Детка

Киллиан вспоминает тихие слова басиста «он хуже наркоты, честно». Его пустые глаза и больную, кривую усмешку. Вор хорошо знает это состояние — когда уже ничто не помогает, когда ежедневно пытаешься залить крики в голове некачественной выпивкой. Когда думаешь, что хуже уже не будет. Но он смотрит на Детку, сидящего на кровати, курящего с небрежным изяществом дворянина, и не понимает, как это ожившее совершенство может доставлять боль. Киллиан видит: босые ноги, тонкие пальцы, блекло-розовые пряди в прическе. Картинка дробится на сотни кусочков и мужчина пытается собрать ее воедино… подвернутые джинсы, белоснежные лодыжки, шершавые локти, припухшие губы. Хриплое: - Зачем ты это делаешь? Питер рассматривает фотографии, снятые со стен, поднятые с пола, утащенные с проявки. Брюнет садится рядом, гладит его по голому плечу. - Ты даже не понимаешь, да? - вырывается у него. - Насколько ты красивый? - Не говори так, - мальчик вздрагивает, отворачивается. - Никогда. Рука сжимается в кулак, сминая фотографию — Детка с басистом выходят из бара, пьяные, юные, смеющиеся. Настолько живые, что в комнате почти что слышен их беззаботный хохот. - Почему? Засос на шее, синяк на скуле, затравленный взгляд. Шёпот: - Он называл меня красивым. Быстро вытирает слезинку, показавшуюся в уголке глаза. Вор вынимает из его руки смятую карточку и вовлекает в долгий, нежный поцелуй. Он пьет этот момент, впитывает его в себя: залитую светом комнату, пыль, летающую в солнечных лучах маленькими звездочками, его глаза близко-близко, так, что видно каждое пятнышко на радужке. Детка мягко отталкивает его, упираясь ладонями в грудь. - В дверь стучат, слышишь? Джонс со стоном отстраняется, смотрит на дверь, за которой кто-то нервно притопывает. - Запомни, на чем мы остановились. С этими словами он поднимается с кровати, пара шагов и вот Киллиан открывает дверь. - Свон. - Джонс. Я думала ты себе уже башку прострелил... - и тут блондинка замечает Питера. - Какого! Что за херня?! Киллиан по опыту знает, что несмотря на разницу в весе в его пользу, для Эммы не составляет труда припереть его к стенке. - Какого хрена ты творишь, Джонс?! Мужчина лишь старается ослабить хватку на своей шее. - Я сам его выбрал, - лениво тянет Пэн. - Тебе вообще слова не давали, - шипит Эмма. - Помолчи, пока взрослые разговаривают. Он даже с кровати не поднимается, так и продолжает вещать, лежа там: - Если привлечешь его за педофилию, хотя это с натяжкой, придется объяснять, откуда ты меня знаешь. И кто Я такой. Как думаешь... сколько после этого я проживу? И что с тобой сделают на работе за укрывательство? - Разберусь! - А откуда ты его знаешь? Откуда? Свон несколько секунд размышляет, потом резко отпускает Джонса, отчего тот падает на пол, задыхаясь. - Собирайся, - грубо бросает она. - Отвезу тебя домой. Питер, не глядя, хватает рубашку Киллиана и набрасывает ее на плечи. - Спасибо, тётя Эмма, - язвительно выплевывает он. - А ты, - женщина пинает Киллиана, - если я хотя бы твою вонь возле него учую... то лучше бы тебе переехать на Аляску. Пошли уже! Пэн говорит одними губами: "позвони мне", криво улыбается и спешит за Эммой. Уже в машине, выезжая с парковки, она говорит: - И не надейся скрыть это от Феликса. Питер лишь фыркает, подбирает босые ноги на сиденье. - Ты еще повозмущайся! - Я сам Феликсу расскажу. В подробностях. Как он меня трахал и как я кричал от удовольствия. Блондинка морщится и включает радио. Румпельштильцхен довольно улыбается, разглядывая фотографии. Встает из-за своего стола, подходит к человеку, вальяжно развалившемуся на кушетке. - Всё-таки, ты — самый эффективный детектив в этом городе. - Спасибо, - приподнимает шляпу брюнет. - Стандартная плата? - Да, пятьсот в день, я занимался этим делом десять дней, так что… - Пусть будет семь, - мужчина с тростью достает из кармана сложенные купюры. - И ты никому не будешь распространяться о нашем маленьком деле. - Конечно же, Румпель, за кого ты меня принимаешь? - щерится частный детектив. - Мы же с тобой… - Да-да, конечно. Ты знаешь, где дверь, провожать не буду. - Тогда позвольте раскланяться, - мужчина вскакивает, почти что издевательски салютует шляпой и спешит к выходу. - Джефферсон! - окликает его Румпельштильцхен. - Я рад, что ты в порядке. Детектив на пару секунд мешкается, затем кивает. - Спасибо, - неожиданно серьезно говорит он. - Я ценю твою помощь. Румпель спешит в библиотеку, чтобы сообщить радостную новость своей жене. Но она и так всё знает. - Ты нашел своего сына, - говорит Белль, откладывая книгу. - По глазам вижу. - Да. Любимая, не могу поверить, я… - Знаю, - она подлетает к нему, обнимает за плечи, легко, не опираясь своим весом. - Я знаю. - Что, если он не захочет со мной разговаривать? - Милый, это мне говорит мужчина, которого все вокруг слушают с трепетом и почтением? Который как-то раз арендовал для нас двоих целый этаж в бизнес-центре, чтобы мы могли потанцевать в пустых коридорах? - Слишком много воды утекло. Он помнит меня другим. Белль вовлекает Румпеля в долгий поцелуй, сцепляет руки в замок за его затылком. - У тебя всё получится. У тебя всё всегда получается, сказочное Чудовище, - хихикает. - Ах вот как? Что вы хотите этим сказать, сказочная Красавица? - Хотите узнать, проклятый Злодей? - О да! Женщина, выглядящая то ли как дорогой адвокат, то ли как проститутка экстра-класса, удивленно оглядывается вслед странной паре, наткнувшейся на нее в дверях - блондинка с полицейским значком, приколотым к поясу джинс, и босой парень в расстегнутой рубашке. - Вот же фрики, - хмыкает она под нос. Конечно же, она не будет забивать голову всякими ненужностями, вроде того, почему ее сосед всегда так плохо одет и отчего эта незнакомка выглядит такой усталой. - Доброе утро! Куда едем сегодня, мисс Миллс? Водитель приветствует ее теплой улыбкой и раскрытой дверью Бэнтли. - Сначала позавтракаем, Синди. С утра во рту маковой росинки не было. Мужчина в фуражке кивает, разворачивая авто. Он давно порывается спросить, почему Миллс живет в этом районе, да, пускай он моден и претенциозен, но ее место в центре, никак не в пристанище художников и актеров, выбравших когда-то это место из-за дешевизны. К тому же, путь отсюда до ее любимого ресторана занимает целых полчаса при отсутствии пробок. - Как у тебя нервы выдерживают его терпеть? - хмыкает Эмма, передевая Питера Феликсу. Парень закатывает глаза и удаляется в ванную комнату. - Спасибо. - Ладно, пока. - Свон! - Что? - С кем он был? - Он сам расскажет. Парень кивает. Да, Феликс уверен, Питер расскажет ему во всех подробностях, с кем и как он провел эту ночь. Это будет уже не первый раз, когда они ссорятся, когда Пэн убегает в объятия другого или других, когда он возвращается наутро или через пару дней. С каждым таким возвращением Питер трескается на части. Феликс без стука распахивает дверь ванной, вспомнив, что на краю раковины лежит бритва с опасным лезвием. Конечно, это было лишь один раз, но и этого ему хватило, чтобы вламываться к Пэну каждый раз, когда он задерживается в душе. Феликс не говорит, в общем, это и не нужно озвучивать, что смерть Питера будет означать и его смерть тоже. Сегодня мальчик не режет себя. Он стоит в душе, подставляет под струи воды голову, словно стараясь вымыть из нее воспоминания. Сквозь толстое стекло угадывается бледная, тонкая фигура с длинными руками и ногами, почти что переросшая подростковую нескладность. - Ты мудак, Питер! - Знаю! Спасибо! Ты тоже! Феликс обходит стеклянную стенку, залезает в кабину, прямо как есть, в одежде. - Ты хоть капельку меня любишь? - спрашивает неожиданно сиплым голосом. Питер целует его, как всегда, отчаянно, цепляясь за него, как утопающий за соломинку, как будто он - самое важное в этом мире. Он всегда так делает в ответ на признания в любви. Но Феликсу уже плевать, потому что он давно знает ответ. Он довольствуется тем, что Питер Пэн позволяет себя любить, преклоняться перед ним, как перед некоронованным принцем, непризнанным божеством, возводить его на пьедестал.