Враг моего врага

Все утро проходит в дыму погребальных костров. Песни разной тональности, но одинаково печальные по содержанию летают над лагерем. Горечь победы притупила контраст двух армий, смазала нетерпимость к чужим традициям и стратегии, и впервые за все дни Союза больше нет подначек, объявлений дуэли и беспорядков в лагере. — Я бы на твоем месте выпотрошил трупы и раскидал их по округе для устрашения остальных, — неприязненно произносит Эрлинг. — Мы воздаем почести всем воинам, павшим в битве. И своим… — Сайго поджигает хворост, от которого загорается большой костер, где обретут покой погибшие Всадники. — И чужим. Эрлинг морщится и отворачивается. Ему не понять такой снисходительности к врагу. — Они бы для тебя такого не сделали. Сайго молчит, вглядываясь в языки пламени, что лижут мертвого противника. — Скорее всего, это был патруль, случайно напоровшийся на наш лагерь… Это объясняет малочисленность атакующих. В любом случае Всадники уже знают, что мы идем. Торопиться теперь бессмысленно и прятаться тоже, — Главнокомандующий складывает руки в замок, вглядываясь в карту местности. — Эти… штуки, которые ты привез… сколько нужно времени на сборку? — Эрлинг имеет в виду метательные установки. — К полудню закончим. — Тогда в полдень? Сайго медленно кивает. — Много воронья сегодня слетелось. Славная будет битва. — Северянин чешет бороду и смотрит на безоблачное небо. — Скажи Старому Бьерну, — Сайго прикрывает глаза и вздыхает, — пусть сегодня усерднее молится. Эрлинг кивает с усмешкой. Вороны пронзительно каркают над их головами. Иссушенная, измученная земля, пошедшая трещинами, раскинулась перед их взором. Воевода стоит, опираясь на свой топор. Его люди занимают свои позиции. — Драться-то сегодня будешь? — лениво спрашивает он у подъехавшего Сайго. — У меня другие методы. — Лошадь всхрапывает и нервно переступает под всадником. — Но я желаю вашим топорам утолить жажду кровью врага. — Ага. Но я тебе должен. Как мне вернуть долг жизни, если ты не бьешься? — Одержите для меня победу, славный Эрлинг, и будем считать, что мы в расчете. — Голос звучит глухо из-за маски. — Договорились. — Северянин бьет ладонью лошадь по крупу, и та скачет в сторону от построений. Сайго вытаскивает на ходу меч из ножен и, подняв его вверх, проносится мимо колонн своих воинов. Штандарт раскрывается на ветру и вспыхивает алым на солнце. Эрлинг не понимает, что такого видят воины Востока в своем Главнокомандующем, который не ведет их в бой, а отсиживается за их спинами. Но что-то такое определенно в этом есть, раз стоит им его только увидеть, как сотни глоток ревут и колонны начинают движение, набирая скорость, готовясь смять врага или погибнуть. Завораживающее зрелище, если честно. «Обязательно выведаю его секрет», — решает про себя Эрлинг. Дальше уже нет праздных мыслей, все тело звенит в ожидании боя, и, громко гикнув, он вскидывает топор и возглавляет своих воинов. Снаряды сбивают драконов, но не всегда удается раздробить им челюсти точным запуском. И потому даже упавший дракон продолжает поливать вокруг огнем. Всадники при падении выживают всегда. Рука Эрлинга уже онемела от бесконечных ударов сверху вниз и слева направо. Пахнет кровью и огнем. В какой-то момент щит разлетается в щепы. Несколько драконов вспыхивают от своих собственных залпов — их удалось облить горючим. Вокруг словно разверзся ад. Наконец, трубит рог. То ли прошла тысяча лет, то ли несколько минут. Эрлинг тяжело опускает топор на шею дракона, слышится хруст сломанного хребта, и тварь издыхает. Воевода шатается, ему удается устоять, только опершись о топор. Он стирает с лица кровь и пот, оглядывается. Все поле, сколько хватает глаз, усеяно трупами. Пепел летает над землей, солнце скрылось в дыму. Один за другим с разных концов трубят рога, оповещая, что битва окончена. Вдали визжат выжившие драконы, что уносят своих Всадников с донесением о поражении. — Один бой, — тоскливо-удовлетворенно шепчет Эрлинг. Северянин, с трудом волоча ноги, взвалив на плечо топор, тащится в лагерь, по пути высматривая своих воинов. Внезапно он замечает, что на наблюдательный пункт Главнокомандующего напали. Небольшая возвышенность опалена полностью, там, где была личная охрана Сайго, кружится на ветру горстка пепла. Дракон мертв, но его Всадник целехонек. Главнокомандующий разворачивает лошадь и внезапно спешивается. Эрлинг решает задержаться и посмотреть, что будет. Теперь понятно, зачем этот громоздкий шлем и дурацкая маска. Сайго бьется с противником, словно танцует какую-то пляску смерти. Во всем этом облачении картина по-настоящему жуткая. Лязг мечей и танец теней на оплавленном песке. Эрлинг в который раз вынужден признать, что Сайго хорош, чертовски хорош в ближнем бою. Всадник ищет брешь в доспехах Главнокомандующего, и ему это удается. Эрлинг шипит, досадуя, что Сайго достали. Меч падает на песок, но Главнокомандующий ловит рукой в перчатке лезвие меча противника и, притянув того к себе, срывает с головы шлем и вбивает рогами в лицо Всадника. Тот заваливается на бок и дергается в предсмертных конвульсиях. Сайго извлекает шлем и вновь водружает его себе на голову. Когда Главнокомандующий вновь садится в седло подошедшей на его свист лошади, рога шлема багровые. Если бы Эрлинг мог, он бы аплодировал сейчас. — Вижу, отсидеться сегодня не удалось, — насмешливо произносит Воевода, подходя к занятому погребальным костром Сайго. — Атаку мы отбили, но я потерял друга, Рейки был отличным солдатом. — В тонких пальцах Главнокомандующего курится тонкая палочка благовоний. Вдруг рука его дергается, и палочка едва не выпадает, а Сайго едва слышно шипит сквозь зубы. — Достал? — в голосе Эрлинга едва уловимое сопереживание. Сайго досадливо морщится, но молчит. Они хоронят павших, обходят раненных, организуют сбор уцелевшего оружия, занимаются ночлегом. И только глубокой ночью Эрлинг сталкивается с бледным, как полотно, Сайго. — Ты как? — Все хорошо, благодарю за заботу. — Сайго пытается обойти массивную фигуру Воеводы, но неловко оступается и едва не падает. — Нога? — участливо спрашивает Эрлинг, не делая попыток помочь. — Ничего-то от вас не скроется, — звучит устало и слегка раздраженно. — Ну еще бы… Могу предложить плечо. Довести? Некоторое время Сайго молчит, оценивая свои силы, и, наконец, кивает. — И даже самым стойким из нас порой нужна помощь. В этом ничего зазорного нет, — говорит Эрлинг, помогая Главнокомандующему добраться до его расположения. — Не уверен, что вы понимаете…, но мои люди верят, что их предводитель неуязвим. Не знает страха и усталости, не теряет кровь и не оплакивает потери, — голос Сайго тусклый и безэмоциональный. Голос смертельно уставшего человека. — Они идут сражаться за меня, покуда вера их непоколебима. Я не могу быть слабым, иначе как я приведу их к победе? Я не человек… некий образ, абстракция. — Божество, — негромко произносит Эрлинг. — Вы мне льстите, славный воин Севера, — тихо посмеивается Сайго. Тем не менее, вспоминая сегодняшнюю битву Главнокомандующего и Всадника, свидетелем которой он был, Эрлинг убежден: если и бродит по земле дух войны, то он и есть Сайго. — Благодарю. — Тем временем они дошли, и Главнокомандующий, отпустив плечо северянина, чинно кланяется, прощаясь. Эрлинг хмурится, увидев, что его одежда выпачкана в крови. Он протягивает руку и касается тяжелых темных пластин доспеха Сайго. Липкие. — Ты ранен. — Я знаю, — спокойно отвечает тот. — Сейчас лекаря позову. — Не стоит. Все в порядке. — Сайго начинает снимать доспехи. — Я справлюсь. У лекарей другой работы полно… — Тебе бы себя поберечь. — Эрлинг, не спрашивая разрешения, начинает распускать шнурки на доспехах Сайго, помогая от них освободиться. — А кто мне говорил давеча, что я прячусь за спинами? — Главнокомандующий слишком вымотан, чтобы протестовать. Да и рана кровит все сильнее, нельзя ее дольше игнорировать. — Думаю… я должен извиниться за свои слова, — глухо произносит Эрлинг. Сайго замирает, снимая рубаху, насквозь пропитанную кровью. — Вы… что? — Не заставляй меня повторять! — рычит Эрлинг, мотая головой. — Ладно, — мирно соглашается Сайго, не меньше самого Эрлинга пораженный внезапным извинением. — Вам тоже нужно показаться лекарю и лечь спать. Это был длинный день. Воевода разворачивается и уходит. Сайго раздевается полностью и рассматривает свои увечья. Длинный порез на бедре и колотая рана на боку. Жизненно важные органы не задеты, но рана глубока, и это плохо. Густая багровая кровь обильно вытекает, несмотря на все попытки ее остановить, которые предпринимал Главнокомандующий. — Вы? — удивляется, видя вернувшегося Эрлинга, Сайго. — Угу. Воды принес. И тряпок чистых. Покажи. — Он самоуправно разворачивает к себе Главнокомандующего и присвистывает. — Глубоко. — Печень цела, и ладно. — Прижечь бы… — Прижигай, — равнодушно соглашается Сайго, застыв куклой в руках Эрлинга. Усталость навалилась разом и по ощущениям придавила к самой земле. От боли уже не на что отвлечься, и она обрушивается, заставляя Сайго дышать сквозь зубы с присвистом. Вода в чаше вся окрасилась в бурый. Эрлинг, глядя на это, хмурится. Уже столько раз обтер, а кровь все течет и течет. Сайго клюет носом, то ли засыпает, то ли сползает в обморок. — А с ногой что? — спрашивает Эрлинг лишь бы удержать Сайго в сознании. — Зажми вот тут… Сам в это время тщательно прожевывает лекарственные травы и прижимает получившуюся кашицу к ране на бедре Главнокомандующего. Тот вздрагивает от прикосновения теплой шершавой ладони. — Колено раздроблено. — И ты все еще ездишь верхом? Я видел воинов с раздробленными коленями… Те, кто оправился, едва ходить могли. — Значит, мне повезло. — И где тебя так? — хотя Эрлинг уже догадался. Ему подсказали эти полосы на спине. Следы от пыток. — Я был в плену. — И? — И выжил, как видишь, — бледно улыбается в сгущающихся сумерках Сайго, прижимая тряпку к ране. — Ну значит, и сейчас вытянешь. — Ну разумеется, — покладисто соглашается раненый. — Мне нельзя иначе. Какое-то время они молчат. Эрлинг занят приготовлениями к прижиганию. — Готов? — спрашивает он, примериваясь к ране. Сайго сжимает зубы и кивает. — Ай! — Возглас, сорвавшийся с его губ, вводит в ступор Эрлинга. Он ожидал чего угодно: крика, ругани, даже удара, возможно, сжатых кулаков и спертого дыхания. Даже слезы вызвали бы меньшее удивление. Но Главнокомандующий как-то странно пискнул и айкнул, и это… ну очень странно. Словно извиняясь за слабость, Сайго улыбается дрожащими губами и вытирает со лба пот, вздыхает, глядя на запекшуюся кровь, надежно запечатавшую кровеносные сосуды. Воевода сводит края раны и стягивает их чудовищного вида иглой. — Однако же… тяжелая у вас рука, воин, — морщится Сайго, стараясь не дернуться. — Сам от лекаря отказался. Терпи. — Но вразрез с ехидным тоном Эрлинг старается действовать максимально осторожно. — Терплю. Спустя несколько мучительных стежков Эрлинг туго бинтует своего подопечного. — Главнокомандующий! Господин! — доносится со стороны лагеря. — Ну что опять? — раздосадованно шипит Сайго. — Лежи, сейчас разберусь. — Эрлинг властно укладывает попытавшегося встать Главнокомандующего. Он поднимается навстречу воину, спешащему к их расположению. — Ну? — Где Главнокомандующий? — Спит он. Умаялся. Чего надо? — Нет, мне надо видеть господина, — артачится воин. — А ему тебя видеть не надо, — уже начинает злиться Эрлинг. — Что случилось? — Сайго подходит к спорящим. Цепкий взгляд северянина не замечает ни единого намека на то, что мужчине больно или что рана вообще причиняет неудобства. Воин что-то шепчет на ухо Сайго, и тот кивает, торопливо следуя за ним. Эрлинг вздыхает и тоже присоединяется. — Что на этот раз? — Нас отзывают. — Вас? — удивляется Воевода. — Но как же Огненная Крепость?! Мы должны дожать врага! — Нас всех. Это приказ. Выступаем с рассветом, — обрывает Главнокомандующий, поправляя походное платье, накинутое впопыхах. Эрлинг хочет было поспорить, как его тоже вызывают. Его отряд готов выступить хоть прямо сейчас, но он прислушивается к Сайго и дает отмашку отдыхать до утра. — Думаю, никто нас не осудит, если и мы поспим. С ног валюсь, — в доказательство своих слов Воевода широко зевает и потягивается, гремя так и не снятой кольчугой. — Это было бы славно, — соглашается Сайго. — Благодарю за помощь. Доброй ночи. — Давай, пора на боковую. — Эрлинг машет на прощание и идет к своим. Казалось бы бесконечный день все-таки закончился, вскоре костры присыпают, перестают стучать ложки по котлу, то тут, то там раздается посапывание и храп, возня раненных и тихие разговоры часовых. Лагерь погружается в заслуженный сон.