Детка

Когда Питер заговаривает, размыкает сухие, потрескавшиеся губы, Генри дремлет, сидя на стуле у его кровати. Возможно, поэтому первые слова Пэна сливаются с белым шумом из телевизора. Растворяются в воздухе, оседают на языке кисло-сладким привкусом. — Я был его жизнью. Его страстью. Его любовью. Нет. Намного больше, чем это… Его воздухом. Его всем. Он не… — смахивает одинокую слезинку с щеки. — Он никогда не говорил, не умел красиво изъясняться, но я знал. Я знал, что он меня любит так сильно, что… — Что никогда не смог бы отпустить, — хрипло заканчивает за него Генри. — Мне жаль, Пит. Миллс берет друга за руку, сжимает ее. — То, что случилось — это полная хрень, запредельная просто. Я не могу осознать, что Феликс мог так поступить с тобой, и… Черт. Я не хотел. Я, моя мама, Венди, Киллиан, если он тебе так нужен — мы рядом. Хорошо? — Хорошо. Они замолкают, замирают в этом хрупком, звенящем моменте спокойствия. Генри думает о том, что он хотел бы остаться здесь подольше. Просто сидеть рядом со своим лучшим другом. Его выписывают на следующий день. Эмма приезжает за ним вместе с Нилом и Венди. Девушка бросается Пэну на шею, прижимается всем телом, дрожит. — Как ты? — А как ты думаешь? — слабо улыбается парень. Она садится с ним на заднее сиденье Жука. Эмма, заведя мотор, достает из кармана сигареты. Молча подает пачку Нилу, тот достает одну, заправляет ее за ухо. Свон засовывает в рот две сигареты, прикуривает их. Одну, не оборачиваясь, протягивает назад. Венди с наслаждением затягивается, выпускает дым тонкой струйкой изо рта, отдает сигарету Питеру. Эмма нервно стряхивает пепел в окно, ругается на светофор, на чересчур медлительного водителя грузовика, возмущенно сигналит, когда ее пытаются подрезать, показывает средний палец в окно. Отклоняет звонок на свой мобильный. Через минуту телефон начинает трезвонить вновь. Эмма отключает звук. — Эй, спокойнее, — слегка бьет ее кулаком в плечо Нил. — Да-да, конечно. Питер? Ты не против поговорить с моим другом? — заискивающе спрашивает Свон. — По поводу того, что случилось с Феликсом. Пэн вопросительно смотрит на нее в зеркало заднего виа. — Наверное. Это обязательно? — Нет, что ты, совсем необязательно! Если не хочешь сейчас, то мы можем обсудить это потом. Просто… они хотят прояснить ситуацию. Конечно, тебе теперь восемнадцать, никто не может тебя ни к чему обязать, но Августу бы очень хотелось понять, кто такой Феликс. Когда в салоне авто повисает неловкая тишина, Эмма тихо поправляет себя. — Вернее, кем он был. У нее дрожат руки. Эмма замечает это первой, и сжимает пальцы на руле. Кашляет. — Мне жаль, Питер. Правда.