Забытые предрассудки Лили Эванс

      Будильник. Вот что больше всего портило Лили настроение по утрам. В Хогвартсе у неё был такой выработанный режим, что она всегда просыпалась сама, но с тех пор, как она вернулась домой и решила как следует отоспаться, с ранними подъемами у неё не лады. Она всегда завидовала Алисе — буди не буди, пока не начнешь стаскивать её с кровати, не встанет. Лили много раз утром отбирала у той и подушку и одеяло, иногда даже приходилось отбирать простынь, просто чтобы заставить её подняться (этот метод оказывался недейственным каждый раз).       Петунья ещё спала, и кроме девочек дома не было никого. В тот редкий день, когда миссис Эванс выходила на работу, она отсутствовала от зари до заката. В университете, где она читала лекции, её знали как умную и невероятно трудолюбивую женщину. Когда она только-только начала там работать, её мучили дикие страхи провала, она даже заикалась временами, и её голос звучал, как блеяние овцы. Лили переняла эту её "боязнь сцены", как это явление принято называть. На первом курсе её так напугала мадам Стебль, что она едва не потеряла сознание. Летом, перед учебой, она изучила учебники только по зельеварению и трансфигурации, а травологию впервые открыла уже в Хогвартсе. Попав в душные парники, где на неё с потолка посмотрело лошадиными глазами какое-то ярко-голубое растение, а потом преподаватель спросил у неё что-то странное и непонятное, Лили лишилась дара речи. В своей школе она была отличницей, и такое её невежество неприятно скреблось у неё на душе: как так она может чего-то не знать?! Но это быстро оставило её. Рациональное и критическое мышление были сильными её сторонами. Именно эти черты помогали Лили теперь, когда её ожидало много приятных и не очень событий. Она уговаривала себя не злиться на Мартина, ведь когда-нибудь и он может измениться, как это случилось с Поттером, а если она будет излишне грубить и язвить ему, то потом может стать мучительно стыдно за все слова и поступки. Ей не нравилось ощущать, что она такая же заносчивая и гордая, как тот же Блэк. Лили хотелось быть добрее и терпеливее.Поэтому, когда пришёл Мартин, она заставила себя быть вежливой и даже почти-искренне улыбнулась ему, когда он заботливо всунул Джейн её пижамку, несмотря на то, что Лили очень хотелось его придушить.       Прошлым вечером друзья сошлись на том, что этот день снова проведут вместе в Коукворте. Естественно, Лили не стала бы трансгрессировать с Джейн на руках. Это просто смешно, как такая невинная, милая девочка одним своим присутствием перечеркнула все их планы. Лили предлагала Алисе в одиночку погостить у мальчишек, но никто, конечно, на такое не согласился. Не стоит упоминать, кто радовался больше остальных, когда она согласилась, что идея дурацкая и отказалась от неё. Ребята решили развлекать несчастную всеми возможными способами.       Едва за Мартином закрылась входная дверь, Джейн запрыгнула Лили на руки, обняла её за шею и обхватила талию ногами. — Переодевайся обратно, — зевнула девушка. — Поспим ещё немного, а то мы с Алисой очень поздно легли.       Заснули они моментально, и не видя снов, проспали до полудня. Первой встала, конечно же, Алиса. Было уже около часа дня, когда её разбудил знакомый хлопок, будто взорвалась рождественская хлопушка. Она вскочила и выглянула в окно. Сириус и Джеймс неловко топтались по коротко покошенной лужайке, ожидая, что их кто-нибудь встретит. Алиса быстро накинула футболку, переодела шорты, поглядывая на спящую подругу. Картина была настолько умилительная, что ей непременно захотелось показать это друзьям. Она на цыпочках прокралась к двери, тихонько прикрыла её за собой и бегом понеслась вниз по лестнице.       Вела ребят Алиса под покровом тайны и только просила вести их себя как можно тише. Она прижала палец к губам, прежде, чем отворить дверь и открыть их взглядам светлую, чистую комнату. Лили лежала на боку, подогнув ноги; её почти целиком скрывало одеяло, но оно позволяло разглядеть, что к её груди прижимает белокурую головку Джейн. Щека Лили лежала у девочки на макушке, а маленькая ручка Джейн запуталась в её рыжих волосах. На лицах обеих застыло умиротворение. Стоило Джейн заворочаться во сне, как Лили тут же прижимала её к себе ещё крепче. Сириус шутливо издал звук умиления, отчего Алиса громко захихикала. Джеймс улыбнулся и подумал, что ни разу не видел Лили спящей, а теперь не мог оторвать глаз. Сириус во сне выглядел ужасно нелепо и смешно, оттого как приоткрывается его рот и тяжелеет челюсть, а девушка умудрялась выглядеть как-то непозволительно хорошо. Может, действовала его в неё влюбленность, а может, она и правда обладала столь редким талантом... Об этом история умалчивает. — Такая милая, когда молчит, — фыркнул Сириус.       Джеймс громко рассмеялся, разбудив Джейн. Лили недовольно поморщилась и зарылась лицом в подушку. — Вы кто такие? — спросила девочка. — Я слежу, чтобы маленькие дети не спали целыми днями, а гуляли, развлекались и учились, конечно, — таинственно произнес Сириус, скрещивая руки на груди. — А я и не сплю весь день, — воинственно защитилась Джейн. — Мы с Марти встали очень рано!       Алиса уже хотела было выгнать мальчишек, как Лили хрипло пробурчала, что Сириус опять всех дурит. Она вытянула затекшие ноги и села на кровати, потирая заспанное лицо. — Чего это вы оба забыли в моей спальне? — Любуемся на спящего ангела! — по-театральному восторженно воскликнул Сириус. — Я говорю о Джейн, конечно же.       Уголки её губ дрогнули, Лили едва не улыбнулась. — Выметайтесь, мне надо одеться, — сказала она, замахав на них руками.       Да, видеть их лица спросонья куда приятнее, чем Мартина. Лили натянула одеяло на согнутые колени, когда они вышли, и посмотрела на Джейн, которая сдирала сходящую кожу на плече рыжей. Она была совсем не похожа на брата. Лили знала, что так как он в одиночку воспитывает её, она вырастет похожей на него характером и повадками. К её удивлению, на Джейн в тот день было надето платье, а не старые штаны брата. Лили переоделась в сарафан и, сказав девочке снимать пижаму, спустилась в гостиную. Алиса сидела в любимом кресле Туньи, забравшись в него с ногами, и с интересом выслушивала какую-то историю. Сириус даже подпрыгивал на месте, когда говорил о их приключениях с Джеймсом. Лили немного завидовала им, что они стали друг другу братьями, а у неё с родной сестрой такие отношения, что никому не пожелаешь.       Она тихонько подошла к своему креслу и присела на его подлокотник, стараясь вникнуть в суть истории. Даже с середины слушать её было очень смешно, потому что череда совпадений и нелепых случайностей шла нескончаемым потоком. Рассказывать истории он умел как никто другой. Алиса, например, не обладала таким талантом. Она много болтала, но вот рассказывать захватывающе и смешно не могла. Лили с интересом наблюдала за быстрой, изменчивой мимикой Блэка и пыталась представить себе его семью, помимо брата. Все они рисовались в её воображении такими холодными и злыми людьми, что становилось непонятно, как Сириус мог вырасти настолько добрым в таком окружении. Должно быть и среди них есть славные ребята, не придерживающиеся радикальных взглядов темного лорда.       В комнате потемнело в одно мгновение. Алиса дотянулась до занавесок и отдернула их в сторону. Небо затянули тёмные, серые тучи, которые скрыли солнце и лишили его перспектив выглянуть вновь. — Сейчас польет дождь, — сказала Алиса. — В любом случае нам надо позавтракать, так что пусть идет сколько ему вздумается, — ответила Лили. — Мы можем и здесь посидеть пока что.       Сириус махнул рукой, мол: "плевать на все ваши разговоры, я вещаю незабываемую историю". Алиса закинула ноги на подлокотник кресла и устроилась поудобнее, чтобы слушать его дальше, а Джеймс наоборот выпрямился, когда Лили вышла из комнаты, глядя ей в след. Ему было до странности привычно находиться у неё дома, будто он был там не второй раз в жизни, а уже двадцатый. Волнение от каждой детали пропало ещё вчера, когда они условились, что они вернутся на следующий день. Пока Лили не было в комнате, у него была чудесная возможность поближе разглядеть все рисунки на стенах и фотографии на полках, чем он и занялся. Джеймс прошел всю комнату кругом три раза, каждый раз останавливаясь у фотографии, которая особенно приглянулась ему. На ней Лили сидела на колене отца, на которого она так сильно была похожа, и строила милую рожицу сестре, которая влезла в кадр только размытым кусочком спины сбоку. Был какой-то шарм в том, что эти фото не шевелились, в отличии от привычных Джеймсу колдовских фотокарточек. Ему ужасно захотелось иметь у себя такую же, но он посчитал нужным для начала спросить разрешения у хозяйки. Наверняка она бы ему отказала, ведь просьба довольно специфическая. Джеймс отошел к дивану, на котором Сириус всё не переставал болтать, вызывая у Алисы громкий хохот, и попытался вставить свои пять копеек в разговор, но так и не смог придумать оригинального и остроумного комментария.       Едва Лили вошла на кухню, как за окном отдаленно зарокотал гром. На город плыли тяжелые, черные тучи, заполоняя последние проблески голубого. Поднялся жуткий ветер. Он поднимал с каждым своим порывом пыль и стучал ею в окна, выл в печной трубе и дул в щели под дверьми. Деревья гнуло к земле, с веток срывало сухие листья и закручивало в воронки. Лили убедилась, что все окна были закрыты, потому как Тунья легко могла оставить их открытыми, и заглянула в холодильник. Она взяла тройку яиц, ореховую пасту и бекон. По стеклу забарабанил быстрый проливной дождь.       Лили налила воду в чайник, достала сковороду и поставила их на огонь. В дверном проеме мелькнул чей-то силуэт, но девушка не обернулась, предоставляя пришедшему самому рассекретить себя разговором. Человек остановился у стола, и Лили повернулась к нему спиной, чувствуя на себе чей-то взгляд. Она улыбнулась, доставая четыре ломтика хлеба из упаковки, и нетерпеливо постучала ногтями по столешнице в затянувшемся молчании. От плиты повеяло сильным жаром. Лили налила в сковороду масло и кинула в него несколько ломтиков бекона; тот яростно зашкворчал. — Ну, скажи уж чего-нибудь, — сказала Лили, не оборачиваясь.       Она достала пять одинаковых маленьких чайных чашек из сервиза и поставила их перед собой, решив, что пока не получит ответ, не повернется. Подцепив лопаткой бекон, она ловко перевернула его, разбила поочередно яйца и вылила их сверху. На кухне становилось невыносимо шумно под усилившийся топот дождя об окно и громкое шипение сковороды. Только вот Джеймс сидел молча. Да, Лили почти сразу узнала его. Вообще Джеймс шёл, чтобы помочь, но просто не смог удержаться от молчаливого присутствия подле неё. И хотя такое поведение было не в его характере, он давно перестал быть похожим на себя обычного. — У тебя есть какао? — наконец спросил он. — Может быть, — ответила Лили, улыбаясь.       Из чайника повалил пар, и она выключила под ним конфорку. Она засыпала душистых трав и черного чая в небольшой, пузатый заварной чайничек, залила кипятком и повернулась лицом к столу, за которым как-то непривычно робко присел Джеймс. — Кушать будете? — спросила Лили, чувствуя себя как многодетная мама: всех накормить, напоить, отогреть и спать уложить!       Джеймс покачал головой. Они встретились взглядами, и Лили почувствовала себя не в своей тарелке от того, какие глаза на неё смотрели. Она не могла понять, что именно в них видела, или не хотела понимать, обманывала сама себя, но взгляд у Джеймса был такой, какой он никому больше не дарил. Лили смутилась и резко отвернулась, заливаясь краской. Яичница уже начинала подгорать на сильном огне, и девушка поспешно выложила её на тарелки. Она порылась в полочках, сообщила Джеймсу, что какао у них кончилось и спросила будет ли он чай. Тот молча кивнул. Лили налила чай всего в две чашечки, поставила их на стол перед Джеймсом и присела напротив него. — Может это странно спрашивать такое после шести лет знакомства, но как зовут твоих родителей? — спросила она. — Никогда раньше не задавала себе этого вопроса почему-то до недавнего времени. — Флимонт и Юфимия, — коротко ответил он, а сам подумал, что может неспроста она интересуется этим, что может она изменила её отношение к нему куда больше, чем он думал?       Они одновременно потянулись за чашками и сделали по небольшому глотку. — Очень красивые имена. Как твоя мама?       Джеймс неопределенно мотнул головой, смотря на кружащиеся чаинки. Он не выглядел ни грустным, ни веселым, просто каким-то отрешенным; на его лице сосредоточились нерешительность и задумчивость. — Мы были у неё сегодня утром, — сказал Джеймс. — Вроде её хотят скоро выписать. — Ты как-то не очень жизнерадостно об этом говоришь. Разве это не хорошо? — Хорошо, — согласно кивнул он. — Только, если они и сейчас допустят какую-то оплошность, она может этого не выдержать. Мои родители куда старше твоих, у них слабое здоровье. Знаю, что о плохом нельзя думать, но как этого не делать, когда столько стоит на кону. Её и первый раз в больнице подкосил, что уж говорить теперь... Выписали её совсем будто бы здоровую. Она была очень бодрой и веселой, а теперь снова похудела и потеряла много волос. Не знаю, что будет. — Мы все будем надеяться на лучшее, — Лили коротко пожала его руки, сложенные на столе в замок. — Главное и ты надейся, и не думай о плохом. Я пойду позову Алису с Сириусом, и Джейн надо разбудить, пока завтрак не остыл, — девушка порывисто встала, оборачиваясь то к плите, то к двери. — Постой! — воскликнул парень, вскакивая, и, достав волшебную палочку, взмахнул ей над тарелками. — Еда не остынет. Сядь обратно, пожалуйста,— он неловко улыбнулся, убирая палочку в задний карман джинс.       Лили послушно присела, ощущая некоторую тревогу в его голосе. В уютной кухонной атмосфере откровенничать было привычным для неё занятием. Только несколько напрягал шум из гостиной, напоминающий, что в доме они не одни.       За стенами, на стройных улицах грохотало и сверкало; страшная буря пришла в город после полумесячной засухи. Пересохшая трава оживала, а потрескавшаяся почва жадно вбирала влагу. От душной и пыльной атмосферы не осталось и следа. Проливной дождь пробирал холодом до костей каждого, кому не посчастливилось быть им застигнутым. В доме же было тепло, а на кухне даже жарко. Лили покраснела от высокой температуры, царившей в комнате и немного испугалась, что Джеймс подумает, будто это он смутил её, ведь на самом деле это было не так. Они с Алисой секретничали также часто, как завтракали. Конечно, проделывать тоже с ним она бы не смогла, потому что дружат они, по-настоящему дружат, совсем недолго. — Я всё лето хотел поговорить с тобой наедине, — признался Джеймс. — Не знаю, правда, что именно я собирался сказать, но, наверное, хотелось просто посидеть вот так, попить чаю. А сейчас у меня назрел один вопрос.       Непривычная интонация, с которой он говорил, будто окатила Лили с головой ледяной водой. Не то чтобы она никогда не замечала за ним перемен, когда он был в таком задумчивом настроении, но когда они сидели в её доме наедине, и он говорил ей о том, что ему просто хочется побыть с ней вдвоем, она вся дрожала, боясь, что он спросит что-то, отчего ей станет очень стыдно и горько. — Так задавай же его, — взволнованно сказала Лили после непродолжительной паузы. — Кто я для тебя? — спросил он. — Друг или просто однокашник? Или вообще ник... — Да что такое говоришь? В самом деле, Джеймс! — возмущенно воскликнула она, расслабившись. — Как ты умудряешься быть таким умным и глупым одновременно?       Джеймс тихо рассмеялся, откидываясь на спинку стула. Ему хотелось завести с ней непринужденную беседу, какую он всегда вел со своими друзьями, чтобы она почувствовала это и расслабилась, но вместо этого задавал странные, провокационные вопросы. У него внутри плескалась невиданная нежность, когда она ухаживала за ним и Сириусом, будто за своими детьми. А уж вид её спящей, прижимающей к себе маленькую Джейн, и вовсе растрогал его до глубины души, заставляя вновь и вновь думать о том, как бы ему хотелось увидеть однажды Лили с их общим ребенком, и уже миссис Поттер, а не мисс Эванс. — Объясни мне. — Конечно ты мой друг! — немного раздосадованно сказала Лили. — Мог бы и сам догадаться, что раз я больше не пытаюсь тебя убить, то что-то изменилось — Изменилось? — эхом произнес он. — Тогда согласись сходить на свидание со мной, — сказал Джеймс, чувствуя сердцем, что ответ на этот раз будет в некоторой степени иным. — Ну, не настолько же, — смутилась Лили. — Почему бы тебе не перестать делать это? Ты ведь понимаешь, что из-за тебя я несчастлива? — Нет, — помотал он головой. — Как мои предложения расстраивают тебя? Скажи, и я перестану. — Ты прекрасно знаешь, что отпугиваешь от меня других, — возмутилась она, тут же выкладывая всё, что сказала ей Марлин перед отъездом про День святого Валентина.— Это ни капли не смешно! — воскликнула Лили, когда на лице Джеймса расплылась широкая-широкая улыбка, грозившая во-вот перейти в неудержимый хохот.       Реакция Джеймса только распаляла негодование в её душе. Он будто бы воспринимал все её слова, как шутку, каковой для девушки они не являлись. Желание донести до него её чувства развязало ей язык. — Ты можешь жить как тебе угодно: как монах, не встречаться ни с кем, или наоборот заигрывать с каждой встречной; просто не нужно втягивать в это меня, хорошо? Мне нужна семья, мне нужна любовь. Взаимная любовь, Джеймс! Я страдаю без этого. Я уважаю твои... твои чувства, — робко сказала она, не привыкшая говорить с ним об этом напрямую, — я принимаю их, и не осуждаю твоё стремление испортить наши отношения всеми возможными способами, но пожалей меня! Мерлин, да, до последнего времени у меня было всего два друга: Северус, который в итоге предал меня, и Алиса, у которой есть своя, прекрасно сложившаяся личная жизнь Я оставалась целыми вечерами одна, ты понимаешь? Из-за тебя, Джеймс. Потому что ты вбил себе в голову, что если будешь доставать меня, то рано или поздно я сдамся, но как бы мне не хотелось, я не чувствую этого внутри. Ты мой друг и всегда им будешь. Просто перестань делать это с нами. Пожалуйста.       С каждым её словом улыбка его всё меркла и меркла. Он никогда не задумывался об этой стороне, и теперь чувствовал себя эгоистом и просто чудовищем. Лили едва не плакала от тяжести произнесенных слов. Ей было больно думать о том, как она делала больно ему. Глупо было обвинять его в своем одиночестве, но в сказанном была та правда, которой раньше Джеймс не замечал.       Он открыл было рот, чтобы что-то сказать ей, но в то же мгновение произошло сразу несколько вещей: он накрыл руки Лили, сложенные на столе, своими, а в резко-отворившейся входной двери замерла Петунья, сзади которой топтался толстый молодой человек. Лили резко отняла ладони, вскакивая и отлетая назад, и столкнула со стола сразу и чайник, и чашку. Спиной она врезалась в столешницу, отчего на ней зазвенели тарелки. Петунья неспешно прошла в коридор; за ней вошел парень. Лили сразу догадалась, что это был её жених, но вот вспомнить его имени она не смогла, находясь в расстроенных чувствах. С них ручьем текла вода. Джеймс выглядел таким подавленным, что жених Туньи даже несколько пожалел его, поняв, что того беспорядочно отвергли, хотя он вскоре и отбросил это сожаление и заменил его презрением к слабости. Лили бросилась было к швабре, чтобы убрать осколки, но взмах волшебной палочки заставил её в ужасе замереть на месте. Осколки подпрыгнули и сами собой срослись обратно в предметы чайного сервиза. Лили прижала руку к губам, переводя взгляд на зажатую в руке Джеймса палочку, а потом обратно, ожидая от сестры бури похлеще той, что царила за окном. Петунья порывисто обернулась к жениху и неуверенно назвала его по имени — Верноном. Тот, казалось, вот-вот грохнется без чувств — он покраснел, будто его обварили заживо, а потом резко побледнел, теребя в руках грязно-малиновый галстук. Джеймс, поняв свою ошибку, беспомощно оглянулся на Лили, но та не могла оторвать взгляда от "исцеленной" посуды. Никогда раньше ей не хотелось больше, чем теперь, исчезнуть. У неё в горле заныло, предвещая горькие рыдания. Ей стало мучительно стыдно за себя, за Джеймса и за всё, за что когда-либо Петунья злилась на неё. Чувство вины душило её и заставляло слезы собираться в уголках её глаз. Будь это любой другой человек, а не жених, наверное, Лили не так распереживалась бы, но теперь она рисковала сломать счастье некогда горячо обожаемой сестры. Она легко могла себе позволить не обратить на это внимания и позлорадствовать, но она не была тем злопамятными человеком, который был бы способен на такое. Лили старалась вспоминать только хорошее, когда думала о сестре.       Петунья обернулась к Вернону, который снова надевал шляпу, которую снял, войдя в дом. Тунья положила руки ему на грудь и тихо попросила его подняться к ней в комнату, чтобы она могла ему всё объяснить. Тот почему-то повиновался, хотя Джеймс ставил все свои сбережения на то, что тот рванет наутек, едва кто-нибудь произнесет хоть слово. Лили некогда не видела её такой трепетной и нежной. Глядя на то, как мечется её любимый, Петунья выглядела не просто беспомощно, но и ужасно потерянной, будто весь мир вокруг неё рухнул. Едва за Верноном закрылась дверь спальни, как разыгралась настоящая буря внутри дома. Грусть сменилась гневом. Не заботясь о том, что говорит в присутствии чужого, Петунья накинулась на сестру с таким остервенением, что прохожий, застигнутый ураганом и ливнем, не позавидовал бы Лили в этот момент. — Как ты посмела пустить это отродье в наш дом, идиотка?! — закричала она, вставая прямо перед Лили и нависая над ней сверху. — Если ты хотела испортить мне жизнь окончательно, то ты близка к этому, поздравляю! Но разочарую: я так же ненавижу тебя, как и ты меня, — говорила Петунья, краснея, как рак. — Ты и твоя уродская школа... Ненавижу каждого такого, как ты! Что вы наделали?! Почему ты вечно пытаешься насолить мне? Что я скажу ему теперь? Что моя сестрица — чудовище? Да, так и сделаю, пожалуй. Тогда останусь жить в этом доме до скончания веков, как ты, наверное, и мечтала. Ты должна была унести это уродство из нашего дома в могилу, чтобы никто и никогда не узнал... О, как родители теперь будут гордиться тобой, когда узнают, что ты натворила! Надеюсь, ты не приедешь домой ни на каникулы, никогда больше! После выпуска сразу ищи себе жилье, где тебе будут рады больше, чем здесь. Видеть тебя больше не хочу. Уезжай и не возвращайся сюда никогда, — она повернулась к Джеймсу, который вскочил при последних её словах. — А ты! Ты такой же, как она! Мерзкий, ненормальный... Кто тебя звал сюда? Убирайся из моего дома, чтобы я больше никогда не видела тебя! Забирай эту гадкую, — Петунья не нашла слова, чтобы описать сестру, — гадкую уродину с собой, чтобы мы не слышали о ней.       Она развернулась на месте и бегом поднялась наверх. Лили не знала, куда упереться взглядом, чтобы не чувствовать на себе, что Джеймс смотрит на неё. Она рвано вздохнула и завела волосы за ухо, пытаясь успокоиться, что никак не могло получиться после таких жестоких слов. Дышать было тяжело. Каждый вдох угрожал обернуться потоком слез. Но ей не хотелось плакать, не хотелось показывать Джеймсу, как много значит для неё разлад с сестрой. Он и так видел много лишнего. Как же она была зла на него! В глубине души она пыталась убедить себя, что он ни в чем не виноват, но это было так сложно. Ярость, которая объяла Петунью, передалась и ей. — Лили, — осторожно позвал Джеймс, глядя на то, как девушка вся покрывается красными пятнами от злости. — Просто заткнись, — процедила она сквозь зубы. — Ты и так много натворил.       Лили подняла с пола чашку и чайник и поставила их обратно на стол. Джеймс подошел к ней и попытался снова взять ей за руку; она раздраженно вырвалась. — Не трогай меня, — сказала она. — Ты во всем виноват. Вечно ты всё портишь, — тихо бурчала себе под нос Лили, выходя с кухни.       Она беспомощно остановилась, не зная, куда идти: в гостиную, где веселились Алиса и Сириус, в спальню, где была Джейн, или обратно на кухню? Решение пришло быстро. Лили бездумно распахнула входную дверь и, не надевая ни куртки, не беря с собой зонта, вышла на улицу. Она моментально промокла. Ливень стоял страшный, и казалось ему не было конца. Всё небо затянуло черными тучами, и даже вдалеке не было видно ни единого просвета. Лили побежала к детской площадке, где так часто гуляла с Петуньей раньше. Слезы она уже не сдерживала. Внутри всё разрывалось от обиды. Никогда раньше Петунья не говорила ей таких жестоких слов, которые бы так глубоко ранили её.       Лили села на качели и закрыла лицо руками, сгибаясь пополам, громко всхлипывая от душивших её рыданий. Она не была виновата в том, в чем Петунья её обвиняла. Она не выбирала для себя такой жизни. Жизни, которая рушилась с каждым днем. Половина волшебного сообщества ненавидела её просто за то, что она есть. Более сотни волшебников готова была убить её и её семью за то, что она родилась такой, за то, за что она не несла никакой ответственности. Если бы она могла контролировать это, наверняка она давно отказалась бы от всех этих способностей. Зачем они ей, когда родная сестра напрямую говорит, что ненавидит её, выгоняет из дома? Лили так хотелось обычной, спокойной жизни, где ей и её семье никто не угрожает. Но с самого рождения ей суждено было зажить ею.       Сквозь оглушающий шум дождя послышались торопливые шаги. Лили знала, что это пришёл Джеймс, даже не отнимая рук от лица. Она не хотела его видеть. Она никого не хотела видеть в тот момент. Подавляя всхлипы, она подняла на него лицо, пуская руки на колени, и попросила уйти. Забрать Сириуса и Алису и уйти. Запереться в одиночестве, наедине со своей болью — вот, чего она хотела. Лили гневно смотрела на нежданного гостя. — Лили, прошу тебя, не надо этого, — попросил Джеймс, делая останавливающее движение руками, будто пытаясь охладить её пыл. — Мы уйдём, только выслушай меня... — Не говори со мной. Ты всё испортил. Ты разрушил всё до конца! — вскрикнула Лили, не в силах больше сдерживать свою ярость. — Это всё ты! Ты, ты! — Я не виноват! — воскликнул Джеймс, пытаясь перекричать шум царившей вокруг бури. — Пожалуйста, успокойся. Пойдем в дом, ты простудишься.       Он подошел к ней ближе, но она тут же вскочила и отошла на несколько шагов назад. — Мерлин, да почему ты так ненавидишь меня? — раздосадованно сказал он. — Ты вообще в курсе, как сильно я стараюсь делать всё для тебя, чтобы у тебя всё было в порядке? Чтобы ты не грустила и не плакала. — Так вот ты облажался, Поттер. Всё это, — Лили указала на свое зареванное лицо, — из-за тебя. — Это из-за того, что твоя сестрица оскорбила тебя за то, кто ты есть, а не потому что я пригласил тебя на свидание, согласись, — сказал Джеймс, всё больше раздражаясь от её категоричности и несправедливости. — Перестань повторять это слово, я слышать его уже не могу! — она зажмурилась и накрыла уши ладонями. — Просто уходи и оставь меня в покое! — Ты всегда винишь во всем меня, но ни разу не подумала о том, что ты вообще-то тоже не идеальная, — сказал он. — Что тебе стоит сделать это хоть раз для меня? Просто погулять со мной, чтобы я больше не приставал к тебе с этим вопросом, который тебя так бесит? Знаешь, я тоже устал от этого. Иногда мне кажется, что ты самая надоедливая девушка на свете.       Лили посмотрела на него, задетая за живое. Она думала обо всем этом не раз. И о том, что она виновата во всех их стычках, и о том, что её характер самый поганый на планете. Но слышать об этом от него было особенно неприятно. — Так зачем же тогда ты приехал сюда, раз я тебя так раздражаю?! — Мне казалось, мы друзья, — ответил он. — Никакие мы не друзья, Поттер. Не теперь, нет. Ты перевернул всю мою жизнь с ног на голову, превратил её в бардак, — гневно высказывала Лили, шагая к нему на встречу, заставляя его отступать назад. — Почему бы тебе никогда больше не подходить ко мне, Джеймс? Может, так станет легче жить нам обоим. — Прекрасно, я уйду! — вскричал он. — Но не пиши нам больше о том, как ты скучаешь. Иди, сходи на свидание с этим Мартином, он наверняка не доставит таких хлопот, как я! Не жди писем и от нас. Мы больше не вспомним о тебе, раз вам так угодно, Ваше Величество, — саркастично закончил он, разворачиваясь и уходя к дому.       Лили упала на мокрую траву, превратившуюся в одну большую лужу, и притянула колени к груди, обхватывая их руками. Слезы хлынули водопадом из её глаз. Она не хотела, чтобы всё так все кончилось.       Буря вокруг поутихла только через полчаса, когда у Лили кончились силы, и она, с трудом встав на ноги, побрела к дому, вся опухшая от нескончаемых рыданий. Она не знала ушли ли друзья, ушёл ли этот Вернон, но оставаться на улице было уже просто опасно. Горло и так саднило настолько, что было больно глотать. Её волосы спутались и свалялись; мокрая одежда липла к телу. Дома её никто не встретил. Гостиная пустовала, сверху не доносилось ни звука. Лили прошла на кухню и разбито посмотрела на стул, отодвинутый назад, когда Джеймс резко с него соскочил. Завтрак всё ещё стоял на столе, окруженный его заклинанием, не остывший. На лестнице послышался торопливый топот — это была Джейн. Она влетела на кухню и с разбега прыгнула Лили на руки. Та совсем переволновалась, когда не обнаружила рыжей дома. Лили усадила её за стол и заставила поесть, пока сама примет ванну и переоденется.       В горячей ванне всегда легче жалеть себя, чем в спальне, где в любой момент можно быть застигнутым врасплох. Поэтому Лили и направилась мыться — чтобы подумать в одиночестве, погрустить сколько ей вздумается, а потом вернуться к девочке, которую заставила понервничать за неё. Вероятность слечь с простудой её уже совсем не пугала. Гораздо больший страх внушала предстоящая встреча с сестрой и объяснение с родителями.

***

      С сестрой Лили пересеклась лишь на следующее утро. Весь предыдущий день она провела в депрессии у себя в постели, потому как расчётливый и "нормальный" до мозга костей Вернон обещал подумать над тем, что та ему рассказала, и зайти в гости как только уяснит всё в своей голове. Бедняжка уже решила, что больше никогда его не увидит. Он пришёл ближе к полудню и заявил, что всё произошедшее было, верно, не больше, чем шуткой и розыгрышем, потому что магии, совершенно очевидно, не бывает. Так же он свалил всё на свою воспаленную после ливня голову, и как ни в чём не бывало позвал её поужинать вечером. Когда миссис Эванс пригласила его на чай, и они уже уселись все вместе за стол, к Лили прилетела сова Римуса. Она пролетела через открытую дверь во двор, спикировала через коридор и уселась на спинку свободного стула. Лили в тот момент доставала печенье из шкафчика. Когда она обернулась и увидела сову, то едва не грохнулась в обморок. Петунья смотрела на неё как на прокаженную. Всё её лицо покрылось пятнами, которые были так свойственны её сестре, и приняло брезгливое выражение, которое было так свойственно для неё самой. Вернон издал какой-то невнятный звук и тут же поперхнулся чаем. Пока он пытался откашляться, Лили поспешно выхватила письмо из клюва совы и махнула ей рукой, чтобы та улетала. Она спрятала конверт в карман шорт и присела за стол с лицом, будто бы ничего и не произошло.       Как позже она прочла в письме Римуса, его сова не обладала хорошими манерами и часто пролетала пол дома в поисках адресата. Он писал ей о том, что делал в последние под месяца, и спрашивал о том, что делала она. Тон его письма был непринужденным, и сразу было ясно, что ни с кем из её вчерашних гостей он не виделся. Лили решила не писать ему пока никаких подробностей, чтобы не выносить эту ссору, пока она не решится окончательно. Если через месяц они не помирятся, то вряд ли сделают это после. Итак, впервые с Петуньей Лили пересеклась утром. Они с Джейн вышли из спальни, чтобы вместе почистить зубы, когда она возвращалась с завтрака. Тунья, даже не взглянув на неё, прошла мимо, и только обернулась, когда уже входила в свою комнату. Возня с Джейн быстро отвлекла Лили от грустных мыслей, и до прибытия совы она даже не думала о мире волшебства. Вернон быстро понял, что никто не пытается его обдурить, но всё равно притворился, что считает сову дрессированной. Когда миссис Эванс узнала, что тот в курсе способностей её младшей дочери, она очень обрадовалась, что не придется снова врать, и начала увлеченно болтать об успехах Лили в изучении волшебства. Петунья, пытавшаяся пресечь это её "недостойное поведение", но получилось у неё это лишь тогда, когда она окончательно вышла из себя. Вернона явно не устраивало соседство с ведьмой за одним столом, поэтому надолго они в доме не задержались, и удалились. И хотя миссис Эванс не имела ничего против этого молодого человека, она устало вздохнула, едва он исчез из поля зрения, устав оборонятся от его аргументов "против" волшебства. Факт существования магии Вернон принял довольно быстро, но вот относился он к ней не лучше, чем Петунья (если не хуже). Лили подумала, что они идеально подходят друг другу. Такие правильные и "нормальные", что аж тошно становилось.       Вечером, когда Джейн забрал домой Мартин, она не могла придумать себе хорошего занятия. Побродив из угла в угол, Лили присела за стол и перечитала заново последнее письмо Римуса. Она потерла между подушечками пальцев шершавую бумагу и вспомнила о том, как в Хогвартсе скучала по обычной, магловской ручке. Теперь ей так же хотелось погрузиться в волшебную атмосферу школы, как раньше хотелось немагического быта. Лили впервые за последние несколько дней взяла в руку свою ивовую палочку; та ей будто обрадовалась, разливая тепло по всему её телу. Не желая тратить время попусту, девушка решила поупражняться в трансгрессии. Весь оставшийся вечер она перелетала с одного конца дома на другой, до чертиков пугая родителей. С приходом Туньи развлечение пришлось прекратить, а то она и вправду могла собрать её вещи и выкинуть их из дома вместе с хозяйкой.       Когда Лили колдовала, ей становилось чуть спокойнее. Она чувствовала свою силу, чувствовала, что может за себя постоять. А ещё она вспоминала о чудесном и таком нереальном Хогвартсе, который каждый раз, едва она его покинет, начинал казаться ей сказкой, которая грозила вот-вот кончиться. Теперь она не знала, хочет ли на самом деле возвращаться туда, если она оттолкнула от себя дорогих ей людей, с которыми это место её связывало. Лили не злилась на себя за сказанное, не злилась на Джеймса за услышанное; она только иногда думала о том, как же, наверное, больно делала ему столько лет, и какой же у неё дурной характер. Она искренне ждала человека, который сможет этот её гордый нрав обуздать. Как показала практика, Джеймс Поттер на эту роль вовсе не подходит.