Враг моего врага

Когда стены Огненной Крепости дрогнули, Сайго велит не останавливаться. Осадные орудия вновь принимаются колотить камни, солдаты сменяют друг друга, и работа кипит. — Драконы вроде стали мельче, — задумчиво произносит Йорун. — Недавний выводок, — кивает Главнокомандующий, держа шлем под мышкой и глядя, как огромные трещины расходятся с каждым ударом тарана. — Господин! Драконы! — подходит уже третий гонец за последнюю пару часов. Драконьи Всадники усердно поливают огнем и стрелами осаждающих. Снова и снова вылетают из-за стены новые отряды. — Не прекращать работу! Огнеметы. — Сайго поднимает руку и сжимает кулак. Орудия заряжают и ждут сигнала. — Огонь! — Рука Главнокомандующего опускается, и вместе с ней в небо летят залпы. Отряд почти полностью уничтожен, кого не сбили, улетает в сторону, чтобы совершить круг в вышине и снова атаковать. — Заряжай! — Однако, вы не жалеете своих людей, — отмечает пожилой северянин. Его воины отдыхают, ожидая, когда стена рухнет. — Дойдя до этой точки, возврата нет, рано расслабляться. Огонь! И так снова и снова, пока не раздается чудовищный грохот. — Ну теперь наш черед, — одобрительно произносит Йорун, поднимая свой топор. Стена рушится, поднимая клубы пыли, задевая осадные орудия с этой стороны и притаившихся защитников крепости с той стороны. — Вперед! — пролетает приказ Сайго, и рев тысяч глоток с обеих сторон стены сотрясает округу. Сайго надевает шлем и пришпоривает коня. Когда камни разрушенной стены становятся скользкими от крови, когда кладка драконьих яиц уничтожена полностью, а защитники крепости казнены на площади, Великий Йорун приказывает остановиться. Он находит Сайго в самом центре казней. Рога его шлема багровые, а подошва обуви чавкает от крови. — Хватит. — Но Главнокомандующий его не слышит. — Хватит! Мы сражаемся с теми, кто держит оружие, а не со вдовами и сиротами. Сайго выпрямляется и стряхивает с меча капли крови. Оглядывается и в первые пару секунд ужасается сам, какую резню тут устроил. — Убрать оружие, — негромко произносит он, и один за другим раздается лязг убираемых в ножны мечей его солдат. — Когда-нибудь они захотят отомстить за то, что я сделал с их братьями и отцами. — Главнокомандующий задумчиво смотрит на мальчика лет пяти, прячущегося за кадкой с водой. — Ну что ж… Так тому и быть. — И добавляет громче: — Женщин не трогать! Не хватало нам бастардов оставлять после себя. Огненная Крепость пала, рассыпавшись едва ли не в пыль. Королевская семья прилюдно казнена, казна разграблена, а драконья кладка уничтожена. — Лет через десять ваши мальчики смогут удержать поводья и мечи, а нынешние однолетки-драконы дадут потомство, которое сможет сражаться. Тогда мы вернемся, — негромко произносит Сайго, обходя согнанных на площадь выживших, большинство из которых женщины, старики и дети. — А пока… пусть в ваших летописях останутся истории о воине с оскалом зверя, с рогами, что царапают небо, воине, разрушившем Огненную Крепость и залившем кровью ваши земли. Йорун поглаживает бороду и стоит чуть поодаль. Странные порядки у этих людей с востока. Только что рубили всех без разбора, а теперь хоронят врагов как равных. Это было мерзкое чувство. Всегда мерзкое, противное, скользкое чувство после войны. Никакого триумфа победителя, только усталость. Сколько бы битв не проходило, а привыкнуть к этому отвратному запаху чужой крови не получается. Сайго оттирает с себя кровь и размышляет о том, что вот и еще одна война выиграна. Одна война закончилась, чтобы началась новая. Печальный круговорот. Нет победителей и проигравших, есть выжившие. Вот и все. Он несколько часов разжигал костры для своих воинов и чужих, провожал глазами дым погребальных костров и испытывал только безграничную усталость. Эрлинг бредит и пробирается темными тропами, уходя все дальше от мира живых. Сайго вглядывается в заострившиеся черты и жалеет о том, что нельзя разрушить крепость повторно. — Что говорят ваши боги? — спрашивает Главнокомандующий, не оборачиваясь на вошедшего в палатку Йоруна. — Молчат, — мрачно отвечает тот, подходя ближе. — В долине смертной тени все тропы одинаковы. Как же он найдет ту, что вернет его к живым? — Сайго потирает переносицу и со вздохом поднимается с колен, отходит от Эрлинга, давая возможность отцу приблизиться к сыну. Эрлинг умирает, и его не вернет кровь врага. Не вернут слезы и стенания. Воевода уходит, оставляя после себя тоску в душе Сайго. Расстаться, будучи живыми, было бы в разы мучительнее? Или наоборот? Сайго внезапно думает, что это легче. Эрлинг умрет, принадлежа лишь ему, он не покинет Главнокомандующего, оставляя призрачную мучительную надежду с бесконечными «а если бы». Эрлинг навсегда останется для него таким: живым, дерзким, способным отразить любой удар или наполнить тело звенящим наслаждением. Они не уходят, оставаясь лагерем у стен Огненной Крепости, залечивая раны и молясь за безнадежных. Когда воины Севера уже готовят топливо для погребального костра, Йорун приносит жертвы, чтобы боги приняли его сына как великого воеводу, а Сайго смиряется с неизбежной потерей, Эрлинг внезапно начинает поправляться. Сайго всерьез обдумывает предложение Императора остаться в Огненной Крепости, чтобы следить за выплатой контрибуции и не дать новому королю собрать армию. Но возбуждение в половине северян привлекает его внимание. — Что празднуем? — интересуется он, подходя к одному из воинов. — Воевода в себя пришел! — Что? — Сайго только вчера его навещал и попрощался, пообещав не забывать. — А вот так! Взял и очнулся! Чудо, не иначе… — Мда уж… чудо, — медленно произносит Главнокомандующий, глядя на вход в палатку, где лежит Эрлинг. Который только вчера был при смерти, а теперь… — Эрлинг? — осторожно зовет Сайго, подходя к Воеводе. И замирает на вдохе, столкнувшись со взглядом синих глаз. — Святые небеса, — выдыхает Главнокомандующий, застывая столбом. Нет, он не заламывал руки и не бился в истерике, но ему было действительно тяжело прощаться вчера. Выказывая уважение к памяти павшего воина и к традициям союзника, показывать эмоции во время погребения ему бы не пристало, но прошлой ночью наедине Сайго позволил себе лихорадочные поцелуи и полные тоски взгляды. А вот теперь… Даже немного досадно. Он задавил в себе горе и приготовился принять судьбу надзирателя в подчиненной крепости. Однако теперь этот… несносный северянин вернулся с того света только, чтобы поселить вновь смятение и больную надежду встретиться когда-нибудь снова. — Кажется, ты не очень рад меня видеть. — Хриплый голос Эрлинга выдирает Сайго из ступора. — Я рад… Я рад, просто… — Главнокомандующий прикладывает сложенные в замок руки к губам. — Просто я не знаю, как реагировать. Я терял многих, но никогда не встречал вернувшихся. Если бы ты умер… я бы знал, как жить дальше. А теперь… я просто не знаю, что мне сделать или сказать. — Для начала ты можешь меня поцеловать. Как тебе такой вариант? — Воевода даже пробует улыбнуться, но получается скорее кривая ухмылка. Слабое шевеление руки и едва слышный стон сквозь зубы. — Для только вернувшегося с того света ты больно говорлив, — недовольно произносит Сайго, но, наклонившись, легко касается губ лежащего. — О, Главнокомандующий! Вы уже здесь! — раздается зычный голос Йоруна позади. — А я уж искал вас, чтобы сообщить радостную весть. — Да, я здесь. — Сайго едва успевает отскочить от Эрлинга и торопливо облизывает губы. Видел, не видел? И если видел, то что? Черт бы побрал эти нравы северян! — Безмерно рад, что славный Воевода снова с нами! — Будем пировать и воздавать хвалу богам! — Правитель сгребает ошалевшего Сайго в медвежьи объятия и, болтая о своих планах на вечер, уводит из палатки. Снег припорошен пеплом от погребальных костров, его топчут торопящиеся ноги воинов, что готовятся праздновать воскрешение воеводы и конец битвы. Конец потерям и ранам. Как оказалось, с тем же неистовством, с которым они идут в бой, северяне празднуют. Сайго задумчиво обводит кончиками пальцев края чаши и смотрит по сторонам. Эрлинг, бледный, как полотно, занимает место во главе стола, рядом с отцом. Его разместили полулежа, хотя, как по мнению Главнокомандующего, это празднование доведет до могилы только оправившегося Воеводу. Тем не менее он держит язык за зубами и только успевает прикрывать рукой свою чашу, чтобы щедрые воины не наполняли ее снова и снова. — Не пьешь за здравие сына союзника своего Императора? — негромко спрашивает Эрлинг, наклоняясь в его сторону. — Не хочется, — отнекивается Сайго. — Ты не рад? — с нажимом спрашивает Воевода. Он хмурится, и, словно переменчивое небо, его глаза из льдисто-прозрачных превращаются в насыщенно-синие. — Рад, — просто отвечает Сайго, пожимая плечами. Больше они не разговаривают. Когда чад алкоголя и огня пробирается во все щели, а самые стойкие пьяницы валятся под лавки, Эрлинг сжимает руку сидящего рядом Сайго. До боли впиваясь в плоть, оставляя отметины от ногтей. Сайго переводит взгляд на Эрлинга, затем обращает внимание на капли крови на полу, как рассыпанные ягоды брусники. Глаза Главнокомандующего расширяются, и он решительно встает, чинно кланяется изрядно хмельному Великому Йоруну и уводит Эрлинга с собой. Все настолько пьяны, что, кажется, даже не замечают отсутствия виновника пиршества. Снаружи кружит снежная вьюга. В распаленные лица мужчин летят острые снежинки, а ветер кажется каким-то пряным. От луны осталась только половина. Сайго вдыхает полной грудью и удобнее придерживает опирающегося на него Эрлинга. Его рука становится влажной от крови. — Как бы боком праздник не вышел, — ворчит Сайго, помогая Воеводе добраться до своей палатки. — Это ерунда. — Так уж и ерунда… Они вваливаются внутрь темной палатки и ковыляют к лежаку. Эрлинг тяжело опускается на него и вздыхает. — Ну? — спрашивает Воевода. Прохладные пальцы Сайго касаются его горящего огнем бока, начиная разматывать повязку. Эрлинг вздрагивает, он думал, что Сайго стоит дальше, но, оказывается, он сидит рядом. — Не надо было тебе пить… Швы на месте, но опять кровь пошла. — Рука мягко ощупывает стянутую рану. Эрлинг молчит, концентрируясь на прикосновениях Главнокомандующего. — Огня? — негромко спрашивает Сайго, закончив перебинтовывать рану. — Нет. — Эрлинг настойчиво тянет его к себе. Сайго покорно подсаживается ближе и позволяет себя обнять, растекаясь сбоку от лежащего Воеводы. За палаткой воет вьюга, где-то орут песни пьяные воины, едва слышно, как всхрапывают разбуженные лошади. Эрлинг ловит губами прядку волос Сайго, закрывает глаза и прислушивается к дыханию рядом. Немного повозившись, Главнокомандующий прижимается носом к шее Эрлинга. — Ты пахнешь морем. — А ты моими самыми грязными помыслами. В ответ на это заявление Сайго негромко смеется, целует солоноватую от пота кожу и обводит края повязки. Эрлинг вздыхает и затаскивает Сайго на себя, откидываясь назад. — Погоди-погоди, рана откроется! — суетится тот в кольце рук. — Не дергайся тогда, — советует Эрлинг, зарываясь носом в волосы Главнокомандующего и отыскивает аккуратное ушко, принимаясь его кусать и вылизывать. — Твои грязные помыслы становятся только грязнее от присутствия рядом твоего отца? — посмеивается Сайго, начиная дышать урывками. Толпы мурашек пробегаются от самой макушки вниз по бокам, и волоски на теле встают дыбом. Член дергается в штанах, а пальцы ног поджимаются в обуви. — А давай как будто нет никого рядом? — шепчет Эрлинг на ухо Сайго. — Будто нет вообще мира… Солнца… луны и звезд… — Я все жду того дня, когда ты не сможешь удержать криков. — Пальцы Сайго подрагивают, обводя мышцы Эрлинга. — Когда настанет этот день, я умру, — отвечает тот, стаскивая с любовника одежду. От грохота крови в ушах уже мало что можно разобрать, в темноте все прикосновения острее. Сайго выдыхает облачко пара в быстро стынущей, не прогретой очагом палатке. Когда его губы смыкаются вокруг члена Эрлинга, тот издает какой-то булькающий звук и вытягивается на кровати. Ох, эти лихорадочные ночи в самых непредсказуемых местах, торопливые, одуряюще быстрые, словно каждая лишняя ласка вернется ударом плетью. Их ночи. Их дни похода были наполнены кровью и смертями, сумерки воняли пожарищами и паленой плотью, выбеленными костями, а рассветы приносили только потери. Но ночи были совсем другими. Борода Эрлинга колючая, а ласки излишне торопливые, но Сайго бы отдал за них свой меч, не задумываясь. Ему приходится кусать пальцы, чтобы не стонать в голос. — Я остаюсь здесь, — первое что произносит Сайго, когда перед его глазами перестают разлетаться фейерверки. — В крепости? — уточняет Эрлинг, проверяя свою повязку. — Да. — Император велел? — Император предложил, а я согласился. — Сайго протягивает руку и в темноте ощупью находит руку Эрлинга и тянет того к себе, вынуждая лечь рядом и обнять. — И? — Ты не хочешь стать… гарантом мира между нашими народами? — предлагает Сайго. Его голос не дрожит, но есть в тоне, которым он все это проговаривает, что-то испуганное. — В смысле? — Ты сын Повелителя. Твоя жизнь будет хорошим залогом дальнейшего сотрудничества. — Э… Династический брак? — Эрлинг трется носом о плечо Сайго. — Что-то типа того. — Не думаю, что отец на такое пойдет. — А ты? — Сайго оборачивается через плечо и пытается разглядеть в темноте своего собеседника. — Нет, — решительно отвечает Эрлинг. Главнокомандующий зябко поводит плечами, только сейчас замечая, как холодно здесь. — Твой отец говорил, что хочет срезать путь к морю. И что ваши воины не будут сопровождать армию Императора. — Да, мы разойдемся тут, — произносит Эрлинг, и непонятно, что он имеет в виду: две армии или их с Сайго. В палатке повисает тишина. Сайго не замечает, как засыпает, пригревшись в кольце рук. Но глухой ночью неожиданно просыпается и понимает, что, как ни цепляйся, теперь иного исхода нет: они расходятся навсегда, Сайго остается в Крепости стеречь волю Императора и покой своего народа, Эрлинг отправится к морю и будет жить, прославляя мощь страны северян. Эрлинг тоже резко просыпается, он знает, что позади них стоит его отец. Йорун не вошел, прикрыл полог так тихо, что тот не издал и шороха, но Эрлинг теперь уверен, Сайго останется в Крепости, женится на какой-нибудь местной девушке и будет воспитывать сыновей, укрепляя власть своего Императора, а его ждет казнь, как только их корабли пристанут к родным берегам. Они оба проснулись, словно вынырнули из омута обреченной страсти и призрачных надежд.