Враг моего врага

— Я хочу, чтобы мои боги меня видели! — разносится гулким эхом по каменным коридорам темницы. Но в ответ лишь звенят кандалы. — Брат! — Эрлинг тщетно зовет уходящего во мрак конвоира. Умереть в сыром подвале в окружении крыс и червей, что может быть хуже? Что может быть унизительнее? Они уже подбираются к каменной кладке с той стороны, пищат и скребут, влажно ползут, роют ходы. Скоро. Совсем скоро. Великого Воеводу, принесшего победу и славу Северу, казнят в темноте под землей, в спертой вони темницы. Эрлинг не боится смерти, боли — неизменной спутницы первой. Он боится, что боги не увидят его, не поймут, за что он умирает, почему, пройдя сквозь огонь войны, погибает на родной земле проклятым собственным племенем. Что-то в нем было неправильно, раз не снятся ему пиры и битвы, раз не тоскует тело и душа по нежности дев. Что-то, даже им самим презираемое, из ночи в ночь напоминает о человеке, оставшемся за тысячи футов от него. Эрлинг опускается на земляной пол темницы и пытается сочинить приличествующую случаю молитву, но выходит откровенно плохо. Просьба к богам не складывается, словно слой земли глушит и мысли тоже, не давая им улететь ввысь, а покою поселится в душе, что и так изрядно измучена заключением. К тому же какая-то суматоха наверху отвлекает. Натренированный слух ловит каждый шорох в силу привычки. В конце концов Эрлинг поднимается и тянется к решеткам, насколько позволяют оковы. — Эй?! — И едва не отшатывается, когда подходит стражник и начинает торопливо отпирать засов. — Что? Уже? — Против воли ладони вспотели. Вот и конец. Отец решил не откладывать в долгий ящик… Но довольно быстро Эрлинг понимает, что его ведут вверх. Великий Йорун смилостивился, и ему позволено помолиться под открытым небом? — Провалиться мне на месте, — ошарашенно тянет Эрлинг, когда, проморгавшись от ослепляющего дневного света, замечает невероятное оживление вокруг. Воины торопливо строятся и, судя по всему, готовятся к атаке противника. Кого еще нелегкая принесла? И неужели его помилуют ради дополнительной пары рук с мечом?! И тут трубит рог. Если бы Эрлинг по своему желанию провалился сию секунду под землю, он бы удивился меньше. Потому что он слышал этот сигнал сотни раз во время последнего похода. Когда стражник тычками и понуканиями заставляет Эрлинга подняться на смотровую площадку у ворот, северянин застывает столбом. Внизу аккуратными ровными рядами выстроилась армия под штандартами Императора. Чуть поодаль нервно переступает черная как смоль лошадь, на которой восседает облаченный в доспехи и рогатый шлем Главнокомандующий собственной персоной. Эрлинг присвистывает, а его конвоир велит ему помахать рукой. И вот, щурясь от слепящего солнца, чувствуя себя до невозможности глупо, разжалованный и опозоренный воевода неловко машет. В ответ в рядах осаждающих происходит оживление, свита Главнокомандующего отделяется и скачет в сторону ворот. Белый флаг сигнализирует о готовности вести переговоры. Скрипят петлицы, и ворота медленно расходятся ровно настолько, чтобы впустить всадников. Сайго привел армию. САЙГО. ПРИВЕЛ. АРМИЮ! Эта тысячное войско сомнет оборону Правителя еще до заката, а готовые к атаке орудия прозрачно намекают, что ожидает осажденных в случае неповиновения. Эрлингу кажется, что он во сне. Скорее всего, его уже казнили и агонизирующий мозг напоследок упивается столь желанным развитием событий… Однако знакомый глухой из-за маски голос доносится совсем рядом. — Вы очень благоразумны, Великий Йорун. — Говорящий спешивается и снимает шлем. — Император шлет вам поклон и заверяет, что отныне ничто не омрачит наше славное сотрудничество. Ваш сын станет залогом наших добрых отношений. И только потом взгляд Главнокомандующего обращается к Эрлингу, стоящему с открытым ртом. — Ну здравствуй, драгоценный гарант мира. В комнате, где расположили гостя, теперь уже доброго союзника, царит полумрак. Эрлинга отмывали так, что едва не стерли кожу начисто, он вроде как даже поскрипывает при ходьбе, настолько отдраен. Сейчас он чувствует себя до невозможности глупо, стоя перед Сайго, который сидит за столом, уставленном едой и питьем. — Ешь. — Сайго первым нарушает затянувшееся молчание и подталкивает к Эрлингу блюдо с жареной дичью. — Я не голодал, — пожимает плечами тот. Хотя его откормили только пару минут назад, прежде чем отправить сюда. — Да брось, — отмахивается Сайго. — О ваших тюрьмах легенды ходят! Ты еще скажи, что тебе совсем неплохо тут было! Эрлинг разводит руками. Сайго проводит ладонью по глазам, устало вздыхает и вдруг резко поднимается, как-то суетливо обходит стол. — Ты хоть представляешь, что могло произойти, опоздай я хоть на минуту?! — Что? — Эрлинг склоняет голову к плечу и смотрит на взволнованного Сайго. — Ничего. — Голос Главнокомандующего вздрагивает и ломается. — Ты представляешь? Ничего. И это самое ужасное… На какое-то время повисает молчание. — Я паковал это чертово золото и ждал, пока Император сменит гнев на милость… В конце концов, победителей не судят. Я принес победу, пусть и ценой ослушания. А этот дворец — клоака из сплетен и интриг! И пока до меня дошло, что слухи о твоем заточении не преувеличенная болтовня... — Сайго умолкает, прикрыв рукой рот. Он нервно ходит перед Эрлингом, и тот с каким-то ошарашенным неверием замечает, что Сайго хромает! Припадает на покалеченную ногу и даже немного ее подволакивает! Столько раз был рядом наедине и после ранений, и после тяжелых боев, столько времени провели вместе, а ни разу не видел такого! Эрлинг вздрагивает и только теперь осознает всю реальность происходящего. Он хватает мечущегося Сайго и притискивает к себе, сжимая так, что кажется, кости не выдержат. — Любое решение нужно принимать в течении семи вдохов и семи выдохов, — негромко произносит Сайго, зарываясь пальцами в волосы Эрлинга и заглядывая ему в глаза. — Иначе итог будет плачевным*. Я сомневался и едва тебя не потерял. — И как Император позволил тебе привести армию под стены союзника, только чтобы вызволить любовника? — задумчиво произносит Эрлинг. — Тебя лишь это сейчас волнует? — раздраженно фыркает Сайго, но на вопрос отвечает: — Вся его армия до последнего солдата предана мне… Если я отрекусь от Императора, то без поддержки армии он не протянет и дня во дворце. Там полно жаждущих взойти на трон в обход традиционному престолонаследию. — И он решил, что чем бы дитя не тешилось… Но договорить Эрлингу не дает злой взгляд Сайго. Он отталкивает его от себя и делает шаг в сторону, разрывая объятия. — Ты считаешь, из простой блажи я гнал армию через такое расстояние?! Торопился, загоняя лошадей и солдат?! Шантажировал собственного господина?! Приготовился к осаде в случае отказа тебя выдать?! Ты правда так считаешь? — шепотом, бесконечно устало довершает Сайго свою поначалу громкую и гневную тираду. Эрлинг некоторое время молчит, прежде чем ответить. — Я просто не могу представить, что так тебе дорог. — Наверное, тебе лучше и вовсе этого не знать, — подумав, произносит Сайго. Но все и так очевидно. Армия под стенами и готовые к атаке осадные орудия очень красноречивое доказательство. — Все, что я могу предложить взамен, — это моя жизнь. — Эрлинг стискивает пальцы Сайго и думает о том, что его полная горечи неправильная страсть, наконец, унялась, превратившись в какое-то очень светлое и теплое чувство.