Детка

Ее квартира не выглядит жилой. Нет, конечно, все в ней прекрасно — лучшая мебель, лучшая техника. Но в этих комнатах просто нет жизни. Пыли, осевшей на плоских поверхностях, немытой посуды, даже малейшего намека на бардак. Каких-то маленьких мелочей, делающих помещение жилым. Настолько идеально, что хоть сейчас на обложку журнала по дизайну интерьера. Брюнетка, тряхнув головой, перекидывает ногу на ногу. Она сидит в зале на кожаном диване, до жути деловая, несмотря на то, что из одежды на ней только шелковая комбинация — черная маечка и шортики. — Да, конечно, мистер Голд, вам, желательно, вообще лучше не появляться в городе еще в течение месяца. Моя сестра справится с управлением. У нее есть… определенные способности, которые вы недооцениваете. Наклоняется вперед, протягивает руку к чашке кофе, стоящей на стеклянном журнальном столике. — Если ты о жестокости и беспринципности, то позволь возразить. — Нет, что вы! Я о ее уме. Вы невысокого мнения о Зелене, я это понимаю, я и сама, честно говоря… Погодите, кто-то звонит в дверь. Даже не подумав накинуть что-то сверху, женщина спешит к двери. Открыв ее, Реджина обнаруживает перед собой весьма симпатичную блондинку. — Я перезвоню позже. — Буду ждать, дорогуша. — Добрый день, — улыбается смутно знакомая Реджине женщина, демонстрируя значок. — Меня зовут Эмма Свон. Мы расследуем дело о… — Кофе? Мне кажется, он вам нужен. — О да, я буду очень благодарна. Блондинка выглядит так, что ей так и хочется выписать недельный сон или тройную дозу кофеина. Реджина идет на кухню, наливает Эмме чашку кофе, знаком показывает ей сесть за барную стойку, отделяющую кухню от гостиной. — Так что вас привело ко мне, детектив? — ослепительно улыбаясь, спрашивает женщина. Эмма, выпив сразу полчашки, мычит от удовольствия. Миллс улыбается. Такую реакцию вызывает лишь ее фирменный, зерновой кофе со смесью пряностей. А с учетом того, что Свон — детектив, она привыкла к дрянному кофе из автомата, который помогает не закрыть глаза, но не отличается приятным вкусом. Наконец, оторвавшись от чашки, Свон говорит: — Это стандартная процедура, мы опрашиваем соседей. Что вам известно о вашем соседе сверху? Вас не беспокоил странный шум? — Дайте определение слова «странный». — Подозрительный. Крики, звуки драки? Выстрелы? — Об этом кто-нибудь, наверное, заявил бы в полицию, — скептически прищуривается Реджина. Она опирается о барную стойку, отчего сильнее обозначается ложбинка между грудями. Эмма со стуком ставит чашку. — Вы не общались с ними? С Питером или Феликсом? — Вы же их знакомая, верно? Я вас видела. — Да… да, мой сын дружил с ними. Брюнетка отмечает скорбную складочку между бровей, то, как коп прячет глаза. «Дружил». Прошедшее время. Что же случилось? Она выжидает, зная, что Эмма готова сломаться. Эмма выглядит так, как будто она ломалась уже сотни раз. — Феликс в коме. Он был тяжело ранен вчера вечером. — Мне жаль. — Его обвиняют в рэкете, нанесении тяжелых телесных повреждений, возможно, в убийствах, — задумчиво проводит пальцем по краю чашки. Обжигает Реджину взглядом. — Почему я вам это говорю? — Вы спрашиваете? Свон надевает маску прожженной детективши, которая ни за что не будет рыдать на кухне незнакомки. Какой бы красоткой эта незнакомка ни была. — Значит, вы ничего не знаете. Хорошо, не буду вас больше отвлекать. Идет к двери. — Реджина Миллс. Меня зовут Реджина Миллс. Брюнетка улыбается, показывая белоснежные зубы. Достает из сумочки, висящей на вешалке у двери, визитку. — Звони в любое время. Эмма удивленно приподнимает брови, но карточку берет. — Спасибо. На белоснежном картоне напечатано прописными буквами: «Реджина Миллс Адвокат» Ниже — список телефонов и электронная почта. Свон выходит из квартиры. Она сама не понимает, почему прячет визитку в кармане, а не выкидывает ее. Звонит ее телефон. Женщина чертыхается, увидев номер входящего. — Что случилось, босс? Шеф надиктовывает адрес. Устало говорит, что это уже третий случай. Что он опасается новых происшествий. Что Эмме придется работать с ФБР. Джонс рыскает по своему номеру, в котором он жил уже черт знает сколько месяцев. Забирает фотоаппарат, складывает в стопочки снимки, хаотично разбросанные повсюду. Питер падает на кровать, прямо на свои фотографии, вытягивает руки вверх, выгибается, касаясь пальцами пола с другой стороны кровати. Мужчина собирает вещи, кидает их в спортивную сумку неопрятными комками. — Эмма решила, что для инспектора мы с ней поиграем в дружную семью. Как ты на это смотришь? Пэн невнятно мычит, опирается на локти. Глаза у него весело-пьяные, словно он уже выпил пару бутылок пива или покурил травки. — Трахать ты будешь только меня. Киллиан подходит к нему, встает между ног. — Конечно. Мальчишка садится, смотрит на него снизу вверх. Джонса бросает в жар от того, как он наклоняется к его ширинке, жарко дышит в пупок, поднимает глаза. Даже через одежду брюнет чувствует горячую кожу Питера. Мужчина никак не может понять, как может существовать такое безумное сочетание — невинная пошлость, чистая, непорочная юность, и, на контрасте, до невозможного блядские глаза. Питер кладет ладонь на уже заметный бугор в штанах вора. Тот торопливо сбрасывает с себя рубашку, выдирается из футболки. Наклоняется, ловит губами рот Пэна. С ним всё так… реально. Словно раньше Киллиан жил в мире, в котором не существовало ярких цветов. Каждое прикосновение — мини-ожог, каждый поцелуй — до зудящих губ, каждый взгляд — откровение. Джонс валит его на кровать, проходит языком по торчащим ключицам. Питер прижимается ближе, трется пахом о голый живот Киллиана. Раздвигает ноги, облизывает губы. — Я хочу, — ему даже не нужно заканчивать предложение. Все и так понятно без слов, по одному его взгляду. Киллиан, как в дурмане, скользит ладонью по его животу, поднимая вверх футболку. Обнажив темные соски, он припадает к ним языком. Поднимается вверх, облизывает белую шею, слушая тихие, интимные стоны. Питер зарывается пальцами в его волосы, привлекает к себе, влажно целует. — Ты просто нереальный, — шепчет Киллиан. — Я тебя… Пэн затыкает его поцелуем. Шепчет: — Ну же, вставь мне. Помогает мужчине стянуть с себя джинсы вместе с трусами. Смотрит из-под ресниц, как Джонс раздевается. Прикасаться голой кожей, целоваться, как умалишенные, быть настолько близко, насколько это возможно, кажется сейчас более нужным, чем воздух. Киллиан опирается на локти, наклоняется к Питеру, смотрит на него. Запечатлевая. Делая снимок в голове. Парень тянется к нему губами, скользит руками по груди. Его трясет. Как наркомана без дозы. Киллиан ложится рядом, нежно целует, ладонью размазывая по его телу нежность. Потом проникает пальцами внутрь. Мальчик вдыхает открытым ртом, потрясенно смотрит на него, насаживается на пальцы сам. Брюнет бережно растягивает его, продлевая сладкую пытку. На третьем пальце лицо Питера кривится и он начинает плакать. Закрывается руками, мотает головой. Отталкивает мужчину, судорожно всхлипывая. Киллиан потрясенно замирает. Да, он знает, черт, Питер сам ему говорил о своем состоянии. Но одно слышать об этом и другое — видеть резкий переход от наслаждения к слезам. — Что… что такое? Пэн закрывает лицо ладонями. Он дрожит всем телом. — Я… я не… — Что случилось? Джонс привлекает его к себе, укладывает на грудь. Поскуливающий мальчик прячет лицо в его шее, цепляется за него руками и ногами. — Тшшш, все хорошо. Киллиан накрывает их обоих одеялом, гладит Пэна по спине, целует его в макушку. — Извини, — тихо говорит Питер через какое-то время. — Я не знаю. Со мной такое бывает. Феликс… Мальчик всхлипывает, обнимает его крепче, словно стремясь слиться с Джонсом. Киллиан снова вспоминает Феликса. Кривая ухмылка, шрам на щеке, то, как он смотрел на Питера. Как на смысл своей жизни. Как на самое важное, что только может быть на свете. Киллиан думает, что только так и можно смотреть на Пэна. Прибыв на место, Свон разминает шею, сидя в Жучке. Голова раскалывается на части. Выбравшись из автомобиля, женщина спешит на место происшествия, огороженное желтыми лентами. Ей приходится буквально пропихиваться сквозь толпу. Она машет Лерою, подлезает под ленту. Эмма трет глаза, стараясь выглядеть как можно менее сонной. Благодарно кивает Лерою, сунувшему ей в руки стакан кофе. На третьи сутки без сна напиток становится жизненной необходимостью. — Что у нас здесь? Патрульный натянуто улыбается, снимает кепку, чешет затылок. — Ужасно выглядишь. — Что здесь случилось? Оглядывается, видит разбитые окна первого этажа, покосившуюся вывеску магазина, гласящую «24 часа». — Десять человек расстреляны, судя по всему, стреляли с улицы. А тебе не давали отпуск из-за Дэвида? Женщина недовольно закатывает глаза. — Слава Богу, он закончился. Шеф вызвал, сказал, нужна моя помощь. К тому же… ты представляешь, что бы я делала еще целых… — осекается, увидев мужчину в костюме, стоящего за желтой лентой, которой огородили место преступления. — Что ты говорил? — Тут нашли планшет. То же самое, только видеозаписи преступлений. — И в ролях наши добрые знакомые, лежащие внутри? — Ага. — Эмма. Блондинка сжимает зубы, отпивает кофе и поворачивается. Лерой, сделав вид, что его очень заинтересовала работа, отходит к желтой ленте. — Грэм Хамберт. — Давно не виделись. Выглядишь усталой. Все в порядке? — Оставь это душеспасительное дерьмо для какой-нибудь дурочки с четвертым размером. Какого черта ты тут делаешь? — Погибло пятнадцать человек, бюро направило меня сюда. Меня и… это мой напарник. Эмма морщится. Ну почему именно Грэм? — Август Бут, — представляется голубоглазый брюнет. В отличие от своего коллеги, он не в деловом костюме. Напротив, он как будто только что слез с байка — в кожаной куртке, джинсах и армейских ботинках, и засранец знает, что хорошо выглядит. Это видно по оценивающему взгляду, которым он окидывает женщину. — Эмма Свон. — Та самая Эмма? — в никуда спрашивает Август. Детектив переводит на Грэма вопросительный взгляд. — Так что у нас здесь? Электронный девайс нашли? — неловко переводит тему агент. — Да, нашли. Лерой? Патрульный подает ей планшет, запакованный в пакет для вещдоков. — Наш мужик знает, что делает, — бормочет Грэм. — Мститель. Пожалуй, его можно назвать Мстителем. Сам подумай, Грэм, он карает только плохих парней, оставляя нам неопровержимые улики, и… — Если проболтаешься журналюгам, зуб выбью, — цедит его напарник. — Не хватило тебе «Хамелеона»? Август картинно прикладывает ладонь ко лбу. — У тебя полностью отсутствует воображение, признайся! — Зато у меня есть мозги, в отличие от тебя, очевидно.