Приблуда

Во-первых, снова стало тихо - Даин даже подумал, не оглох ли после всего, прежде чем снова проклюнулось хоть что-то. Мокрый хрип, с которым дышал — все еще дышал пока! - остроухий, нежный звон, с которым жена выронила на пол свой Синеголовник, оседая рядом. Уже во-вторых подкосилась уцелевшая нога. Стало гораздо темнее. Вернее, стало обычно после жутковатого огненного свечения, но красные и зеленые пятна плясали пред глазами Даина еще долго. - И где эта тварь? Не то чтоб он ожидал чего-то, но Лит (оказалось, не упала, а кинулась к брату) немного медленно и время спустя ответила: - Я почему-то его не слышу. Как будто его нет. Остроухий Тэви попытался тоже что-то сказать, но не получилось, а потом сестрица быстренько прикрыла ему рот и, не имея здесь под рукой чего-то годного на повязки, принялась отрывать край от его рубашки — ладно хоть край этот был длинным, будто, прости Махал, у платья. Надо сказать, что сам эльф напоролся на клинок еще удачнее, чем если бы Даин его достал нарочно. А может, специально так, чтоб все-таки насолить полупрозрачному Врагу и убиться насмерть. - Даин, помоги. Тэви в гномьих руках мотался, будто совсем уже неживой, однако, именно, наверно, из-за того, что его ворочали, таки очнулся и повторил: - Его нет. Вообще нет. Я его слышал, сильнее, когда злился или радовался, а сейчас не слышу вообще... как будто он умер… - Сдох или не совсем? - Не слышу… Совсем или не совсем, а как-то убраться отсюда, воспользовавшись предоставившейся возможностью, только предстояло, и чем быстрее, тем лучше. А такой толпой — веселее только роханским конным отрядом, тем более что отряд и в самом деле получился конный. Черные твари, хозяева коней, тоже куда-то делись, и Даин подозревал, что наверняка провалили за собственным хозяином. Орки, видимо, так сильно к своему хозяину привязаны не были, но остроухий, сунувшийся первым наружу, так и поковылял сначала один, и там что-то шипел и рявкал на неведомом наречьи, иногда срываясь на сип и бульканье — и его послушались. Видно, уже привыкли к тому, что этот — главнее и что даже если еле шатается, наколдовавшись, то наверняка и так способен приложить от всего своего фэа, или что там вместо него за обмылок. После долгого пути наружу эльф обмяк совершенно и окончательно, и на коня его приходилось затаскивать. Не мог головой об камень треснуться — тогда бы хватило просто перекинуть через седло, а не пристраивать так, чтоб поменьше тревожил и не истек прямо здесь. Особенно когда нога совсем не слушалась и в сапоге у гнома мерзко хлюпало, если приходилось все-таки на нее ступать. И в стремя заправлять пришлось руками, в совсем кровь прикусив рот. Главное — кость целая, а остальное Лит зашьет. Главное — уйти… «Уходили» долго. Кони, хоть и неизвестно где выращенные и неизвестно какими зельями опоенные, в конце концов уже едва шли; остроухий, увернутый в плащ Даина, был серым, словно осенний день и гном иногда проверял, не таким ли же холодным. Как сам свернулся с коня на землю, Даин даже не запомнил. Костер из собранной эльфийкой ветоши долго не хотел разгораться, а разгоревшись, дал больше дыма, чем тепла и света. Но этого было достаточно, что сапог на Даине начал обтаивать. Летом или в другое теплое время такой номер бы не прошел — к этому времени бы уже начал гнить заживо. В лучшем бы случае остался без половины ноги, и это в очень лучшем. Тут, конечно, тоже хорошего было мало, Лит даже замутило от открывшегося вида (хорошо, что недавно им попался ручей с нормальной, не отравленной, водой и все фляги теперь были налиты доверху), но что могла — все сделала. - Переживу без дурмана! - кажется, обещал Даин, и и в самом деле пережил, на какое-то время благополучно оставшись без сознания. Старик бы гордился своей Лит, обходившийся и без шелка, и без гнутых иголок, с единственным годным инструментом — это до кончика закрученным ремнями Синеголовником, острым, как бритва. Тут бы и заснуть на сутки-другие, а не получилось: в ноге теперь грызло и клевало с новой силой, в желудке гадким комом свернулась запитая холодной водой четвертушка эльфийского хлебца вместе с катышками из каменной плесени. Остроухий, даром что сдыхоть, пытался тихой сапой перетянуть себе оставшуюся половину теплого плаща. Было б можно обойтись и без дурмана, сядь рядом Лит и положи она свою руку на усталый лоб и зашепчи своим ведьминским, у орка боли, у тролля боли, у гоблина нарывай, а у тебя заживай… но она в один момент облокотилась на брошенное седло и так и заснула, не выпуская «Синеголовник» из рук. А потом остроухий подал голос, будто знал, что Даин ответит: - Что за странный клинок. Где вы вообще это взяли? - «Это» гномы нигде не берут! Оружие мы куем сами! - Я его теперь не слышу. Даин даже не спросил, кого именно, потому что понял: - А он тебя? Или решил, что мертвый? На мертвого эльф вполне себе тянул, такой же синюшный и прохладный; он мерз и, кажется, бессовестно грелся об Даина, несмотря на чудодейственную каменную плесень все же не избежавшего лихорадочного жара. - Исчез. Он просто исчез, как будто бы провалился в Заокраинный мир или будто кто-то уничтожил кольцо. Кто дал этот меч? Остроухий не говорил, а шелестел едва слышно, и длинная фраза его утомила. Даже глаза закрыл обратно. - Никто мне этого меча не давал, я для Лилталоссе в подарок отковал сам! Вон клеймо мое на рукояти! Сталь брал на четверть привозную у харадских торговцев, воронение — в дальней кузне делал, чтоб никакая ржа не брала, а на сердечник пошел мифрил, он еще из рудников Траина, деда… - Мифрил? - оказалось, остроухий не задремал и не обмер, а слышал все вполне. - Это тот самый, который небесное серебро? - Не знаю, как вы его называете, мифрил и есть мифрил. - Небесное серебро, лунное серебро, чистый металл, говорят, заключивший в себе свет Тэлпериона… - явно бредивший Тэви попытался засмеяться, получился просто шелест чуть погромче. - Эру, как же оказалось просто… - Просто ему… Это про то, как твоего папашу завалить оказалось? Делать нечего, подошел и прибил… Нечисть-то она, я слышал, что мифрила боится, но не думал, что так оно… Кажется, ночью Лит просыпалась и слегка расшевелила почти не гревший костер, приносила пить, но Даин бы не сказал, показалось или нет. А утром оказалось, что пала одна из лошадей, то ли загнанная под двойной ношей, то ли напившись воды из отравленного источника. До какого-то камня Даин добрел и даже остроухого дотянул, но взобраться не то что на седло, а и на сам камень уже не смог. Другой так и вовсе попытался завернуться в плащ и наконец умереть окончательно, даже не попытавшись подняться. - Поезжай сама, - велел гном. - Доберись до жилья. - Я сейчас помогу тебе. - Не дури, ты никого нас не поднимешь, уходи. Найдешь жилье, добудешь лошадей или козлотуров — и вернешься. Даин отлично знал, что жилья тут не встретить еще долго, но остроухая тоже это понимала, принявшись голосить так, будто уже хоронила их всех, и даже цыкнуть пришлось: - Катись давай! Кольцо-то вернула ж… Уходить она отказалась, кроме как собрать еще ветоши и хвороста, чтоб развести огонь заново и попытаться сложить подобие навеса, и до дальнего ручья за водой. Огрызалась или снова плакала, но уперлась намертво, сколько Даин ни уговаривал и ни бранился, и потом уже просто сидели у камня молча. Ждать было нечего, кроме как орков с любой из сторон, и удивительно оказалось, что остроухий, вроде как оживший ближе к сумеркам, заговорил, то послушалась. Эльфийскую квени, если не буквы, а речь, Даин понимать наловчился, да так, будто с детства учился, а не меньше полугода кое-как ковырял: Тэви уговаривал сестру предупредить людей, гномов и их собственное племя о том, как смогли они одолеть Врага, говорил, сколько она сможет спасти, если однажды он таки вернется, а он точно вернется, ведь кольца так и не нашли… Лит снова плакала, но меньше, и все-таки оседлала лошадь. Два раза возвращалась и обещала, что обернется за день или два, но наконец-таки пропала из виду. Не только потому что далеко, но и потому что уже по темноте пошел снег. Пока хоть как-то хватало тепла и света от костра и пока хватало еще воды (снег продолжил падать и можно было не сомневаться — теперь-то ее хватит точно), эльфийского хлеба и комков плесени, а слышно не было не только орчьих отрядов, но и обычных степных волков, то все было еще неплохо. Несколько раз, правда, когда Даин впадал в забытье слишком надолго, то огонь пытался гаснуть, а разок даже к эльфу и гному попытался было примериться особо бойкий падальщик из числа налетевших таки на дохлую лошадь. Тогда, чтоб как-то заглушить и застревавшие в ушах клекот и карканье, и невесомое дыхание эльфа (каждый раз приходилось гадать, а вздохнет ли снова), Даин попытался петь. Кроме шепота не вышло, и звучало преотвратно, натуральным бредом: Пусть вечерняя звезда взойдёт над тобой, Может быть, при свете дня ты будешь другой, Но сейчас твой дом далёк, и твой путь так одинок… А потом бред сменился совсем уж сном, за которым наверняка пряталась смерть: снился жаркий огонь и пекущийся в печи румяный хлеб, такой чудесно пахнущий, что даже не чувствовалось, как уже начинает смердеть конская туша неподалеку, снилось блаженное тепло наброшенной шубы, ласковая Лит и в руках у нее чашка какого-то колдовского отвара, а прохладная рука ложится на горячий лоб.