Где-то там, на небесах...

      Мне кажется, я схожу с ума. Что меня уносит течением от берега здравомыслия всё дальше и дальше. Что я, как когда-то в детстве, уснул на качающихся волнах моря, и теперь оно затягивает меня прямо в свое сердце. Хоть и медленно, но зато уверенно и прямо в цель. Что тело перестало слушаться, подчиняться, живет отдельно своей жизнью, просто плывет по течению, а Я — это что-то тонкое и хрупкое, заточенное в нем. И оно может погубить нас обоих.       Тогда меня вытянул из бессознательности испуганный крик матери. Помню, она отлучилась всего на пару минут, но, вернувшись, чуть ли не впала в панику, не заметив нигде своего сына. И её зов. Сперва мне казалось, что всё это сон, но крик не прекращался, и я, весь разморенный водой, очнулся. Стало страшно. Наверное, сильный испуг за жизнь и выброшенный в кровь адреналин помогли добраться до берега. Я тогда еще плавал плохо, потому суетливо перебирал ногами и руками, отталкиваясь от воды. И смотрел на приближающийся силуэт матери. Она спасла меня, вытянула буквально за шкирку. Только оказавшись в крепких объятиях, я почувствовал, что нахожусь в безопасности. Словно накрытый массивным треугольным щитом, символизирующим триединую защиту: от болезней, стихийных бедствий и душевных беспокойств. Матерь тогда была моим укрытием.       И вот я снова бессознательно дрейфую вглубь моря. Оно — хитрая ловушка, поставленная собственноручно, как капкан, лишь единой слабостью ума. Потерянный, с усыпленной бдительностью. Только вот кто на этот раз вытащит меня из глубокого обморока? Помогите…       Этот призыв о помощи является не только глубинным и скрытым желанием, скорее крайней необходимостью. Приходится каждую минуту бороться, метаться между «хочу» и «надо». Этот непрерывный мысленный поток изматывает хуже всяких физических побоев. И некуда от себя деться. Не в силах остановить это. Мало-помалу схожу с ума. Самому себе тяжело признаваться в этом. Не говоря уже о том, чтобы озвучивать вслух. Да ещё и кому — призраку? Галлюцинации?       Признаться, это самая сумасшедшая галлюцинация в моей жизни. Не сказать, что их было много, но это явно перебор! Это нечто сейчас сидит и смотрит прямо мне в глаза, терпеливо выжидая, пока оклемаюсь от шока. А я просто застыл и вылупился на него, ожидая, что вот-вот, да испарится, рассеется, как пар. На долю секунды даже показалось, что так оно и происходит. Но… Показалось. Если бы я мог мыслить трезво, пребывая в своем обычном состоянии, думаю, что сорвался бы сейчас и обсыпал его самой грязной бранью, на которую только способен. Облаял бы как бабу базарную! Но не могу, а главное — и не хочу. Его пронзительный взгляд меня сдерживает. Сомневаюсь, конечно, что передо мной не плод больной фантазии, но пусть так. Он хотя бы скрасит мое одиночество, пускай мне и не хочется этого. Или, все же, хочется? Я запутался. Кап. Кап. Кап.       Эта клятая вода капает мне на нервы даже больше, чем до сих пор нерушимая тишина. И чего он добивается этим молчанием? Я нервно постукиваю пальцами по полу. Заговорить, что ли, первым? А если он этого и добивается? Странно, но меня вдруг посетили мысли, совершенно мне не свойственные: что он — это якобы призрак умершего когда-то в этой камере преступника. Не выдержал, бедняга, терзаний, вот и испустил дух. И теперь не может упокоиться, скитаясь по заполненным камерам, и сводит заключенных с ума. И я — его следующая жертва. Моя мама всегда верила в такие глупости, но на меня это не распространялось. Вплоть до этого момента. По крайней мере, это единственное логическое объяснение, которое у меня есть. Второй вариант — я псих. Но первое предположение мне нравится несколько больше. А теперь этот призрак сидит и улыбается — сдержанно так, будто с насмешкой. Вот урод же! Но, кажется, постепенно я привыкаю к его присутствию, раз обращаю внимание на эмоции. Неужели, и правда, псих?       Господи, да что же это за хрен-то такой? Он прекратил лыбиться и теперь его глаза впиваются в меня будто иголки. Если бы взглядом можно было убить, думаю, до казни я бы и не дотянул. И что это за безумный спектр эмоций: то лыбу травит, то смотрит исподлобья; только черная челка на глаза и спадает. Мало того, что мертвец, так ещё и с раздвоением личности? Или просто близнец по гороскопу?       Но если он решил, что меня можно этим испугать, то это его большая ошибка. Глаза в глаза. Я не собираюсь играть с ним в поддавки: если хочет что-то сказать — пусть говорит первым, я ему не сучок, который можно сломать одной рукой. Пускай я и побитый, но поддаваться чужим манипуляциям не стану. Он чуть склоняет голову в бок, приоткрывая рот. Цокнув языком, «призрак» потирает губу средним пальцем и, выдохнув, опускает глаза. Он внезапно смягчился. Может, я его не правильно понял? Тяжело гадать по одним лишь жестам. Моральная победа за мной, так что, пожалуй, сделаю ответный шаг навстречу.       — Значит… Твое имя Бэкхён? — мне показалось, или он стал более расслабленным? Почему у меня сейчас появилось чувство, как будто бы мной умело с манипулировали… Вот же черт!       — А я уж думал, ты забыл. Собирался, вот, напомнить. И нет, не черт — всего лишь ангел-смерти, — абсолютно беспристрастное выражение лица почти вывело меня из себя. Ну и что это за ирония в голосе?       — Можешь называть себя как угодно. Я…       — Мне известно о тебе даже больше, чем может показаться, — нагло прервал мою фразу. А казалось, он достаточно терпеливый.       — Правда? И что же? — я не смог сдержаться, чтобы не проявить ухмылку. Нарочно. Чтобы позлить. А он выглядит уверенным в себе. Думаю, с ним будет интересно потрепаться ни о чем — как раз то, что нужно перед смертью, да? Он хоть немного отвлечет меня от назойливых мыслей и страха. Отлично. Вот если бы ещё и боль в теле забрал — клянусь, расцеловал бы на месте.       — Не думаю, что твоя биография является самым важным вопросом в данный момент. Не успел упомянуть этого ранее, но я пришел не просто поболтать по пустякам и составить дружескую компанию, знаешь ли. Хочу помочь тебе.       — Помочь с чем? Ты спасешь меня от смерти?       — Нет, это не в моей компетенции.       — Тогда не понимаю, — что за ерунда? Хоть я и не могу пока разобраться в смысле его слов, но серьезный вид этого… ангела меня обескураживает.       — Я не могу спасти твое тело, но зато в моих силах помочь Тебе, — становится не по себе от того, что такие слова вводят меня в растерянность. Не знаю, что и ответить. Он что, шутит сейчас?        — Ты — душа, Чанёль. Не нужно ассоциировать себя с физической оболочкой, — нет, кажется, серьезно. Правда ангел-смерти? Он кивнул головой. Неужели и мысли мои читает? Если так, тогда…       — Наконец-то ты понял. Извини, что пробрался в личное пространство, понимаю, не приятно. Но я посчитал это крайней необходимостью для налаживания контакта. Хоть ты и сопротивлялся, как мог, — чувство, будто душу на изнанку вывернули! Ты слышишь и это? Отвратительное ощущение. Как в открытом поле перед лютым врагом стоишь, голый. Прекрати!       — Хорошо. Прошу простить, — он склонил голову. Кажется, и впрямь чувствует вину. Неужто правда отсоединился, или что они там делают? Нужно проверить, а то вдруг он окажется лжецом. Опираюсь на руки и, сдерживая стоны, с сидячего положения принимаю горизонтальное, в надежде, что тошнота и ноющая боль хотя бы уменьшатся, и будет удобнее вести беседу — невыносимо. Эй, призрак, слышишь? Не реагирует. Черт в юбке… Тоже. Значит, сдержал свое слово — на его лице и мускул не дернулся.       — Ты же смерть. Накой тебе спасать мою душу? — это первый вопрос, появившийся в моей голове. Мне стало просто любопытно, не более. Краем глаза я увидел, как он кладет руки на колени, принимая позицию «лотоса». Готовится к долгой лекции, или как? Смешной он.       — Смерть — это не личность, а естественный процесс. И это не конец, как принято полагать, а продолжение жизни, но уже в иной форме. Все не так, как может показаться. Но ежели ты надеялся перед смертью увидеть женщину с косой — поспешу огорчить — встретишься с проводником, то есть, с ангелом-смерти.       — Мда… Женщина была бы явно лучше, — не знаю, для чего я это сказал, но моя реплика явно вызвала у него негодование. Ну ведь это же правда! Зачем мне сдался этот парнишка в последние-то секунды жизни насущной. Девушки — намного приятнее. — А противоположного пола проводники у вас бывают?       — Бывают. Но тебе не повезло. Смирись. Неуместная шутка, — и то правда, мне почему-то захотелось бросать колкие фразы и подшучивать. Он, видимо, хорошо умеет занимать людей. Хоть и реально напряжный тип.       — Как ты мне поможешь?       — Подготовлю к уходу, — я повернул голову в его сторону и с недоумением заглянул в глаза. — Хоть я и сказал ранее, что смерть — это всего лишь переход, но то состояние, в котором пребывает душа перед тем, как выйти из тела и то, чему посвящены её мысли — определяет её будущее положение. Если человек боится или думает о материальных благах, которые он не хочет покидать, или не успел насобирать, его привязка к этому телу будет усиливаться, и душа такого человека долго еще будет бороздить между мирами, страдать, не в силах отвязаться от материи. Это не столь приятно, уж поверь. Если человек уходит с ненавистью, он также застрянет, будучи не в силах отпустить обидчикам — а это ещё страшнее. Поэтому так важно следить за собой в такой момент и думать о том, что жизнь его прошла по воле Всевышнего, ни о чем не сожалеть, не плакать и не просить спасения.       Я вслушивался в каждое слово, ничего не упуская. Ранее, конечно же, я задумывался о смерти, но и мысли не промелькало именно о процессе подготовки и ухода. Наверное потому, что воспринимал смерть окончанием всего. Если ты умер, то тебя больше нет. И точка. И сейчас я не знаю, смогу ли окончательно впустить себя всю ту информацию, которую он желает донести.       — Ты можешь верить, можешь не верить, от этого оно не прекратит свое существование, понимаешь? Истина непоколебима, Чанёль.       — Тогда что насчет религий, Бэкхён? Какая из них истинная? — я впервые назвал его по имени.       — Ни одна. И все, — я свел брови, и он, кажется, это заметил, так что незамедлительно продолжил, дабы я сам себя не завел в дебри: — Если говорить проще, то все религии — это отображение одного и того же процесса — служения Высшему Разуму, Богу. Землю населяют абсолютно разные люди, с различным менталитетом и восприятием. Для кого-то может быть легче для восприятия то, что для другого окажется глупостью, и не более. Так что все божественные воплощения, которые когда-либо повидал мир — это были воплощение аватаров. Собственно Бог, который представал перед разными народами в разных обличьях. Из этого истекает, что каждая религия является носителем истины. Но…       -…, но люди эту истину со временем превращают в правду, коверкая, и перефразируя по-своему неизменные учения, верно? Устраивают религиозные войны, дабы доказать, что Их Бог — единственный настоящий, при этом переступая через его заповеди и желания. Поэтому ни одно из учений не сохранило свою подлинность, и в современном мире мы можем видеть лишь исковерканную версию — ни одна не является абсолютной истиной. Я угадал?       — Нет, — выдержал паузу, — ты знал это! — он улыбнулся. Сейчас я впервые стал созерцателем его настоящей улыбки. Искренней. И, сказать честно, было мило. В этот момент Бэкхён выглядел мальчишкой. Кстати, а сколько ему лет? Нет, спрашивать об этом я не стану. Не думаю, что он соизволит потешить мое любопытство.       — У тебя появились вопросы, верно?       — Да, есть пару, — много, очень много. Но не стану же я озвучивать подобное! Еще чего. Хотя, кажется мне, он и сам об этом догадывается. Больно уж наблюдательный тип. Могу ли доверять ему? Ох, Чанёль, ты уже одной ногой в могиле, так что ответ сам выплывает. Терять нечего!       — Рай или ад. Разрушь все стереотипы, расскажи, — я снова обратил к нему свой взгляд. И вновь наткнулся на серьезное выражение лица. Тот случай, когда мимика красноречивее языка. Хоть слушать его и приятно. Голос не режет по ушам — это уже хорошо.       — Сейчас принесут ужин. Тебе необходимо поесть и переварить весь наш разговор. Если продолжим сейчас — может произойти отторжение информации. Отдыхай, Чанёль. Я вернусь позже, — он дотронулся до моей руки. Даже если я не почувствовал прикосновения как такового, то точно могу сказать, что было ощущение тепла. Это его энергия? Если так, тогда мне хочется, чтобы этот ангел отдал мне частицу. Он исчез, а я закрыл глаза с пониманием, что когда разомкну веки, останусь наедине с самим собой. Потому и не открывал до тех пор, пока до меня не донеслись шаги из-за двери: охранник разносил порции еды. Улыбаюсь. Как бы я не пытался противиться, Бэкхён вызывает у меня чувство доверия. И это выше моих желаний отстраниться от нахлынувших ощущений. Мне всегда давалось с трудом сближение с кем-либо. А этот «призрак» прямо в душу сегодня залез. Вот паршивец! Возможно, это всё лишь оттого, что в моей жизни было слишком мало тепла. Особенно остро нехватка ощущается сейчас — в полном одиночестве и мучениях. Так что позволю-ка наконец себе довериться хоть кому-то. Даже если это и будет упрямый «призрак»!       — Заключенный! Жрать подано!