Приблуда

То ли остроухая матери так сильно не глянулась, что она, надумав невесть что, решила непременно сама устроить судьбу Даина, то ли просто насмотрелась на нянчащих внуков подруг, но песню эту с тех пор она заводила только так. Даин даже предложил, мол, ты еще как бабка Кривоноса улягся на лавку и расскажи, что вот помрешь и каши тебе сварить будет некому. Мать примерилась кинуть в него банкой с лиловыми цветами (на банке на трех языках было выведено «Яд!»), но, помедлив и прикинув цену этих цветков, бережно вернула банку на место, а швырнула пустым деревянным лотком. - Дурень упрямый! Вот и все они на один нрав, эти женщины; Даин и не очень-то торопился. Вот отрастит себе бороду еще длиннее и краше, чем есть, вот надумает вместе с прочими гномами, как и чего добавлять в слоистую сталь, чтоб была не такой хрупкой, вот съездит поохотиться и туда, и сюда, еще чего-нибудь такого затеет, а лет через сто можно будет и о женитьбе подумать… Были мысли и попроще – зимняя история о черных всадниках не давала покоя, как и следом неизменно появлявшаяся мысль об объявлявшемся осенью орчьем отряде. Многовато чужаков стало ошиваться для этих мест. Остроухую бы еще порасспросить, как они всей семьей оказались здесь, но Даин не решался пока. Колдун обмолвился, что раньше девчонка вообще частенько начинала орать во сне и что стала вести себя тише только когда ей разрешили взять в руки оружие – должно быть, так она чувствовала себя в безопасности, и поэтому не сошла с ума, как дурачок Флои. Даин кивал, но мысленно не соглашался: наверняка приблуда просто стала наконец лучше есть, больше двигаться и сильнее уставать, вот и дрыхнуть теперь без задних ног падала каждый вечер. Остроухая и в самом деле крепла на глазах - до Весеннего Солнца уже несколько раз она ездила с одним из отрядов Даина. Разумеется, Даин исподтишка за ней приглядывал – ну как рано ей мотаться по горам, пусть и верхом? Но все шло благополучно. И темные твари будто обратно в свою тьму канули, и приблуда ни полсловом не дала понять, как ей тяжело дается переход – ездила она отлично, стреляла с седла, умудряясь управлять козлотуром исключительно с помощью ног и зацепив повод за переднюю луку. Узбад, конечно, предупредил, чтоб не шутили над долговязой и одергивал, мол, не переводи стрелы зря на пустую потеху, так что и подтрунивали если, то точно не больше, чем над другими. А потом даже почти зауважали – когда она своим чудесным голосом в ответ на чужие смешки выдала на кхуздуле то, что обычно можно было услышать от кузнеца, которому подмастерья роняли на ногу молот. - Пташка-то какая говорливая, а? – не мог не прицепить своего хвоста Кривонос. – Что слышу, то и пою, ты хоть знаешь, что сказала-то, а, девчуля? Лит оскалилась, задорно мотнув косой, и перевела на всеобщий. И даже попыталась следом разъяснить, как все возможно анатомически. - Цыц! – рассердился Даин. – А то еще спрошу у старика, откуда ты всего набралась, и пусть он тебе рот с мылом вымоет!.. - Ой. Так, чтоб нарочно, остроухая никогда не выказывала небрежения к узбаду Железных Холмов. Но потихоньку все равно пробурчала: - От него и набралась… Для походных ночевок под открытым небом в марте еще слишком снежно и холодно, шатер и жаровня внутри шатра помогали, разумеется, но не могли сравниться с тем, чтоб остановиться под крышей - гномьи дозорные разместились на заставе куда меньшей, чем Берлога, но достаточно просторной, чтоб дать приют всем. Спали все на полу и вповалку; Даину, разумеется, предложили кровать, но никто и не сомневался, что тот откажется, потому что негоже оно – заботиться исключительно о собственном удобстве. Когда сменились караульные, Даин слышал сквозь сон, но все-таки слышал, прекрасно отличая их шаги и голоса от многоголосого храпа и сонного бормотания отряда. И, когда все снова утихло, прекрасно уловив бодрое и сердитое швыряние: - Чего тебе не так, ост… Лит? Швыряние прекратилось, как по команде. Даже показалось, что все приснилось, но тут темнота ответила шепотом: - Все в порядке. Таким неспящим и жалким шепотом, что Даин предложил: - Тебе что, плохо, жестко? Так иди на кровать, что ли. - Все хорошо. Ну это-то сразу было понятно, что ничего не хорошо на самом деле, так что, извинившись перед товарищами, которых нечаянно потревожил, Даин вместе со своей шубой и плащом передвинулся к устроившейся на отшибе приблуде. Оказалось совсем все плохо, потому что по руке Даина ее лицо ощутимо мазнуло мокрым. - Болит чего-то? Что ревешь-то? От таких вопросов остроухая привычно отпиралась, и в этот раз тоже крутила головой, но Даин на всякий случай поймал остроухую покрепче: - Чего не спишь, что киснешь, скажешь, нет? - Да ерунда. Просто. Ни разу еще не ночевала не в Берлоге. С того самого дня. - Тьфу, задохлая! Страшно тебе, что ли?! - Ничего не страшно, просто неспокойно! Просвистело чем-то, судя по звуку об пол – сапогом, а следом кто-то матом попросил заткнуться и дать поспать, так что разговор и в самом деле пришлось приглушить на какое-то время, а когда Даин вроде надумал сказать что-то ободряющее (или ему приснилась эта заготовленная речь?), то приблуда уже вовсю свистела носом, уткнувшись к нему в подмышку.