***
На следующее утро Лили показалось, будто лета и не было: она встала как всегда раньше всех, оделась в новенькую форму и взглянула на себя в зеркало у двери. Тонким гребешком она попыталась расчесать свои густые, блестящие рыжие волосы и, сломав на нём пару-тройку зубчиков всё-таки справилась с задачей. Подвязав волосы упругой резинкой, она улыбнулась своему отражению; то смотрело на неё совершенно счастливо. Лили открыла дверь и спустилась вниз. В гостиной ещё никого не было. Девушка подумала, что и спустя столетия, ничего в этой комнате не может измениться. Куча диванов и кресел всё так же будут напиханы в тесную башню, на ковре перед камином обязательно кто-нибудь забудет свои конспекты и учебники, по которым он учился весь вечер до поздней ночи, большие арочные окна никогда не прикроют шторы, а их стекла всегда будут кристально чистыми, будто их только что кто-то старательно отмыл от пыли и грязи. На улице светило яркое солнце, которое уже достаточно высоко поднялось, чтобы выглянуть из-за гор, мягко обволакивало верхушки деревьев Запретного леса и блестело в глади Черного озера. Лили посмотрела на красоту этих мест и ей чертовски захотелось выйти погулять. Как она и поступила. Ворота уже открыли (Филч вставал с первыми лучами) и ничто не могло помешать её замыслу. Лили вернулась, когда завтрак уже начался. Прогулка помогла ей освежиться и привести мысли в порядок. В Большой зал она вошла румяная от прохладного ветра с озера и с широкой улыбкой на лице. Она видела, где сели все её однокашники, и что рядом с ними пустовало место прошлогоднего выпускника Фрэнка Долгопупса, который теперь искал себе работу, шастая по Косому переулку. Значок лучшего ученика блеснул на груди Джеймса, удовлетворяя любопытство девушки. Подходя ближе с каждым шагом она незаметно подглядывала за происходящим между ними: Питер с равнодушным лицом прочитал вслух что-то в выпуске "Ежедневного пророка", и Сириус тут же выхватил его у него из рук; Римус резко поднял глаза от стола и уставился на друга, который, по-видимому, зачитывал текст статьи, а едва тот замолчал, переглянулся с Джеймсом. Лили поравнялась с ними и собиралась пройти мимо, как Алиса повернула к ней голову и пожелала ей доброго утра, называя по имени, чтобы у неё не было повода увильнуть. — Доброе утро, — ответила девушка, решив не акцентировать внимание на именах, ведь тогда ей пришлось бы сказать не только "Алиса", но и "Римус и Питер", что звучало бы немного странно, учитывая, что среди них было ещё двое её однокашников. При звуке её голоса внутри у Джеймса что-то перевернулось, а когда их взгляды пересеклись, то и вовсе неудержимо разбушевалось. Не смотря на их негласное перемирие с Алисой, садиться рядом Лили не планировала, во избежание неловких ситуаций. Она прошла дальше и присела на свободное место между компанией шестого и второго курсов. — Вы помирились? — спросил Сириус. — Ну, что-то вроде того, — Алиса пожала плечами. — Она ничего не говорила про нас? — оживленно спросил Джеймс. — Мы с ней не говорили, — улыбнулась девушка, опуская взгляд в стакан тыквенного сока, боясь рассмеяться. — Она написала мне записку, попросила прощения, и я как бы особенно и не злилась никогда, поэтому поздоровалась с ней. В знак того, что простила её, — разъяснила она, снова поднимая взгляд на Джеймса, который снова сник. Римус удовлетворенно кивнул, радуясь, что Лили не придется сидеть на уроках и проводить долгие вечера одной. Сам же он, к своему удивлению, отметил, что и сам держится куда менее обособленно, чем раньше. После одиноко проведенного лета он чувствовал себя неуютно, когда никого не было рядом и когда ему не с кем было поговорить. — Бродяга, а когда это вы с Рошель так сошлись? Мне казалось, она бросила тебя ещё в июне, — опомнился вдруг Римус, который прошлым вечером воспринял их поцелуй как данность. — Она писала мне, — небрежно бросил Сириус. — А уж он то как ей писал! — воскликнул Джеймс, закатывая глаза. Сириус толкнул его в плечо, рассмеявшись, и обернулся к столам Когтеврана. Рошель только и ждала, что он посмотрит на неё, чтобы будто бы случайно наткнуться на его взгляд и саркастично вскинуть одну бровь, что она и сделала. Парень развязно обернулся всем телом, ставя ногу на скамью, и взмахнул своей волшебной палочкой. Из неё вырвалась стайка невообразимо маленьких желтый канареек и, весело щебеча, направилась прямиком к удивленной Рошель. Птички покружили вокруг неё и её подруг, которые звонко рассмеялись, вертя головами, пытаясь уследить за юркими существами. Добрая часть Большого зала во все глаза таращилась на это представление, кроме, разве что, старшекурсников, которых такими несложными трансфигурациями удивить было невозможно. Рошель подняла руку вверх, не отводя взгляда от своего парня, и на её элегантный, тонкий палец тот час же присела одна из шумных канареек, а остальные разлетелись по сторонам, кто в окно для сов, кто к тарелкам со съестным. Девушка поднесла руку ближе к лицу и легко поцеловала птицу в бочок. Губы Сириуса растянулись в одной из наиболее обольстительных улыбок его арсенала. Лили затаив дыхание смотрела на их непрерывный зрительный контакт и буквально видела, как само пространство накалилось между ними. Их будто объединял какой-то страшный секрет, и смотря друг на друга такими прямыми и выразительными взглядами, они будто говорили друг другу: "я знаю то же, что и ты". Лили всегда мечтала о том моменте, когда сама посмотрит так на человека, который так же посмотрит на неё. Конечно, отношения Сириуса и Рошель больше напоминали какие-то жуткие аттракционы, где тебя кидает из стороны в сторону, вертит и переворачивает с ног на голову, но в твоих глазах всё равно блестит игривый огонек и неподдельный восторг от происходящего. Лили была куда спокойнее и рассудительнее этих двоих, поэтому её отношения с парнями не могли быть и в половину такими сумасшедшими. Она знала, что Сириусом часто двигала страсть, и назвать его целомудренным ни у кого не поворачивался язык, даже у тех, кто не слышал правдивых или выдуманных про него слухов и не знал некоторых фактов, которые скакали с одного длинного языка на другой. Во взгляде Рошель всегда блуждала та же пошлость с тех пор, как про них пошли слухи. Лили было на это всё равно, потому что ей с трудом верилось, что это единственное, что девушку связывает с Сириусом, хотя на самом деле с его стороны это было действительно так. Он не был увлечен её интересами и вкусами, на её взгляды ему было плевать до тех пор, пока они самым грубым образом не противоречили его собственным, а вот её поведение, манера держаться и в целом характер привлекали его куда больше. Он не давал Джеймсу читать их переписку по той причине, что она порой писала ему такие вещи, от которых у бедной Лили волосы встали бы дыбом. В свою очередь Лили, восхищенная картиной, открывшейся перед ней и всем Большим залом, перевела взгляд за их стол и тут же встретилась глазами с Джеймсом. Оба, явно не ожидавшие этого, резко перевели взгляд в сторону, а девушка даже поспешила отвернуться, так сильно её испугало, что парень мог про неё подумать. Её сердце бешено заколотилось, и ей никак не удавалось унять его, потому что она продолжала взволнованно думать об этом мимолетном происшествии. Она не знала, что Джеймс снова прочитал в её взгляде укор, ошибочно полагая, что она всё ещё зла на него и планирует напоминать об этом ежечасно. Конечно же, у неё не возникло ни одной мысли об этом, и на секунду она даже забыла о том, что они в ссоре, и удивилась, почему сидит так далеко от друзей. Когда Сириус наконец отвернулся от своей девушки, напоследок произнеся что-то одними губами, Лили будто током ударило, и она вспомнила о третьем звене этой любовной цепи. Марлин. Она снова обернулась к столу Когтеврана, ища её глазами. Рошель молча ковырялась вилкой в тарелке, несколько высокомерно ухмыляясь восторженным вопросам завистливых подруг. Лили была уверена, что видела Марлин за столом ещё пару мгновений назад, и растерянно заозиралась по сторонам. Она заметила её буквально на секунду, выходящей из дверей Большого зала. Лили не была её близкой подругой, да и вообще подругой, но сострадание в её сердце замещало все остальные её чувства и инстинкты, поэтому она вскочила и почти бегом пустилась за ней вслед. Джеймс пристыженно уставился в свою тарелку, потому что подумал, что вновь разозлил девушку, заставляя уйти, а Сириус проводил подругу несколько жалостливым взглядом, который понял один, разве что, Римус, который знал, что тот был адресован вовсе не Лили. Питер в наступившем молчании снова схватился за газету, чтобы спокойно помечтать о расположении какой-нибудь красотки, не подвергая себя насмешкам и подколам со стороны друзей. В целом, Лили практически не замечала своего одиночества. На уроках к ней подсаживалась Алиса, а если их просили разделиться для упражнения по парам с человеком, с которым они раньше не сотрудничали, то рядом непременно материализовывался Римус или Питер. На вечер в гостиной Гриффиндора были запланированы танцы и сладкое угощение в честь начала учебного года. Сначала Лили хотела просидеть весь вечер в спальне, избегая встреч с Джеймсом и Сириусом, но потом подумала, что не хочет лишать себя удовольствия повеселиться. Она сняла галстук и гольфы, оставаясь только в рубашке с коротким рукавом и юбке, и всё-таки спустилась к остальным. Все уже начали потихоньку собираться, и Лили ничего не стоило затеряться в толпе. Правда, с каждым годом ей всё же удавалось это всё хуже и хуже, потому что оставалось всё меньше людей, которые были бы старше неё. Теперь только Мародеры, некоторые ребята с шестого и одна девочка с пятого курса были на голову или даже две выше неё. Кто-то притащил волшебный портативный оркестр. Музыкальные инструменты играли сами, зависнув высоко над потолком. Все они были не больше кулака взрослого мужчины, но играли достаточно громко, чтобы ребятам приходилось повышать голос, чтобы слышать друг друга. Обаятельный парень с пятого курса вызвался петь и, договорившись с оркестром, вскочил на единственный свободный от еды стол, где лежали чьи-то первые за год конспекты по истории магии. Он пел самые популярные и веселые песни, которые знали все, чтобы каждый мог подпевать. В основном он выбирал что-то из репертуара Селестины Уорбек, но под шумный протест мужской части студентов в конце концов исключил её из своей концертной программы. Лили не любила танцевать на публике в одиночестве, поэтому на время просто присела неподалеку от певца, чтобы ей было во что упереться взглядом. Не прошло и десяти минут, как рядом с ней присел Римус. — Как всё-таки здорово быть в Хогвартсе, — улыбнулся он. — Наверное, это самое лучшее место на земле. — А самое лучшее место в этом замке, конечно... — ...эта гостиная, — хором закончили они и рассмеялись. Римус поинтересовался, как у Лили дела; она, не кривя душой, ответила, что отлично. Вокруг стояла такая веселая и праздничная атмосфера, что находиться в другом настроении в этой комнате было просто невозможно. Лили никогда раньше не было так весело наедине с Римусом, как теперь. Они болтали без умолку около получаса, смеялись до истеричного хохота и слез в уголках глаз. Со стороны они были похожи на сладкую парочку, веселившуюся вместе, хотя на самом деле уже и Римус позабыл о том, что влюблен в Лили. После её летних писем у него как упала пелена с глаз. Он вдруг с состраданием посмотрел на неё, просто как на самого преданного и чистосердечного в мире друга, а не как на девушку. И теперь он ни разу не подумал о её красивых глазах, когда их увлажняют слезы, о том, сколько заботы и участия в одном тембре её голоса. — Нет, ну на этот раз мне повезет, — сказала она, хихикая, и открыла новую пачку бобов Берти Боттс. — После вкуса рвоты и брокколи мне обязан попасться какой-нибудь апельсин! — Я всё равно уже опережаю тебя со счетом три-ноль, — хохотнул Римус. Они взяли из пачки по одному бобу, закинули их в рот, и их лица одновременно скривились. — Фто это жа дрянь? — проговорил Римус, еле ворочая онемевшим языком. Лили заливисто рассмеялась, глядя как друг плюется в свой стакан тыквенного сока: — У меня снова ушная сера, но, кажется, даже она лучше того, что попалось тебе! В конечном итоге их соревнование кончилось ничьей со счетом 5:5. Время близилось к отбою, когда друзья всё-таки решились потанцевать, забыв о стеснительности. Римус сначала затащил Лили в самую гущу толпы, но там было настолько душно, что они вернулись к её поредевшим краям. Они отплясывали, как умели, и подпевали знакомым песням, улыбаясь друг другу, как самым любимым брату и сестре. Лили сцепляла их руки в лодочку и раскачивалась из стороны в сторону, когда слишком уставала прыгать, и просто болтала с ним о чем-то совершенно отвлеченном от Хогвартса и его обитателей. В то время, как Джеймс только и изливался Сириусу о том, как в школе стало скучно. Он с завистью поглядывал на Римуса и Лили, которых было отлично видно с места, где он сидел, но они вряд ли вообще заметили его. Когда певец попросил передышку от громких и веселых песен и оркестр заиграл какую-то тоскливую балладу, Лили пригласила Римуса станцевать с ней белый танец. Ей слишком не хватало объятий. С Алисой они пока соблюдали некоторую дистанцию, а крепкое папино плечо теперь было так далеко от неё!.. Она закинула руки Римусу за плечи, небрежно скрещивая их так, чтобы между их телами было приличное расстояние, но Джеймсу оно все же показалось несколько неуместным. Он в пол уха слушал, что говорил ему Сириус, и неотрывно наблюдал за ребятами. Его так и съедала ревность, когда Римус наклонялся, чтобы что-то сказать Лили на ухо, а она в ответ громко смеялась, и её смех резал слух Джеймса, как было бы, если бы она кричала. Сириус старался отвлечь его, видя, что настроение его лучшего друга резко испарилось. При чем совершенно. — Моя мама говорит, что нет ничего глупее магловских самолетов, — сказал Римус. — Ей как-то пришлось лететь в Америку, а ведь это семь часов полета! Она сказала, что поверила в выражение "умереть со скуки", и искренне боялась, что именно это с ней и произойдет. Лили хихикнула и повернула к нему лицо, смотря Римусу в глаза. Песня подходила к концу. Джеймсу показалось, что в тот момент, как взгляды его друзей пересеклись, их лица начали несколько сближаться, и боясь увидеть то, чего на самом деле никак не могло произойти, он вскочил с кресла и стремительно направился прочь из гостиной. Он не знал, что буквально в ту же секунду, что он потерял пару из поля зрения, Лили повернула голову в сторону и заметила, что тот уходит. Сначала Джеймсом завладела ярость, и он думал, что если встретит кого в этих пустынных коридорах, то наверняка напросится на дуэль. И отчего-то он впервые за много месяцев вспомнил о Нюниусе. Искать его он, конечно, не собирался, но встретить всё же надеялся. Джеймс сердито шагал к месту, которое, как и надеялся, застал пустым. Астрономическая башня становилась его приютом, когда они с Сириусом впервые в жизни серьезно поссорились и после того, как Лили на берегу Черного озера высказала ему всё, что думает о нём и его характере. Лили закусила губу и опустила руки, едва песня закончилась. Она попыталась как можно убедительнее улыбнуться Римусу, поблагодарила его за вечер и пожелала спокойной ночи. На душе у неё было как-то неспокойно. Ей хотелось вернуть то веселое возбуждение, которое владело ею эти пару часов, но на это как будто не хватало сил. Римус не догадался в перемене в её настроении, потому что не знал, что Джеймс был рядом всё это время. Лили поднялась в спальню и рухнула спиной на свою кровать. Алиса давно была в комнате, потому что была занята написанием длиннющего письма Фрэнку о её первом учебном дне. — Всё хорошо? — осведомилась она. — Не уверена, — ответила Лили, перекатываясь на живот. Она подперла голову рукой и посмотрела на Алису, которая повернулась к ней, отвлекаясь от пера и пергамента. — Я не знаю, правильно ли поступаю, общаясь с Римусом, но не разговаривая при этом с Джеймсом и Сириусом, — пробормотала Лили. — Если судить объективно, то вполне, — рассудила Алиса. — Ты можешь общаться с кем тебе угодно, не обращая внимания на чувства и мнение других, — на этих словах Лили облегченно вздохнула. — Но, если говорить субъективно, как твоя подруга, то я думаю, что им несколько паршиво от этого. Не говоря уже о том, что это может испортить их отношения в компании. — С чего бы? — удивилась Лили. — Но ведь Джеймс... — начала Алиса, но осеклась и жалобно взглянула на подругу, которого, похоже, действительно не понимала, что та имеет ввиду. — Джеймс и Сириус ведь любят тебя. — Но не общаться с Римусом это как-то... слишком для меня. Алиса закатила глаза. — А кто тебе сказал перестать общаться с Римусом, дурында? Лили нахмурилась. Она понимала, что Алиса намекает на примирение с мальчишками, но чувствовала, что ещё не готова к этому. Ей казалось, что всем им будет лучше, если она не будет в их компании. Её жизнь и так полна сюрпризов, куда ей ещё пригоршня?***
Когда Джеймс впервые оказался в Хогвартс-экспрессе, он выглядел совершенно невозмутимо, будто ехал не поступать, а продолжать учебу. Мама возбужденно подпрыгивала на месте, махая ему рукой в окно купе, а отец со строгим выражением глаз и улыбкой на губах пригрозил ему кулаком, мол "если что — получишь!" Едва поезд тронулся, в его купе завалилась стайка старшекурсников. Их было человек семь, если не больше. Один из них, высокий, беловолосый парень с высоким лбом, оценивающим взглядом и значком старосты на груди обратился к нему своим ледяным голосом, прося (или скорее приказывая) уйти. Девушка, которая придерживала его под руку, казалась Джеймсу точно такой же интеллигентной занозой. Он подумал, что они наверняка оба чистокровные и не признают даже смешанную кровь, не то чтобы магловскую. Но девушка, в ответ на саркастично приподнятую бровь мальчика, мягко ему улыбнулась и весьма вежливо повторила просьбу. Джеймс не был высокомерным, но терпеть не мог пренебрежительного с собой отношения, поэтому повиновался только после того, как попросила эта девушка. Когда он выходил, кто-то сказал беловолосому парню: — Малфой, теряешь хватку! Тебя уже даже первогодки не боятся! Послышался дружный гогот, и дверь за Джеймсом с грохотом затворилась. Мальчик прошёл через весь вагон, но ни в одном купе ему не были рады, как бы жизнерадостно он не здоровался с теми, кто в них сидел. Он принципиально не заходил в купе, где сидели слизеринцы, даже если внутри было два человека. Джеймс отворил дверь для перехода в следующий вагон, и тут же наткнулся на черноволосого мальчика. Сириус Блэк был того же роста, что и он, был таким же ухоженным и дружелюбным, как и Джеймс. Мальчик сразу почувствовал в нём то же, что и в ребятах, выгнавших его из купе — умение держаться. Казалось, что сутулиться он физически не умел, так гармонично он смотрелся со своей вытянутой в струну спиной. Маленький аристократ протянул вперед руку и представился по имени. — Джеймс, — ответил мальчик, решив, что раз тот не назвал фамилию, то и ему не стоит. Мало ли. — Ты тоже ищешь купе? — осведомился Сириус. — В этом вагоне есть одно, но там только ревет какая-то одна рыжая девочка. Я подумал, что не нужно ей мешать, — сказал он, и в его голосе зазвучала легкая насмешка. — Теперь нас двое, — ответил Джеймс, толкая того обратно в вагон, из которого он пришёл. — А в этом вагоне всё равно нет мест, я проверил. Так что идём мешать плакать твоей девочке. Как Сириус и сказал, кроме рыжей, прижавшейся лбом к оконному стеклу, в купе никого не было. Мальчики как ни в чём не бывало зашли и сели напротив друг друга, весело поздоровавшись с плачущей девочкой. Та едва им ответила. Тогда Джеймс не знал, кто именно сидит перед ним, а если бы знал, то, может, не спешил бы оскорблять Снэйпа. Хотя он только два года спустя влюбился в блеск густых тёмно-рыжих волос и взгляд зеленых глаз, которые тогда смотрели на него с глубоким отвращением и презрением. А теперь он стоял на смотровой площадке Астрономической башни, и думал, как бы выкинуть всё это из головы. Едва ему удавалось сделать это раньше, как Лили обязательно появлялась в поле его зрения, а иногда так и вообще начинала с ним разговор. Нелюбовь девочки к мальчику, которого все всю жизнь любили, холили и лелеяли, только подначивала Джеймса, но после того, как она прогнала его из своего дома, после двух самых счастливых дней в его жизни, ему было не по себе. Целый месяц они с Сириусом постоянно искали себе приключения, и Джеймс был счастлив, потому что его лучший друг был рядом и поддерживал его как никогда. Лицо парня, когда тот ворвался в комнату, мокрый насквозь, сообщить друзьям, что Лили их прогоняет, Сириус запомнил на всю жизнь. Это была смесь ярости, скорби и обиды. "— А Лунатик зря времени не теряет, — горько размышлял Джеймс. — Только мы поссорились, а он тут как тут! И на тебе конфеты, и шутки, и танцы!.. И на тебе, Эванс, поцелуи. Черт возьми, как я облажался!" Он со злобой пнул стену (о чём тут же пожалел) и сел на пол, прислоняясь к ней же спиной. Он вспоминал тот вечер, после которого Лили стала ему настоящим другом, а Римус признался в том, что в неё влюблен. Джеймс корил себя в легкомысленности. Пропустить мимо ушей такое заявление! Теперь он сам виноват, что не предотвратил этого. Солнце уже садилось, и за спиной парня горел розовый закат, пересекаемый рыжими облаками. Джеймс настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как задремал. Что-то снилось ему, но после пробуждения он не смог вспомнить, что именно. Какие-то яркие и красочные картинки мелькали в его сознании; сон был ужасно приятным и теплым, но его пронизывала тонкая нить тоски, которую Джеймс так и не понял. Его разбудила затёкшая нога и ужасный холод. Вокруг было уже совсем темно, и первое время он не видел ничего вокруг себя. Как вдруг его слух тронул какой-то звук на площадке, где он сидел. "— Наверное, птица, — подумал он." Джеймс раздраженно зашипел, растирая окаменевшую икру. Шорох, доносившийся с другого конца смотровой, мгновенно прекратился. Парень достал на всякий случай палочку и зажёг на её конце яркий огонёк. Послышался громкий вскрик. Джеймс прошёл вперед, освещая две фигуры — мужскую и женскую. Девушка поспешила зайти за спину парня, но Джеймс уже узнал их. Это была Рошель и однокашник Снэйпа — Ричард Дэвис, гроза всех первогодок Гриффиндора. Повисла пауза. Джеймс непонимающе уставился на Рошель, которая всем своим видом источала страх и панику. — Не поясните, что происходит? — спросил он. — Не твоего ума дело, — грубо отозвался Дэвис. — Шёл бы ты отсюда побыстрее, Поттер. Да держал рот на замке. — Я думаю, Бродяга будет раз узнать с кем якшается его девушка, — насмешливо сказал Джеймс. — Она не его девушка, — усмехнулся парень, скрещивая руки на груди. — Не твоя ли? — приподнял одну бровь Джеймс. Самодовольная ухмылка Дэвиса ответила лучше слов. Не то чтобы Джеймсу симпатизировали отношения Рошель и Сириуса, но всё-таки поворот событий был не из приятных. Он решительно направился в сторону выхода. Джеймс резко распахнул дверь башни и тут в спину ему будто бы влетел огненный шар. Жар и боль расползлись по всему его телу; он почувствовал, что его ноги оторвались от земли, и его несло вперед на бешеной скорости. Его тело с силой влетело в стену; он упал на каменные ступени винтовой лестницы и кубарем покатился вниз, с трудом сумев затормозить, сбивая о стены пальцы. Джеймс несколько секунд лежал, не шевелясь, пока его голова не перестала трещать. Он почувствовал, как теплая кровь струйкой сбежала от носа к его губам, а на спине содранную кожу обдувал ледяной воздух через разорванную одежду. Его палочка лежала ступеней на пять выше и продолжала светить, но уже гораздо тусклее, потеряв источник своего волшебства. Джеймс с трудом вскарабкался и взял её, сжимая в пальцах так, что рисковал переломить её надвое. При всём здравомыслии, зернышко которого успела засадить в его душе Лили, долг неизвестно перед чем или кем и безрассудство потянули его выше по ступеням. Он карабкался по ним практически ползком, скрипя от злости зубами. Ударить в спину... Как же это похоже на слизеринцев! Услышав, что враг движется не в том направлении по лестнице, траекторию которого Дэвис ему задал, тот выскочил в дверной проем и тут же ударил заклятием невидимого хлыста. Джеймса снова прибило к ступеням; на его спине зачернела кровь. — Эверте статум! — послал в ответ Джеймс. Дэвиса сбило с ног, оторвало от земли и, под пронзительный визг Рошель, откинуло на самый край смотровой, едва не скинув вниз с башни. Не успел он подняться, как Джеймс послал в него сразу несколько заклятий, в следствии чего тот, обездвиженный и безобидный, лежал на земле, гневно ища глазами врага в наступившей вдруг темноте. С трудом поднявшись на ноги, Джеймс обернулся к Рошель и, к своему удивлению, наткнулся на её волшебную палочку. — Ты не скажешь ему ничего, — процедила она сквозь зубы. — Импе... — Остолбеней!— опередил её парень. Он в ужасе смотрел на застывшую девушку с прекрасными белыми волосами, которая только что пыталась приметить против него непростительное заклятие. Джеймс развернулся, чтобы уйти, но понял, что боль сдавливает его грудь, что спина горит огнем и он не может сделать и шага без стона и проклятий. Он на секунду закрыл глаза и подумал про то мгновение, когда Лили обняла его у камина той весной, потом вспомнил её спящую, прижимающую к себе маленькую девочку, и как она суетится, наливая им чай... На его лице расплылась блаженная улыбка и он прошептал: — Экспекто патронум! — Джеймс открыл глаза, посмотрел на серебристого, сияющего оленя с ветвистыми рогами и сказал: — Нужна помощь. Я у Астрономической башни, но здесь опасно. Проверяйте карту. Выслушав послание, олень топнул копытцем и скокнул сквозь стену, растворяясь белоснежной дымкой. Обездвиженные парень и девушка пораженно смотрели на место, где до этого был патронус. Ни Рошель, Ни Ричард ни разу в жизни так и не смогли вызвать телесного патронуса, но Джеймс свято верил, что это крыса и змея... Он бросил на них последний презрительный взгляд, собрал все свои силы и двинулся вниз по нескончаемой винтовой лестнице.