Детка

Питер запомнит это вспышками. Вот Феликс впихивает ему в рот кусок торта. Вот в комнату влетают полицейские. Кто-то кричит. Выстрелы. Эмма, дрожащими руками расстегивающая его наручники. Просящая его закрыть глаза. Обещающая, что всё будет хорошо. Питеру так хочется ей верить. *** В конце-концов они оказываются на больничной парковке. Эмма достает из кармана сигареты, не сводя глаз со здания. Киллиан делает еще один глоток рома. Фляжка с выпивкой из внутреннего кармана куртки, неприкосновенный запас, пустеет со скоростью три истерики в минуту. Генри смотрит на него неодобрительно, но ничего не говорит. — Так что будет дальше? — спрашивает Хук, выдергивая сигарету из чужой пачки. Лезет протезом в карман, чертыхается. Зажав сигарету зубами, выкручивает культю из протеза и отправляет его резким броском в кусты, огораживающие парковку от дороги. — Дальше мы пойдем внутрь и узнаем, что с мальчиком. Врач, пропахший кофе и лекарствами, говорит, что за исключением пары синяков, Пэн в порядке, что прямо сейчас ему накладывают швы на рану на голове. — Также ему нужно остаться на ночь под наблюдением, чтобы мы могли определить, имело ли место сотрясение головного мозга. — Хорошо. Я официальный опекун мальчика, какие бумаги нужно подписать? Расписавшись, где нужно, отмахнувшись от вопросов о том, в порядке ли она, Свон вытаскивает Хука из больницы. — Ваши отношения — то, что не нужно знать врачам, — открывая дверь Жука, бросает женщина мимоходом. — Так что мы сейчас поедем домой, отдохнем, помоемся, поедим. Мне еще… черт, мне еще нужно будет отчитаться, вот же… Чего встал, в машину! — Могу я остаться? — спрашивает Генри. Эмма взлохмачивает ему волосы. — Конечно, малыш. Вечером приеду за тобой. — И пусть лучше он сядет за руль. Ты не спала нормально уже несколько дней. Померившись силой взгляда с сыном, Эмма сдается. Устало вздохнув, бросает Киллиану ключи и садится на пассажирское сиденье. Она забывается сном всего лишь через десять минут. Отключается от реальности, падает в уютную, мягкую черноту. Просыпается от мягкого похлопывания по плечу. — Мы приехали, а еще тебе звонят. Женщина берет трубку, бросает короткое: — Свон. — Эмма, — выдыхает кто-то с той стороны. — Эмма Свон. Таким тоном признаются в любви, обещают бросить весь мир к ногам, но не произносят чье-то имя. — Это Реджина Миллс. Знаешь, я хотела спросить у тебя одну вещь. — Да, Реджина. Блондинка разглядывает свою ладонь, покрытую засохшей кровью. Феликса или Питера? Сжимает кулак. Кровавые хлопья падают на колени. Она представляет, как Реджина делает глоток белого вина из бокала, сидя в своей роскошной квартире. — Скажи, Эмма, ты хороший коп? Ты… ты можешь мне помочь? — Что-то случилось? — хмурится Свон. — Я бы хотела вам помочь. И чтобы вы… ты помогла мне. Я думаю, что меня хотят убить. — Где ты сейчас? Оставайся на месте, мы сейчас приедем. — Это какое-то безумие. Я сплю, скажи, что я сплю. Нил протягивает чашку с дымящимся кофе Эмме. — Нет, дорогая, это не сон. — Погоди. Если ты — его сын, то Генри… — У него дедушкины глаза. — Меня тошнит. О, Господи, меня сейчас вырвет. Свон мечется по кабинету, из которого наблюдают за допросами. За стеклом, всего в нескольких метрах от них, Реджина Миллс, такая же потрясающая, как всегда, несмотря на синяки и ссадины, рассказывает Грэму всё, что знала о бизнесе Голда.