — Желтый 626. «Жёлтый шесть» — генетическая группа; объекты с Идеальным Копированием. В этой группе я — двадцать шестой эксперимент. Относительно новая группа! Они создали идеальный объект всего лишь с двадцать шестой попытки. Сенпай, Сенпай, не делай такое лицо. — Я не… — Касамацу, вероятно, выглядит так, словно вот-вот заплачет. Он яростно трет глаза, чтобы убедиться, что они сухие. Кисе говорит обо всем, через что он прошел, таким будничным тоном. Сообщает такие ужасные подробности, словно они в порядке вещей. Было бы не так грустно, если бы Кисе не был так безразличен к этому. — П… похоже, было больно. — Наверное, — радостно говорит Кисе. — Но метки ставились, когда мы были очень маленькими, так что я ничего не помню. Хотя потом они пожалели, что отметили меня. Кого бы я ни копировал, знак сохраняется. Я рассказываю тебе это, Сенпай, потому что ты все равно меня отличаешь. Но больше никому не говори, Сенпай, окей? Это моя единственная уязвимость. Касамацу делает шаг вперед. У него нет слов для выражения чувств. Ужас, печаль, осознание какой-то непреодолимой трагичности. Он повстречал Кисе почти два года назад, но только сейчас понял, что совсем его не знает. Кисе крепко берёт его за запястье. — Хочешь потрогать ее, Сенпай? Она действительно не такая уж страшная. Он подводит руку Касамацу ближе, и Касамацу не способен сопротивляться; он словно загипнотизирован. А затем позади него раздается пронзительный крик. Они оборачиваются и видят растерянную и немного злую медсестру. — Что здесь происходит? И тут Касамацу понимает, что стоит между ног пятнадцатилетнего бесштанного мальчика. Он убирается на почтительное расстояние, словно Кисе горит ярким пламенем, и бормочет: — Всё совсем не так! Кисе смеется так сильно, что падает с кушетки. * — Серьезно, это было совсем не то! — завывает Касамацу, спрятав лицо в ладони. Отец везет его домой. — Не нужно так смущаться, Юкио! Лучшие годы твоей жизни! Молодость! Первая любовь! Запрещенные отношения! Ах, хорошо помню… Отец слишком рад. — Думаю, тебе стоит побеспокоиться, что мы оба парни, — ворчит Касамацу. Он не до конца уверен, что определил свою ориентацию, но, похоже, отцу действительно стоит беспокоиться. — Не говори глупостей, Юкио. Твоя мать была той еще фанаткой. Я знаю все о яое. — О, господи, — Касамацу прячет лицо под кофту и надеется там задохнуться. — Нет, пап. Нет. — И я думаю, что Рёта будет прекрасным зятем! Ты еще молод, Юкио, но вкус у тебя отменный! — Заткнись, глупый папаша! — орет Касамацу. — Никогда, никогда это не будет Кисе, перестань сейчас же, — он сползает ниже на сидении. — Кисе показывал мне свою… модель. — А, — Ёдзи приходит в себя. — Должно быть, Рёта доверяет тебе, Юкио. Все ребята очень переживают из-за своих меток. Они не любят показывать их кому-то. — Он сказал, что ты дал ему имя, — говорит Касамацу. — Хмм. Они звали друг друга «Желтый» и «Зеленый». Мне первому пришла в голову идея превратить цвета в фамилии. Доктора по моему примеру придумывали остальные имена. Сейчас я об этом жалею. Хотелось бы, чтобы ничто не напоминало им о прошлом. ПЧ-Ж626. У Кисе его прошлое впечатано в кожу. Нет никакой надежды, что он когда-нибудь сможет о нем забыть. * Касамацу напрочь забывает о мальчишке с голубыми волосами до своего следующего визита. При встрече ему неловко. — Спасибо, что помог тогда. Извини, ты говорил, что мы виделись раньше? — Я Куроко Тецуя. Да, мы виделись. Не расстраивайтесь, Касамацу-сенпай. Из-за Переполнения меня легко забыть. Вы в порядке? — Да, только синяки. Парень не похож на остальные Чудеса. Он очень маленький, но это полбеды. Куроко бледный, костлявый и совершенно не несет в себе угрозы. — Я рад, — говорит Куроко. — Я не был уверен, что вы вернётесь. Касамацу пожимает плечами: — Меня таким не испугаешь. — Сенпай! Вот ты где… Курокоччи, а ты что тут делаешь? — Здороваюсь, — говорит Куроко. — Я уже ухожу. — Не стоит, — влезает Касамацу. — Стоит. Курокоччи очень занятой человек, — отвечает Кисе. Касамацу смотрит Куроко вслед. — Чувак, его очень легко забыть. — Так ты не помнишь его, — в голосе Кисе удовлетворение. — Я думал, у тебя получится, раз ты устойчив к моей способности. — Это его фишка? Быть легко забывающимся? — Почти. Трудно объяснить. Но Курокоччи — единственный человек, которого я не могу скопировать. Это раздражает, — но в голосе Кисе ни капли раздражения. В его речи слышится лесть и восхищение другом. — Похоже, ты любишь его, — говорит Касамацу. — Ага! — возбужденно отвечает Кисе. — Курокоччи лучший! Он самый милый и никогда не задирал меня. Рад, что ты вернулся, сенпай! Хочешь сыграть в баскетбол? * «Курокоччи лучший» — главная тема большинства разговоров Кисе. У Касамацу появляется подозрение, что Кисе упоминал его и раньше, зная, что Юкио не запомнит. Это немного очаровательно, так как Кисе никогда не проявлял такой заботы по отношению к другим людям. — Что между тобой и Куроко? — однажды спрашивает Касамацу. — Ты так о нем щебечешь, словно влюблен в него по уши. — Влюблен? — Кисе моргает, захваченный врасплох. — В смысле… как в тех фильмах и драмах, которые смотрит Момоиччи? — Да, — говорит Касамацу. — Вероятно. Кисе затихает; похоже, такая мысль никогда не приходила к нему. — Сенпай, — отваживается он, — ты думаешь, я способен любить? — Чего? — спрашивает Касамацу. — Почему нет? — В новостях однажды говорили. Женщина сказала, что у Чудес нет душ, потому что нас сделали в лаборатории, так что мы не можем влюбляться или чувствовать, как люди, или попасть на небеса после смерти… Касамацу отвешивает Кисе подзатыльник. — Разумеется, у вас есть души! Не строй из себя идиота! И не смотри такую ерунду! Ты такой же человек, как и я. Кисе держится за затылок, но улыбается. — Серьезно? Ты так думаешь? Тогда… как узнать, влюблен ты или нет? Касамацу краснеет. У него никогда не было девушки (или бойфренда), откуда ему знать, что такое влюбленность? Но, как самопровозглашенный сенпай Кисе, он должен ответить на вопрос. — Ты… тебе хочется проводить все время с этим человеком, потому что так ты чувствуешь, что счастлив. — Серьезно? — прерывает Кисе. — Так… а когда ты не хочешь, чтобы кто-то еще говорил с этим человеком, и не хочешь, чтобы человек смотрел на кого-то кроме тебя, и когда человек говорит с кем-то, кроме тебя, ты злишься? Это любовь? — Похоже на ревность, — говорит Касамацу. — Да, это часть любви. — Ревность? Как когда твоя жена спит с курьером после амнезии, и тебе приходится охотиться на него, потому что он тебя шантажирует? — Ты смотришь эти драмы вместе с Момои, верно? Но да. — Тогда, — с нетерпением говорит Кисе, — это любовь, когда ты думаешь о человеке все время, и мастурбируешь, думая о нем… — Черт! Я не желаю об этом слышать! — …и ты типа хочешь запереть его в комнате и держать всегда при себе, чтобы он никогда не ушёл от тебя и не посмотрел ни на кого другого? Так что ли? — Это, эм, похоже на одержимость. Не запирай своего возлюбленного. — Правда? — Кисе разочарован. — Почему нет? — Потому что он возненавидит тебя за это! — О, — Кисе перестает улыбаться. — Но да. Похоже, у тебя все серьезно, — говорит Касамацу. А еще похоже, что вот-вот будет совершено уголовное преступление. Возможно, при встрече стоит предупредить Куроко. Кисе прищуривается и спрашивает: — А ты когда-нибудь влюблялся, Сенпай? Касамацу бьет его под колени. — Не твое дело, козявка. * Вот так и живет Касамацу Юкио. Он не надеется, что, пока он учится в старшей школе, изменится что-то ещё. Но, разумеется, что-то меняется. И разумеется, из-за отца. И Кисе. В доме Касамацу удивительно мирный день. У отца выходной, и он отправляется с детьми на какой-то матч. По возвращении Касамацу готовит ужин. Он должен был догадаться, что отец что-то задумал. Ёдзи давно уже не проводил время с детьми просто так. За ужином Ёдзи сообщает свою сногсшибательную новость: — Чудес планируют отправить в старшую школу. Касамацу вода попадает не в то горло. — Ты шутишь? Пожалуйста, скажи, что ты шутишь. У Ёдзи странное выражение лица. — Нет, я совершенно серьезен. — Обычную старшую школу? С настоящими учениками? — пытается прояснить Касамацу, потому что отец не мог иметь в виду именно такую школу. — Я не знаю, почему ты так остро реагируешь, Юкио. Ты знаешь Чудеса лучше, чем кто бы то ни было. — Потому я так и реагирую! — выкрикивает Касамацу. — Ты забыл, что было в последний раз, когда вы пытались «социализировать» Чудеса? Полный провал! — Не полный, — говорит Ёдзи. И смотрит в упор на старшего сына. — Ты говоришь обо мне? — восклицает Касамацу. — Думаешь, если я до сих пор прихожу, то они готовы пойти в старшую школу? Я с большинством вообще не говорю почти! И вижусь только с Кисе! Ёдзи вздыхает. — Они прошли долгий путь за последние три года. Они не пойдут в одну школу. Все согласились, что лучше пойти в разные школы и жить в приемных семьях. — Почему? — ошарашенно спрашивает Касамацу. — Они не могут вечно жить на военной базе, — объясняет Ёдзи. — Им нужно научиться взаимодействовать с людьми их возраста. Это решение уже давно принято. — И зачем ты нам это все говоришь? — спрашивает Касамацу. Но он знает почему. Знал с момента, когда отец произнес «приемные семьи». — Ну, я подумал, вас тут и так трое, и Рёта мог бы жить с нами. Он пойдет в Кайджо. Ну, разумеется. Касамацу сопротивляется желанию побиться головой о стол. — Где он будет спать? — спрашивает Мизуки. — У нас нет столько комнат. Господи, нет. — Нет, — говорит Касамацу, а в ту же секунду отец произносит: — Юкио поделится с ним комнатой. — Нет, — громче повторяет Юкио. — Так, — говорит Рен и потирает нос, — это как еще один брат? — Нет! — Совсем как еще один брат! — говорит Ёдзи. — Да нет же! — кричит Касамацу. — Итак, вы не против? — спрашивает Касамацу у младших сыновей. Мизуки пожимает плечами: — Разумеется, я всегда хотел встретиться с Чудом. — Я бы хотел, чтобы он был помладше, — говорит Рен. — Хочу младшего брата. Но еще один старший брат — тоже хорошо. — Меня кто-нибудь слышит? Это ужасная идея! — кричит Касамацу. — Великолепно! — восклицает Ёдзи. — Он переедет в субботу. Вы двое, уберите со стола. И тогда Касамацу бьется головой о стол. * Уложив Мизуки и Рена, отец находит его. — Ты действительно против? — спрашивает он. — Я думал, тебе нравится Рёта. Касамацу вздыхает. Дело в том, что ему нравится Кисе. Кисе — это как гиперактивный, немного социопатичный младший брат. Касамацу все время должен за ним присматривать, как за Мизуки и Реном. Но он старался не обращать внимание на подозрение, что Кисе смотрит на него, как на интересного питомца. У него никогда не возникало чувства, что Кисе любит людей. Он очаровательный, кокетливый, и на данный момент с наибольшими успехами в социализации. Но это снаружи; Касамацу знает его лучше, чем кто бы то ни было. Никто из Чудес не рассматривает людей как равных себе. Они не выходят с базы не потому что их не выпускают, а потому что они не хотят. А теперь они пойдут в школу? В его школу? — Зачем тебе это нужно? — спрашивает он. — Поверить не могу, что кто-то считает это хорошей идеей. Ёдзи вздыхает. В эту секунду он кажется старым. — Потому что эти дети заслуживают лучшего. Касамацу ждет объяснений. — У них не было детства. Юкио, ты многого о них не знаешь. Они заслужили шанса стать… не то чтобы нормальными. Я знаю, нормальными им не быть. Но они заслужили возможности выбирать свое будущее, как любой ученик старшей школы. Заслужили возможность видеть, что их ждет впереди. Но им никогда этого не узнать, пока они не покинут базу и не увидят сверстников. Касамацу долго молчит. Он думает о ПЧ-Ж626. Он о многом думает. Наконец, он говорит: — Мне сейчас восемнадцать, пап. Я третьекурсник. Тренер хочет, чтобы я стал капитаном. — И? — озадаченно говорит Ёдзи. — Ты к чему? — К тому, что я больше не ребенок. Я способен нести ответственность… Я заботился о братьях и Кисе Рёте, при этом не забрасывая учебу и команду. — Я знаю, насколько ты ответственный, Юкио, — тихо говорит отец. — Думаю, пора рассказать мне, что ты увидел той ночью в Тейко Индастрис. Долгая тишина. Ёдзи закрывает глаза. Он старый, усталый и спокойный, как покойник. Касамацу не хочет уступать. — Пора рассказать мне все. Ты хочешь, чтобы Кисе жил с нами, со мной. Мне нужно знать, с чем я имею дело. Ёдзи открывает глаза и выдыхает. — Да. Ты прав. Пора рассказать. И он рассказывает. * Касамацу не спит. Его мутит. Он удивлен, что его еще не вырвало. Кажется, что он постарел сразу на миллионы лет. Как будто он больше никогда не сможет смотреть на мир как раньше. — Никому не говори, — говорит отец. — Поклянись, Юкио. Он поклялся. Он думает, что не очень-то удивлен. Единственная удивительная вещь — то, что Чудес все еще хотят отправить к обычным людям. Он думает о Кисе. Ему интересно, изменится ли его к нему отношение. И решает, что нет. Кисе это Кисе. Одна из ответственностей Касамацу. Возможно, даже его друг. А когда начнется учебный год, еще и его кохай. * — Теперь ты по-настоящему мой сенпай, Сенпай! — Кисе вертится в форме Кайджо и почти скачет всю дорогу. — Я всегда был твоим сенпаем, — ворчит Касамацу. — А теперь по-настоящему! — говорит Кисе. Он неестественно весел с того дня, как переехал в комнату Касамацу. Касамацу и не предполагал, но Кисе, похоже, очень даже рад перспективе пойти в обычную школу. — Мы теперь можем весь день быть вместе! — говорит Кисе. — Нет, потому что ты на другом курсе, мелочь, — отвечает Касамацу. — Что? — замерев, спрашивает Кисе. — Ты в классе первогодок, — объясняет Касамацу и закатывает глаза. — Я — третьегодка. Скорее всего, мы нечасто будем видеться. — Что? — потрясенно восклицает Кисе. — Но… после школы, да? Мы можем тусоваться после школы и ходить домой вместе? — После школы у меня тренировки, — напоминает Касамацу. — Тогда я запишусь в команду! — заявляет Кисе. — Эй, козявка, не… И останавливается, задумавшись. Кисе чертовски хорош в баскетболе. Он станет тузом в рукаве команды. Пока что Чудесам нельзя играть в официальных играх, но все может измениться. Физические преимущества Переполнения, определенно, давали превосходство, но не обязательно нечеловеческое. Если бы им разрешили играть без сил… Возможности были безграничны. У Кайджо может быть непобедимая команда! — Да, хорошо, — говорит он. — Но тебе нужно серьезно отнестись к тренировкам. Кисе сияет. — Конечно, сенпай! Обещаю! Я буду лучшим игроком в баскетбол! Ты не пожалеешь! Ещё смутно, но Касамацу уже жалеет.