Приблуда

Драки не случилось, но лучше бы они подрались, честное слово. Потому что попробуй-ка возразить косорылому, если он своими глазами тут видел: - Обиходить, значит, надумал, понравилась? На двух скамейках хочешь усидеть? Даин ответил было, что больно оно надо, по крайней мере, та «скамейка», что с родителями и сестрами осталась в зале, точно совсем ему не сдалась, но то ли язык его после вина не так хорошо слушался, то ли у Кривоноса уже имелось на этот счет собственное мнение: - Узнаю что - хоть неволил ты девку или хоть задаривал - несдобровать тебе, не посмотрю, что узбад! Каждый остались при своем, а еще Нирви Кривонос поутру пообещал, мол, когда вернутся они в Холмы, то, пожалуй, оставит разъезжий отряд. А всего полдня спустя с тем же самым, мол, хочу по завершении поездки отряд оставить, к Даину сунулся Судри Тролль! Это Судри, сын Судри, столько раз бывший и разведчиком, и проводником, и дороги все, в том числе и здешние, знавший, как свои пять пальцев! Верный Судри, которого за абсолютное бесстрашие в драке и прозвали Троллем, еще с того раза, когда за будто через силу росшую бороду кто-то посмеялся, мол, мать тебя с эльфом нагуляла. Обидчик прошелся по больному, потому что никто не гулял на свадьбе его матери и отца в глаза не знал, и оттаскивали от полуживого обидчика разъяренного Судри аж вшестером, а то бы так и убил. И вот тебе пожалуйста, смотрит мимо, будто за что-то виноватым считает или будто сам виноват, и тихо, как обычно, заявляет, мол, как вернутся все в Холмы, так и откланяется, снова бродяжить отправится. Будто разом сговорились все! Или будто примета решила сработать, мол, где женщина объявится, там свары пойдут… То, как с Кривоносом погавкались, на большую свару не тянуло, но все равно мерзко было на редкость. И Лит тоже затихарилась, будто не хотела даже припоминать вчерашнее… - Да сдурел ты, что ли?! – рассердился Даин. А с таким настроем, он точно знал, в ювелирные мастерские, куда как раз направился было, не стоило и соваться – и работу не делать, а только портить будет, и упаси Махал в таком настроении что-то изваять, потому что никакой радости не будет с тех украшений. Булавки, фибулы и шпильки будут колоться и ранить, застежки расстегиваться или больно прихватывать каждый раз, кольца или соскользнуть будут пытаться, или руки под ними опухать начнут, потому что будут нести они в себе злость мастера... Только и оставалось, что плюнуть и с полдороги отправиться по другим делам. С такого настроя только и хорошего было, что нашел таки изъян в перекрытиях у водостока – не неполадку, просто сама задумка показалась ненадежной, если кто-то вздумает напасть с той стороны - да славно помахался вечером с миттенкэрскими воинами. Помня деда Трора, которого золото сгубило сильнее, чем вражье оружие, Даин опасался огрузнуть в праздности, и потому почти в любой день неустанно упражнялся в воинском искусстве. На свою беду, был он так силен, что в Холмах нашлось бы только десятка два гномов, с которыми можно б было как следует отвести душу, не боясь покалечить всерьез. На удивление, много равных по силе нашлось здесь, в том числе и те, что вчера привезли сюда своих сестер или дочерей, – и оттого ох и много зрительниц образовалось у суровых мужских забав! Почти любая из них владела мелким оружием вроде метательных ножей не сильно хуже ножей кухонных, челноков или иголок, но ни одна из них не забывала взволнованно охать, прижимая к горящим (или искусно нарумяненным) щекам украшенные кольцами и перстнями руки. В глазах, как глянуть в тот край, начинало даже рябить от ярких платьев, которые вынимались обычно из сундуков по особым случаям, а Даин поневоле нет-нет да искал меж ними вчерашнее красное. И не находил. Один на один сходились много кто и с кем, а потом честно поделились на два отряда, чтоб завершить приятный вечер общей сшибкой. Дядюшка Илдри, тоже оказавшись здесь, сам участвовать не стал, мол, куда мне до молодежи, но кто-то из кухонных работников по его велению шустро прикатил бочонок давешнего вина – мол, пускай будет призом победителям, раз на то пошло. Даин пошел в первом ряду, с тяжелым щитом и примериваясь рукой к непривычному тренировочному огладку – убить случайно таким не убьешь, но и баланс так себе... Сошлись, помахались, отступили – «раненые» и «убитые» честно отошли в сторону – и снова пошли. - Шаг! Шаг! Бой! Замах, удар, поймать на щит ответный удар, шагнуть назад – и тут второй волной из-за спин ударили легкие воины и лучники! А из-за спины узбада Железных Холмов – его приблуда-лучница; и не скажешь, что пол-осени она умирала, а всю зиму оставалась хромой. Что там легче перышка летала – разве что того перышка, что на стреле, которая флю-флю… - Бой! Тайная гордость за Лит – не за меткую стрельбу, а за то, что какая еще так отменно прикроет спину в бою – продолжилась ровно столько, сколько еще раз сходились на ристалище. Потому что потом, когда обе половины радостно братались за призовым бочонком, признав дружескую ничью, то оказалось, что среди легких воинов и лучников оказалось еще и с десяток людских женщин. А среди тяжелых воинов Миттенкэра обнаружилась гномка – эта предпочитала драться двумя топорами, а теперь только посмеивалась, глядя, как четверо прибежавших ее мальчишек отволакивают убранное оружие к краю… Лит смеялась где-то рядом и будто не помнила вечера накануне, а Даин успел двести раз проклясть эту толпу, что весь на виду и ничего-то не поговоришь толком, и не начнешь целовать ее, как вчера. Как с локтем: близко, а не укусишь. Да еще и совсем вечером, вместо чтоб, помывшись, сбежать обратно к веселящимся гномам, надо было сесть ужинать с дядиной семьей – а там разговор со стен, укреплений и оружия благополучно сполз в то, что, раз матушка Даина сама лично звала праздновать Летнее Солнце в Холмах, то отказывать тем более не стоит: пусть девочки едут и веселятся! Веселились там, правда, только глупышка Тами и обе ее кузины, а Эсси, хоть и ответила согласием, а так и просидела, хмурая, будто ей гостить не в доме узбада и его матушки, а в скотном сарае предложили.