Приблуда

Клинок Даин отковал только к весне. И даже не потому что занят был другими делами (хотя их, как всегда, хватало) – смешно сказать, он все не мог подобрать формы и материала, чтоб точно пришлись приблуде по руке. Не получалось представить ее ни с каким из вроде бы очень удачно получившихся, все ерунда какая-то выходила. Решилось оно случайно, когда попал в материну травную кладовую – мать редко кого пускала туда вообще, а тут, захлопотавшись, сама послала принести настой в черном стекле. Даину соваться туда, по его же разумению, точно не следовало. Сначала принес не черный, а темно-серый фиал с отваром, потом едва не опрокинул жбан с квашеной брусникой, поймал в полете коричневый флакон, на котором аж на трех наречиях было подписано «Яд!», жогнулся ладонью об огнянку, а потом еще и сдуру той же рукой почесал лицо, и уже на выходе схватился за слишком хлипко, как оказалось, подвешенный у двери пучок колючек. - Все развалил? – поинтересовалась мать, не поворачиваясь от томящегося в маленькой плошке варева – должно быть, опять у кого спину прихватило. - Мам, а зачем ты спирт ядом подписала? - Даин! – мать все-таки оторвалась от работы. – Ты хоть не успел мне балладонну выпить, дурак?! - Да ладно, я ж только спросить! – Даин почесал отчаянно зудящее после огнянки лицо теперь другой рукой, перехватив занозистую связку. – Мам, а синеголовником что лечат? - Дурь лечат. Если по заднице им бить. Ты зачем оберег мне сорвал, а? - Сам упал. Так это оберег был? - Он, он. От злого умысла, от дурного глаза, от плохого дела… - От злого дела, от дурного умысла, - повторил потихоньку Даин, снова почесывая нос и встряхивая травяной оберег, замахиваясь им, будто в фехтовальном выпаде. Легкие полые стебельки, тонкие шипы, плоские узкие верхние листья, крутые изгибы – и снова узкие шипы… Кажется, знал он кое-кого такого же тонко-ломкого и колючего. На какой-то момент это показалось даже смешно – использовать растительные мотивы в оружии, но когда еще только ковалась заготовка, то было понятно, что вот оно, нашлось! Клинок вышел абсолютно непохожим на гномий. Узкий, легкий, чуть изгибающийся и с длинной рукоятью, удобной как под одну, так и под две руки. Даин даже думал, не украсить ли лезвие еще и рисунком в виде синеголовниковых листьев и соцветий, но потом решил не портить собственную хищную красоту получившегося оружия. Сталь отливала благородной синью будто сама по себе – хотя, может, так просто казалось… Зато на сердечник, не скупясь, он взял целый прутик мифрила из старых запасов. Этим Даин сразу уравнял цену, а то и подороже вещицу сделал, чем если бы ковал понравившейся матушке девице серьги или перстень… И для кого? – смех сказать, для приблуды остроухой! А до того времени остроухую гонял Мрах. Где в половину, а где в четверть силы – этой и так хватало. Правильно оно или нет, чтоб только-только оставить клюку и сразу же начать махать мечом, неизвестно, но, может, так оно и надо. Воительница из приблуды получалась пока что так себе. У остроухих есть целая вечность, чтоб отточить их воинское искусство и спешить им, как правило, тоже некуда, и уж не всякой деве полагается владеть оружием тяжелее лука или метательного ножа. Для этих вещей меткость важнее силы, потому что откуда взяться силе для замаха, блока и удара в узких женских плечах и тонких руках? Гномам отец Махал отпустил не так много времени, но и пользовались им здесь с гораздо большим толком. Старик ковылял, дымил трубкой, бранился и каждый раз придумывал что-то новенькое. То заставлял сесть верхом и драться и стрелять на скаку, то велел ловить выпущенные стрелы, то пробежаться по тонким бревнышкам, через которые перед этим прыгала на своем смирном козлотуре. Зато после прыжков и кружения по снегу остроухая хоть и обычно хромала, но выглядела куда румянее и живее, чем в начале зимы. Она трясла снег с шапки, звонко обстукивала свои сапоги у порога, махала рукой явившемуся в гости Даину, а потом рушилась на топчан и на разные голоса спрашивала сама себя, так ли устала, как ей кажется: - Ножки-ножки, что вы делали? Мы прыгали много, сейчас отвалимся к морготовой матери… Ручки-ручки, что вы делали? Мы лозу рубили, чуть из плеч не вывихнулись… Голова-голова… - Голова-голова, что ты делала, кроме как ела, шапку носила и глупости говорила? Вместо ответа из-за занавески в Даина прилетело войлочной домашней туфлей – тут не эльфий лес и босыми зимой не походишь. Приблуда как приблудилась, так и осталась жить в отгороженном в кухне углу – не то потому что тепло там, не то просто прижилась. Кажется, старик в первую очередь того и добивался. И вроде как про то, чтоб катиться обратно к себе в неведомые дали остроухая больше волынку не заводила, и, кажется, оно и к лучшему – к ней вроде как уже привыкли. В смысле в Берлоге, разумеется, не Даин же! Ведь вот за что хвалил ее Мрах, называя внученькой, так это за помощь со всеми его вытяжками и настойками – они собрали перегонный куб, чтоб очищать вытяжку из каменной плесени и разных полуядовитых травок. Стоял этот куб даже не в холодном пристрое, а прямо в мастерской, потому что практически не пахнул – весь смрад уходил наружу по хитро изогнутой трубе. Вот здесь-то девка была еще ловчее, чем в стрельбе или беготне по бревнам. И глаза ее были куда зорче, чем у колдуна, когда надо было отмеривать крошечные частички сыпучих сухих травок или высушенных в тонкий порошок получившихся растворов. Колдун хвастался, что с этими снадобьями можно будет однажды вообще победить заразные поветрия и гнилую горячку, но это он наверняка по старости уже слегка завирался. Правда, мать Даина ему верила и даже подарила под всякую отраву фиалов своей работы. Даже сама их привезла, как оказалось потом. Флои-дурачок рассказал вернувшемуся Даину, как госпожа Илва приехала совсем одна, как полюбовалась, как он, Флои, с Лит стреляли во дворе по мишеням, а потом еще и сошлись в рукопашной со снежками, посмеялась немного, но обедать не осталась - наверно, угадала, что стряпней в тот день занимался Мрах… У Даина от таких известий нехорошо зачесалось меж лопатками, но несколько дней прошло, а мать подобных мрахову разговоров не учиняла, ну и то ладно. Про женитьбу не так бы донимала – еще б было лучше.