Styx (Run me out)

Мой взгляд прикован к Джорджу, взгляд Джорджа прикован к газетной вырезке номер триста сорок шесть. — Разбойное ограбление. Налетчики оказались школьниками. Приговор вынесен. Приговор приведен в исполнение. Бла-бла-бла. Досадное напоминание. Выпуску всего несколько месяцев. На фотографии Джордж, на фотографии главный свидетель: муж Рози, Рози с шестого этажа. Я чую неладное и спрашиваю для порядка, что он задумал. Джордж улыбается. Джордж молчит. Давно перевалило за полночь. Официально сеанс Кевинопреклонения окончен. Но пристегните ремни, дальше будет хуже. Думайте о хорошем, считайте барашков. Попытайтесь поговорить с внутренней богиней. Зомби по имени Чак вываливает последние новости. Я готов распечатать план эвакуации у себя на груди. Кажется, когда мы кричим: «Да пошел ОН! Да пошла ОНА! Да пошли ОНИ!», мы имеем в виду непосредственно Чака. Подразумеваем мать, породившую его. Подразумеваем всех, кто был в контакте с этим ненормальным. Шутка. Здесь и далее — фальшивый смех. Закадровый хохот. Двенадцать асимметричных улыбок. Чак — дешевый суррогат. В моем желудке плещутся холодные океаны. Соленая мутная тоска. На дне моего желудка нет ничего теплого, оранжевого, тем более яркого. Случилось страшное: Джордж и Кевин познакомились. Кевин нас больше не любит. Я обещаю себе никогда не выходить из дома. Обещаю не оставлять Джорджа один на один с телефоном. Внимание: на другом конце провода может находиться Прекрасный Симулянт. Он переборщил с успокоительным и получил интересный противоэффект. Кому он звонит? Эсбо. И кто ему отвечает? Джордж. Пока я спал на унитазе, Джордж спал у Кевина на плече. Или на животе. Или в ногах. Он весь такой ласковый и компактный. Белый, мать его, тигр. В моих тропиках, в моих снах теперь очень пусто. Я — разбитое сердце Лондона. Апатичное, глупое сердце. Прости, мама. Ты была истиной католичкой. Прости меня. Прости меня. Пойми меня правильно. Иногда нужно верить в других богов. После знакомства с Джорджем Кевин изменился. Он смотрит сначала с нежностью, потом с грустью. В финале он разбивает свой стул и прекращает ходить на собрания. Я продолжаю ходить на собрания, в память о Кевине. Время от времени я встаю на колени перед черной плесенью. Плесень не абстрактна. В ней живет Будда. Самый добрый и безразличный. Я даже могу различить возведенную в приветствии ладонь. Вот же — его мудрое, терпеливое высочество. Ни одной родной черточки — то, что нужно. Итак. Будда учит сидеть по уши в дерьме и ждать у моря погоды. Никаких жертв, никаких войн. А главное — НИКАКОЙ РЕВНОСТИ. Макаем тонкую, почти прозрачную бумагу в иллюзию. Разрезаем бумагу. Раздаем зомби. Они употребляют по мере необходимости. Просто как дважды два, если вы химик, но если вы обычный потребитель, приготовьтесь к трезвости. Галлюциногенный Клондайк кончается. Джордж и Кевин все еще вместе. Я склеиваюсь обратно, в вечно дремлющего Эсбо. Сам себе Тигр. Сам себе противоядие. Две души. Моя любовь и моя влюбленность нашли друг друга. Из-за них LSD снова в моде. Мы целуем разноцветные марки, купленные вскладчину. Поцелуй для енота, Минни Маус, непропорционально жирного слоника. Чтобы не сочувствовать и не сопереживать, по средам, четвергам и, чтоб нас всех, пятницам, я прикладываюсь к марке с Бобом Марли. Последняя, самая вкусная. Отчаявшиеся, как и я, Зомби дарят мне футболку с надписью: «Кевин — это jamais vu». Тринадцать «jamais vu» вместо «вернись, Кевин». Джордж слишком помешан, чтобы остановиться. Он готов на все, лишь бы я не занял его место на плече Кевина, на груди Кевина, у ног Кевина. Он цитирует с мира по нитке недвусмысленные нонсенсы: — Мужчина умер от оргазма. Или: — Анафилактический шок после попадания семенной жидкости. Минуточку. Семенная жидкость — то есть сперма? Всего один неосторожный минет, любой минет и ты — труп. Смех больше не закадровый. Интересные аллергики: одни вынуждены быть строго лесбиянками. Другие — строго натуралами. Жаль, что я не часть феноменальных аллергий.