Забытые предрассудки Лили Эванс

      Последние десять ступеней дались Джеймсу особенно тяжело. Он так долго тащился по лестнице, что начал опасаться, как бы его не нагнали виновники его положения. Всей его уверенности не хватало, чтобы однозначно заявлять самому себе, что он в состоянии дать им отпор, когда его рука была больше не в силах держать палочку, когда ноги предательски подкашивались, а по спине струилась кровь. От холода стен немели пальцы. Из горла Джеймса вырывались прерывистый хрип и кашель. Едва он протянул к двери свою трясущуюся руку, как она резко распахнулась, и он увидел повисшую в воздухе голову Сириуса. На его лице было крайнее беспокойство.       На секунду сердце Джеймса екнуло от страха. Как бы часто он ни попадал в переделки, он всегда выходил из них победителем. А теперь? Если он жив, то он победитель? Если его соперник целее его самого, то он, Джеймс, проигравший? Он на секунду представил, что было бы, если бы он столкнул того парня с башни, или если бы тот использовал против него заклятье посерьезнее. Рошель не постеснялась попытаться использовать непростительное заклинание, и это поразило Джеймса больше всего. Теперь помимо физический страданий ему предстояло вынести и душевные. Шагая ступень за ступенью, он размышлял, как сказать другу, что его девушка совсем не та, какой казалась раньше? Он перечислил в голове тысячу вариантов, но лишь один не доставлял никому боли — тот, в котором Сириусу плевать на Рошель и их отношения. Как его лучший друг, он знал, что такой вариант не имел права на существование, потому что Сириусу не было всё равно. Может, он никогда не испытывал к ней того, что сам Джеймс испытывал к одной небезызвестной личности, но она нравилась ему. Джеймс и сам раньше считал, что у неё довольно цепляющий взгляд и привлекательные повадки, что её уверенность в себе — та черта, которую он часто искал в Лили, как повод влюбиться в неё ещё сильнее. Когда Рошель занесла палочку, её лицо, еле проглядывающее сквозь тьму ночи, исказилось, будто по волшебству, будто впервые Джеймс увидел её такой, какая она есть на самом деле. В её глазах не было озорного, страстного огонька, с которым она всегда смотрела на Сириуса, а иногда и на Джеймса, там царили страх и ненависть. Её разоблачение произвело на него куда более сильное впечатление, чем она предполагала. — Сохатый, что произошло? — спросил Сириус, едва увидел друга в дверном проеме.       Джеймс обессиленно посмотрел на него снизу вверх, будучи не в состоянии стоять прямо, и попытался сделать шаг. Нос его ботинка зацепился за порог, и он повалился на друга. — Так, у нас проблемы, — серьезно проговорил Сириус.       Из-под мантии-невидимки вынырнули Римус и Питер. Римус подхватил Джеймса под руку, и они вместе с Сириусом довели его до ближайшей скамейки под светом палочки Питера. — Пошли отсюда, — пробормотал Джеймс, с трудом открывая глаза. — Наверное, нам и правда стоит убраться отсюда, но я не могу не спросить... — Бродяга, не сейчас, — взвыл раненный. — Что там делает Рошель? — не отступал Сириус.       Джеймс уже хотел сказать ему что-то, чтобы тот повременил с расспросами, но вдруг почувствовал, как последние силы покидают его, всё вокруг начинает стремительно чернеть, и он стремительно провалился в небытие.       В его голове словно сам чёрт устроил адские пляски. Виски пульсировали, а затылок будто залили цементом. Джеймс попытался вдохнуть поглубже, но вызвал только непрерывный лающий кашель. Он не мог открыть глаз, их веки намертво склеились от усталости. Под своей, очень напоминающей чугунную, головой он почувствовал мягкую подушку, и понял, что уже в спальне. — Сохатый, — позвал Римус.— Порядок? — Нет, — с трудом прохрипел он. — Спина... — Бродяга, ты как знаешь, но я иду за помощью. Не хотите ввязывать мадам Помфри, так позвольте хоть Лили позвать. — Стой, — выдохнул Джеймс, с трудом раскрывая глаза. — Не нужно, я в норме.       Римус, уже дернувшийся в сторону двери, послушно замер и покачал головой: — Ты очень пожалеешь об этом на утро, — сказал он и вновь подошел к его койке.       Джеймс и сам это знал, но меньше всего ему теперь хотелось видеть Лили и Римуса в одной комнате. Непонятная ревность захлестнула его, едва её имя вылетело из уст друга. — Нужно рану промыть, — неуверенно предложил Питер. — Первая здравая мысль за день, Хвост, — похвалил его Сириус. — Глядишь, и ЖАБА сдашь на отлично, маленький гений, — несколько саркастично добавил он, хлопая его по плечу.       Питер не знал радоваться ему или огорчаться, поэтому просто спросил, умеет ли кто из них это делать. Все ответили отрицательно. — Ну, значит, как маглы учили, — потер ладони Сириус. — Водичка, да тряпочка.       Для ситуации опасной для жизни лучшего друга, он был на удивление спокоен. Не то чтобы он привык видеть Джеймса в таком состоянии, но из разных передряг они возвращались с похожими ранениями ни один раз, хотя и менее серьезными. Сириус внутренне чувствовал, что с ним всё будет в порядке, и доверился этим ощущениям. Друзья перевернули парня на живот с помощью палочек, не рискнув касаться его руками. Джеймсу понадобилась вся выдержка, чтобы не закричать — боль была невыносимая. Римус и Питер промыли глубокие порезы, рассекающие его спину, а Сириус листал учебник по травологии, пытаясь найти что-нибудь, что могло бы им помочь, а потом вдруг рассмеялся. — Чего ржёшь, придурок? Тебе весело? — прошипел Джеймс, потихоньку приходя в себя. — Сохатый, сегодня второе сентября, — захлебываясь от смеха проговорил Сириус. — Первый учебный день, а ты уже влип в историю! Просто поразительно.       Джеймс усмехнулся и снова опустил лицо в подушку. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Всё его тело было словно ватным, без мышц и костей, а на голову свалилась такая тяжесть, что держать глаза открытыми парень уже просто не мог физически. Он слышал сквозь дрему, что друзья говорят между собой, но не был уверен, что их слова не были обращены и к нему тоже, потому что все предложения потеряли значения, поменялись местами и в конце концов сплелись в непонятный клубок, не имеющий смысла.

***

      Той ночью Лили спала как-то особенно беспокойно и потеряла надежду выспаться уже к шести утра. Она раздраженно села на кровати, глядя на то, как её соседки по комнате умиротворенно сопели каждая в своей постели, и их не будили ни яркие солнечные лучи, ни сумасшедшее щебетание ласточек за окном. Лили с четверть часа просто сидела на своей койке, в душе надеясь, что её всё же склонит в сон. В конце концов она сдалась, встала и подошла к шкафу. Она открыла дверцу и с тоской посмотрела на одинаковые мантии, рубашки и свитера, развешанные внутри. Может, ей было и комфортно в этой форме, но уж больно всё это было однообразно. Лили радовалась, что хотя бы в Хогсмид она могла надеть свои любимые джинсы и футболку с отвратительным зайцем, которую она не променяла бы ни на какие самые дорогие мантии. По крайней мере таков был её настрой. "— Ну, ничего, завтра уже суббота, — утешила она себя и вдруг осеклась."       Что-то в комнате неуловимо поменялось. Она закрыла дверцу и чуть не завизжала от испуга, когда поняла, что за ней действительно что-то есть, чего не было раньше. Перед ней серебрился лохматый патронус Блэка — бродячая псина. — Цветик, бери палочку и спускайся в гостиную. Это очень срочно, — известила собака голосом Сириуса и растворилась в воздухе.       Лили воровато заозиралась по сторонам, не разбудил ли кого голос, но все как спали, так и остались спать, даже не пошевелившись. Девушка схватила палочку с тумбочки и выскочила из спальни, как была, в пижаме и с растрёпанными волосами. Когда Сириус увидел её, то подумал, что выглядит она ужасно смешно, но он был так напуган и обеспокоен, что не смог выдавить из себя и улыбки. Даже когда заметил, что Лили выбежала из спальни босиком.       Он рванул вверх по лестнице к спальням мальчишек, жестами зовя её за собой. Она попыталась спросить у него, что случилось, но он нетерпеливо шикнул на неё. Сириус остановился у последней двери, оглянулся по сторонам и открыл её. Лили громко ахнула. Джеймс лежал на своей постели на животе; его руки обессиленно свисали с краев койки. Вся его спина опухла и покраснела. Где не было опухолей, были страшные, рваные раны, из которых сочилась кровь.       Лили подлетела к нему так быстро, что чуть не упала, когда тормозила у изголовья кровати. — Когда и как? — спросила она строго, облокачиваясь одним коленом на матрас.       Лили нагнулась и тщательно осмотрела все раны. Пока Римус объяснял всё, что знал сам, она начала водить над кожей Джеймса палочкой, что-то бормоча себе под нос. Когда он упомянул, что с тех пор, как они притащили друга в спальню, прошло по крайней мере четыре часа, а может и все пять, Лили чуть не выронила инструмент из рук, оборачиваясь на них. Её лицо исказилось от гнева. — Да вы в своём уме?! — вскричала она. — Почему вы сразу меня не позвали? Не говоря уже о том, что без мадам Помфри я вряд ли справлюсь.       Она снова принялась рассекать воздух над спиной Джеймса, и отек постепенно начал спадать. Около двадцати минут она только устраняла опухоли и раздражения, а когда закончила, Джеймс дернулся всем телом и протяжно застонал. Лили, присевшая на край кровати, в испуге отпрянула. — Он бредил, когда мы решили тебя позвать, — виновато сказал Питер.       Девушка возмущенно скривила лицо, произнося одними губами: "чего?!" Ей хотелось убить их всех поочередно. Такая халатность и небрежность к здоровью лучшего друга немного удивляла её. Точнее было бы сказать, очень-очень сильно поражала.       Она приложила ладонь ко лбу Джеймса и обнаружила, как и ожидала, что он весь горит в лихорадке. От боли и жара по его спине и лицу высыпали бусинки пота, но самое страшное ждало его впереди. — Тише, Поттер, — ласково проговорила Лили, кладя ладонь ему на предплечье и прижимая его к кровати. — Сейчас будет очень больно, — пообещала она и глубоко вздохнула, будто перед прыжком с вышки.       Она поднесла палочку к самому длинному и ужасающему порезу и прошептала заклинание. Джеймс взвыл от боли, и сжал кулаки. Под его кожей словно кто-то зашевелился; вся спина парня забугрилась и из-под краев раны начало появляться что-то белое. — Это ещё что за дрянь?! — брезгливо заорал Сириус. — Гной, — бросила Лили, сдувая волосы, упавшие ей на лицо. — Вашими, ребята, стараниями.       Римус и Питер пристыженно переглянулись и одновременно отошли подальше. Едва появляясь из-под кожи, гной испарялся; его было столько, что и у Лили выступил пот на лбу. Лечебная магия требовала больших усилий и умений, и девушка была явно не готова к таким упражнениям с утра пораньше.       Лили не первый раз применяла это заклятие. Однажды она лечила палец на ноге одного хаффлпаффского первокурсника. Здесь, конечно, были несколько иные масштабы. На третьей минуте мучений Джеймс уже не пытался сдерживаться. Если бы Сириус не заколдовал дверь, то на его крики уже давно сбежалась бы добрая часть Хогвартса. — Терпи, — прошептала Лили, всё больше давя на его руку, которой он так и норовил взмахнуть, угрожая врезать девушке по голове. — Чуть-чуть осталось... Давай! — прорычала она, глядя, как из ран уходят последние капли.       Питер, не выдержав такого зрелища, сделав вывод, что лучше ему будет посидеть в гостиной, а так как Сириус не любил медицины и всего, что связано с лечением, то он поспешил к нему присоединиться. Лили протерла рукавом пижамы мокрый лоб и снова склонилась над своим первым серьезным пациентом. Джеймс принялся что-то бессвязно бормотать, и единственное, что Лили поняла, это: "пушки и мячи... не дай им...бродяга, где лягушка?" Если бы она не была так измотана, она бы вдоволь посмеялась с того бреда, что он бурчал себе под нос, но она только передала это странное предложение Римусу и измученно улыбнулась. — Осталось самое сложное, — вздохнула Лили. — Тебе нужна помощь? — спросил Римус, присаживаясь на корточки у её ног. — Я умею останавливать кровь. Если это пригодится... — Мерлин, как же... — пробормотал Джеймс. — Не трогай...убери руки...       Лили ошарашенно подняла ладонь с его предплечья и посмотрела на Римуса, который был в таком же замешательстве, что и она. Они не знали, что в своей голове Джеймс переживал заново прошедший вечер, а голос Римуса, прозвучавший так близко к голосу Лили, направил его как раз к моменту мнимого поцелуя. В бреду он видел его до того отчетливо, будто он наблюдал это раньше. Он видел, как Лили прижалась к парню животом, когда тот накинулся на неё, словно не видел лет десять, не меньше. Римус гладил её спину, запускал пальцы в длинные рыжие локоны. Джеймс прорычал сквозь зубы: "Урод!" — Кажется, это он не тебе, — сказал Римус, поднимая брови.       Лили с половину минуты просидела, потирая глаза, согнувшись пополам, собираясь с мыслями перед столь ответственным мероприятием. Впервые за час, что она провела у койки Джеймса, она вспомнила о том, что он обижен на неё. "— Ну, хотя бы Сириус не стал выпендриваться, — подумала она. — Ох, что нас ждет, если кто-нибудь узнает обо всём этом!"       Лили выпрямилась и сцепила пальцы в замок у затылка. — Римус, можешь тоже выйти, пожалуйста, — попросила она. — Я не могу сосредоточиться. Я позову тебя, если мне понадобится помощь.       Парень без лишних слов покинул комнату, и Лили осталась с Джеймсом наедине. Девушка встала, размяла затекшие мышцы и уверенно направила палочку на спину больного. — Вулнера Санентур,— произнесла она, проводя ивовой палочкой над мелкой раной у самого основания шеи.       Этому заклинанию научил её Северус на рождественских каникулах. Он сказал, что у него есть ещё одно заклятье его авторства, но оно слишком вредоносное, чтобы когда-нибудь слететь с её языка. Ни разу до этого самого момента она ещё не использовала этого заклинания, поэтому когда кожа на ране стала потихоньку срастаться, она облегченно застонала. В какой-то момент Джеймс замолчал, перестал дрожать и, похоже, потерял сознание.       Лили потратила около часа на то, чтобы все раны окончательно затянулись, а на их месте не осталось ни шрама. Впервые она провела такую сложную операцию, и теперь не могла поверить, что смогла. Внутри она не знала радоваться ли ей своему успеху или нервничать из-за того, что её помощь понадобилась; её руки дрожали, перепачканные чужой кровью. Лили быстро стерла её магией и на всякий случай обтерла ладони о пижамные штаны, хотя они и были девственно чисты. Она устало взглянула на широкую и мускулистую исцеленную спину. Сначала она смутилась и отвела взгляд, но не прошло и минуты, как она опустилась всем корпусом рядом на узкую полосу матраса и крепко уснула. Это не было её замыслом, ей хотелось только прилечь на минутку, чтобы немного отдохнуть и унять трепет во всем теле.       Ей снились розовые горы и рыжие деревья, говорящие обезьянки и молчаливые люди с незнакомыми лицами. Лили сидела на качелях в Коукворте, а на соседних весело хохотала маленькая Петунья. Ей было не больше шести. Лили спросила, почему она так и не рассказала ей о том, что выходит замуж, но та в ответ только рассмеялась ещё громче. Тунья оттолкнулась ногами от земли; качели тут же взмыли высоко к небу. Лили встала на качели ногами, хватаясь за железные прутья, и мечтательно смотрела на неё, как на самого удивительного человека на планете. Она легонько подпрыгнула, и её ноги послушно оторвались от сидения. Лили взлетела выше сестры, закружилась на месте, балансируя в воздухе, как рыба в воде, долетела до ближайшего дерева и устроилась на крепкой ветке среди пушистой кроны. В какое-то мгновение она осознала, что уже сидит в гостиной гриффиндора, а за окном не видно ничего кроме всепоглощающей тьмы. В комнате не было никого кроме неё, и ей стало страшно. Вдруг ставни задрожали, а стекла зазвенели. Чьи-то костлявые, серые руки били кулаками об оконную раму со стороны улицы. Лили бросилась к спальням, но остановилась как вкопанная. Вместо лестниц стояли титановые клетки, в которых сидели её измученные, отощавшие родители. Едва они заметили дочь, как бросились к прутьям, умоляя её помочь им. Лили испуганно отступила на шаг назад... и проснулась.       Она вскочила с кровати, будто та раскалилась добела. Это внезапно движение разбудило Джеймса. Он перевернулся на спину, привстал и нацепил очки на нос, не понимая, почему девушка так испуганно на него смотрит. Да, и что она в принципе делает в их спальне. — Всё в порядке? — спросил он. — Ничего, просто сон дурной приснился, — отмахнулась она и замерла, поняв, что взболтнула лишнего. — Ты что, спала здесь? — Эм... Ну, я вообще-то не хотела, просто очень устала, не выспалась, — начала она оправдываться. — Да и вообще, сам бы затянул столько ран, я бы на тебя посмотрела! Не говоря уже о том, до какого состояния эти клоуны тебя довели! — воскликнула Лили и скрестила руки на груди.       Джеймс сидел у себя на койке и удивленно хлопал глазами. Потом вдруг резко повернул голову по максимуму в сторону, пытаясь осмотреть свою спину. Он пораженно ощупал исцеленную кожу и уставился на Лили, раскрыв рот. — Ты... ты лечила меня? — спросил он, так выделяя последнее слово, будто она исцелила самого Тёмного Лорда, а не своего друга.       Лили едва не расхохоталась, до того смешно Джеймс выглядел в тот момент. Она поняла, что он был совсем не в себе, и очевидно думал, что вся эта история ему просто напросто приснилась. — Нет, я обманываю. А спина твоя срослась сама собой за пару часов, не веришь что ли? — саркастично воскликнула она, улыбаясь. — А почему я этого не помню? — удивился Джеймс. — Ну, скажем так, тебе было не до меня в тот момент, — сказала Лили, подошла ближе и положила ладонь ему на лоб. — Ты всё ещё горишь. Мне бы раздобыть тебе снадобье, чтобы сбить температуру.       Джеймс посмотрел на её задумчивое лицо и против воли улыбнулся. Её забота и волнение о нём невообразимо грели ему душу, и он уже не чувствовал себя больным, когда она говорила с ним так, словно и не было той ссоры.       Лили всё-таки смогла уговорить мадам Помфри дать ей зелье, чтобы его мог выпить "первокурсник, у которого поднялась температура". Сердобольная женщина всунула ей целый пузырек и хотела принести ещё один, но Лили всё-таки смогла уговорить её этого не делать. Напоив Поттера снадобьем и наказав ему не вставать до обеда, она умчалась в спальню для девочек, где уже никого не было. Оказалось, что она проспала почти два часа. На часах было без пятнадцати минут десять. Лили быстро покидала вещи в сумку, закинула её на плечо и умчалась на занятия. Первый урок она уже пропустила, и теперь мчалась в башню на прорицания.       За весь урок она ни разу не говорила ни с кем из мальчишек, зато Алиса закидала её вопросами, даже не смотря на то, что прорицания очень любила. Лили отвечала ей не совсем откровенно, много не договаривала, рассчитывая, что на обеде она сядет рядом со всеми и тоже услышит историю целиком. Странным для неё оставалось осознание, что до расспросов Алисы она не интересовалась толком, как же Джеймс умудрился так искалечиться. Она знала наверняка, что это была дуэль, но с кем и почему не имела понятия. Пока она лечила его, ей так сильно завладело возмущение, что интерес и любопытство ушли на второй план.       На обеде никто не говорил. Алиса пыталась растормошить друзей, узнать, что произошло, но добилась только объяснений Лили о том, что у Джеймса была температура и пара синяков, что она его лечила, но уснула прямо в их спальне, потому что всю ночь ворочалась и едва прикорнула, как наступило утро. Конечно, любопытной Алисе было этого мало, но так как объясняться никто не спешил, то она сдалась и отвернулась от них, обидевшись. Лили посмотрела на Римуса, как бы вопрошая, почему они молчат, но он только покачал головой. Сириус сидел непривычно тихий, но не грустный, ни злой. Просто обычный Сириус, только будто бы с выключенным звуком и ограниченным запасом улыбок и телодвижений. Он молча жевал куриную грудку, и на любой вопрос к нему морщился и отмахивался, мол: "потом спросите". — Хвостик, ты подписан на "Ежедневный пророк", — сказала Лили после длительной паузы, а так как Питер сидел справа от неё, нарушать тишину ей особенно не приходилось. — Я не читала ни сегодняшнего выпуска, ни вчерашнего. Там было что-то интересное?       Она спросила об этом, потому что, проведя некоторое время в размышлениях, она в следствии сложной логической цепочки пришла к прошлому утру, когда она видела беспокойство на лицах друзей, после прочтения ими газеты. И вот теперь её одолело то самое, сдержанное ранее, любопытство и некоторая опаска. В последние месяцы в "Ежедневном пророке" было мало хороших новостей. — Сегодня писали про церемонию открытия сезона квиддича. Она будет проходить через три недели, а первый матч... это Ирландия и Великобритания, по-моему, — он озабоченно нахмурился, будто и правда считал, что квиддич подходил под определение "что-то интересное" для Лили. — Или не Ирландия... может, Германия. — Одна и та же страна, — саркастично заметил Сириус, который всегда не упускал момента подколоть друга, когда тот не мог до чего-то додуматься. — Вчера вместо списка погибших был целый разворот, — глухо отозвался Римус. — В разных частях страны погибло очень много маглов и... — он на секунду остановился и опустил взгляд. — И маглорожденных. Конечно, не всё место занимали списки, но там было около четырехсот имен, а так же комментарий Министра Магии. Он призывал всех к осторожности и обещал всё уладить. — Интересно, как? — с той же интонацией буркнул Джеймс.       У Лили сложилось неприятное чувство, будто все они сейчас думали только о ней и о её "грязной" крови. Она отложила в сторону ложку, не в силах проглотить больше ни семечки, ни крошки. Пальцы её снова начали подрагивать, и она спешно спрятала их под столом. — Ладно, — сказала она, промакивая губы салфеткой и вставая. — Увидимся на уроке.       Лили спокойным шагом вышла из Большого зала, волнуясь, что кто-нибудь из друзей правильно прочтет её реакцию, и вместе с тем даже несколько хотела этого. Но едва она свернула к лестнице, как припустила вверх по ступеням, расталкивая шумные компании, которые вечно расходились по всей ширине коридора, не заботясь о том, что другим людям ходить просто негде. Ей стало тошно. Она поднялась на восьмой этаж, где в это время суток никого не было, кроме привидений и, иногда, кошки Филча. Через двадцать минут у неё был урок по зельеварению, но ей совершенно не хотелось на него идти. Лили догадывалась, что кто-нибудь пойдет за ней, но всё-таки надеялась побыть в одиночестве некоторое время. Она стояла у огромного прямоугольного окна, обнимая себя руками и непонимающе-задумчиво сведя брови к переносице, когда с лестницы послышались шаги множества ног. — Цветик, — позвал Сириус.       Лили не обернулась, потому что боялась увидеть всю толпу. Она и так знала, что все они пришли к ней. — Всё в порядке, — ответила она, заводя волосы за уши. — Просто атмосфера как-то давит сегодня. — Да, год с самого начала не задался, — ответил Сириус.       Слева от Лили встал Джеймс, а справа запрыгнула на подоконник Алиса. Она смотрела на подругу, склонив голову на бок, словно пытаясь прочитать у той мысли. — Почему мы не говорим о вчерашнем? — спросила Лили, поворачивая лицо к Джеймсу. — Мне кажется, я заслуживаю знать, что с тобой, Мерлин тебя подери, произошло.       Сначала в его душе ярким фейерверком взорвалась нежность к Лили за тот вклад, что она сделала в его здоровье, но потом он подумал о том, с чего началась эта история, и ему стало стыдно. Он посмотрел на Римуса, потом на Сириуса и в конце концов уперся взглядом в окно. — Я немного плохо себя чувствовал, и пошел прогуляться на Астрономическую башню, — начал он, стараясь ни взглядом, ни словом не выдать истинной причины своего там прибывания, потому как Сириус знал, что просто так Джеймс туда не заявляется. — Я уснул прямо там, а когда проснулся уже потемнело, и я не сразу понял, что уже там не один. Там было двое... двое людей. Один из них Ричард Дэвис, а второй, точнее вторая... — Рошель, — понимающе кивнул Сириус, складывая пазл в своей голове.       Её имя прошлось будто бы наждаком по его языку. Ещё прошлым вечером он понял, что совершенно вряд ли у неё там было тайное свидание с Джеймсом. — Вы сражались, потому что Дэвис к ней приставал? — спросил Сириус. — Мы сражались, потому что Дэвис ударил меня в спину, когда я уходил, чтобы сказать тебе. Ему не нужно было к ней приставать, Бродяга, кажется, она и так была не против встретиться с ним посреди ночи в безлюдном месте. Я... Ты можешь проверить всё сам, поговорить с ней, но есть кое-что, почему я тебе очень не советую даже лезть в это. Просто оборви с ней все отношения. Я не знаю, что они с Дэвисом там замышляли, но они совершенно точно не планировали отпускать меня живым или с трезвым рассудком. Если бы Дэвис не был таким трусливым змеёнышем, то, наверное, я бы здесь не стоял. К счастью, его умения куда слабее, чем, допустим, у Хвоста. Не в обиду сказано, — Джеймс кинул быстрый взгляд на Питера. — В общем-то я уже обездвижил этого придурка, хотел уйти, но... — он нарочно медлил, нехотя подходя к тому, ради чего затеял этот разговор. — Рошель собиралась применить ко мне "империо".       Лили обернулась к нему так резко, что едва не свернула себе шею. — Прости? — переспросила она. — Вот такая принцесса, — проговорил Джеймс, с опаской поглядывая на Сириуса.       Тот пожал плечами и скрестил руки на груди. Он изо всех сил старался не подавать виду, что предательство девушки как-то задевает его. На самом деле внутри него что-то оборвалось, резко ухнуло вниз и с глухим грохотом разбилось где-то у его ног. Его волновала одна мысль: "зачем?" Зачем ей было устраивать весь этот цирк? Как давно она затаила на него злобу? Неужели с самого начала всё это было обманом? — Почему вы сразу меня не позвали? — спросила Лили, стараясь сбить напряжение от признания Джеймса. — Всё было довольно серьезно и... и если вы когда-нибудь ещё окажетесь в такой ситуации, то не надо медлить. Я всегда здесь, — сказала она, смущенно отводя взгляд в сторону. — Просто позовите, я помогу. Но лучше, если вы не будете лезть на рожон.       Сириус пораженно посмотрел на неё. С каких это пор она добровольно соглашается прикрывать их? — Хорошо, мам, — улыбнулся он. — Постараюсь сильно не калечиться, когда пойду узнавать у дамы моего сердца, что за фигня происходит. — Ты пойдёшь? — недоверчиво спросила Алиса. — О, а тебя разве не раздирает любопытство? — воскликнул Сириус, хитро улыбаясь ей.       В его взгляде застыла такая ледяная непоколебимость и злость, что никто не посмел ему перечить. В конце концов, они всё равно не пустят его одного после того, что случилось прошлой ночью.       Конечно, Сириус ускользнул от друзей в одиночестве и направился на встречу со своей ненаглядной. Для верности он прихватил с собой карту и мантию-невидимку, чтобы ни у кого не было возможности подслушать их с Рошель разговор. Он очень сомневался, что она рискнет привести своего нового ухажера на их встречу, ведь она знает, что Сириус не сможет сделать ей больно. Сам он пока не понимал, что думает и чувствует по поводу всего произошедшего, ему хотелось услышать то, что скажет ему она. Единственная вещь, которую он ни за что и никогда не сможет ей простить — она подняла палочку на Джеймса и едва не опустилась до преступницы. Она могла крутить шашни с кем угодно и сколько угодно, ведь их отношения обещали быть свободными, а если бы Сириуса это огорчило слишком сильно, они бы просто тихо расстались. Без истерик, без сожалений. Но она пошла дальше и переступила через черту. Для чего? Сириус узнал лишь тогда, когда она сама сказала ему об этом.       Он подкараулил её у башни Когтеврана, когда она возвращалась с ужина. Рошель ни капли не удивилась, но выглядела несколько расстроено и даже раздраженно. Тем не менее она согласилась на разговор. Они отошли немного дальше входа в гостиную факультета, чтобы никто не мог не помешать им, ни подслушать.       Когда Сириус вернулся в гостиную Гриффиндора, он даже немного удивился обнаружив друзей там. Он представлял, что за полтора часа его отсутствия они перевернули весь Хогвартс вверх дном, но они сидели на диване и на ковре возле камина и о чём-то говорили между собой. — Чтоб тебя всю жизнь так кидали, Бродяга, — хмуро парировал Джеймс, когда тот подошёл к их компании. — И воровство уголовно наказуемо, ты в курсе вообще? — Карта общая, а за мантию каюсь, — ответил он. — Просто не хотелось третьих лиц. — Так бы и сказал! — рявкнула Алиса, явно прибывавшая не в лучшем расположении духа.       Сириус не мог не рассмеяться от тех лиц, которые на него взирали. Все кроме Лили смотрели с укоризной и раздражением, а та в свою очередь выглядела несколько раскаявшейся и пристыженной. Не то чтобы он совсем не испытывал мук совести, но решительно не понимал, с чего им всем так сердиться на него.       Он предложил всем им перейти в мальчишескую спальню, чтобы поговорить, и все, как ни странно, повиновались. — Всё прошло хорошо? — участливо спросила Лили, идя рядом с Сириусом. — По крайней мере лечить меня не требуется, — пошутил он. — И теперь я знаю, когда именно меня обвели вокруг пальца. "— Не очень-то он страдает, — завистливо подумал Питер."       Ему Рошель всегда нравилась, и он верил, что не с проста она так поступила с Сириусом. В конце концов, Блэк никогда не претендовал на роль самого прилежного и обходительного кавалера. От приторно-сладких отношений его воротило, как от костероста (а его он нахлебался достаточно). Именно поэтому с Рошель они по-настоящему сошлись лишь тогда, когда она начала показывать свой истинный дьявольский характер. Она была настоящая, в известном смысле этого слова, стерва, и если поначалу даже перед самой собой в этом не признавалась, то после более близкого знакомства с Сириусом, эта черта проявилась в ней сама собой. Их отношения могли бы и дальше увлекать и будоражить её, если бы её парня они хоть немного заботили. А со стороны он выглядел более чем равнодушным. В конце концов и Рошель пришлось перейти в наступление, и теперь они выглядели как безумные, вечно воюющие между собой влюбленные.       Жажда Сириуса к такого рода конфронтациям шла из его сущности, из его происхождения. Вся его семья имела вспыльчивый характер, в особенности дорогая Вальбурга — матушка Сириуса. Эта их черта заставила старшего сына уйти из дома, младшего отречься от всего человечного и поддержать страшную сторону их родителей, а мать и отца отказаться от своего ребенка, который был не в силах понять их позиции. Но в Сириусе всегда было больше всего света и доброты, больше, чем в любом из них. Да, в их семействе были и другие предатели крови, те, кто избрал путь света. Например кузина Сириуса, Андромеда, вышедшая замуж за маглорожденного и родившая ему ребенка. У них подрастала прекрасная девочка-метаморф со сложным, но красивым именем, которые было принято давать в семье Блэков. Сердце же Сириуса уже долгое время принадлежало другой девушке, вовсе не Рошель. Оно лежало к девушке куда более скромной и целомудренной, а потому такой далёкой. Всё его "я" твердило, что эта девица Рошель ему не пара, но закружившая их страсть, заставляла его отвечать на её слишком личные письма, приходить на свидания...       Сириусу пришлось выложить друзьям все подробности, а ему было что рассказать и в чём признаться. Мотивы Рошель оказались вполне ожидаемыми и простыми — месть и злоба, а этот Ричард Дэвис просто подвернулся ей под руку. Сначала.       Когда Блэк забыл про их с Рошель встречу после ужина в день последнего экзамена, бедная девушка совсем потеряла терпение. Ей надоело, как он обращается с ней: то как со страстной женщиной, то как с надоедливой куклой, ведь на деле она являлась и той, и той. Она простояла в холодной коридоре около часа, с каждой секундой закипая всё больше. Все, кто проходили мимо, странно косились на неё, будто зная, чего она ждёт, хотя некоторые и правда догадывались. Это длилось до тех пор, пока к ней не подошёл один человек — Ричард Дэвис. Поначалу Рошель отнеслась к нему брезгливо, по-злому и даже презрительно. Холодное высокомерие — черта, которую она переняла у своего парня. Конечно, первым делом Дэвис поспешил втереться к ней в доверие, что идиот бы не заметил, а Рошель вычислила тут же. Это оттолкнуло её ещё больше, но Ричард не сдавался и перешёл в наступление, проходясь по Блэку и его компании не самым лестным словом, что прекрасно подходило под настрой Рошель. У них сложился несложный разговор, и они пошли немного прогуляться вместе. Она знала о Карте Мародеров, но тогда о ней и не вспомнила, не заботясь о том, чтобы Сириус не увидел, как она гуляет с каким-то Слизеринским принцем. Но Блэк уже сладко спал, когда они вышли на школьный двор, а потом и в Запретный лес. Сначала мотивы Дэвиса были чрезвычайно подлыми и страшными. Он вполне серьезно планировал завести девушку в чащу и бросить её там, а потом пустить следом Сириуса, чтобы тот пропал там или вышел из чащи оборотнем. Но потом Ричард узнал от Рошель о тех сложностях, которые были в их отношениях, и решил, что раз Блэк не сильно ей дорожит, то не бросится бездумно её тут же спасать, а для начала всё проверит. Но Дэвис не знал о карте. Таким образом весь вечер они провели вместе с Рошель за прогулкой по окраине леса.       Из своих однокашников Дэвис переваривал в основном только Эйвери. Мальсибер всегда позёрствовал и вёл себя как кретин. Словно тёмная тень Поттера. Но на самом деле самодовольство было единственной вещью, которая их объединяла. А Снэйп хотя и был одним из самых способных волшебников его окружения, но являлся настолько асоциальной личностью, что иметь дело с ним не очень-то хотелось. Именно поэтому Дэвис не страшился их осуждения. Они могли говорить у него за спиной что угодно, но всех их объединяла общая идея, а эту связь ничто не разрушит.       Утро в день отправления в Лондон Рошель провела в одиночестве, потому что новость о разрыве её с Сириусом как-то странно подействовала на её соседок по спальне — они все мигом куда-то испарились. За завтраком Рошель увидела некоторых из них трущихся рядом со столом Гриффиндора. За день до этого одна девушка пыталась охмурить Джеймса, но судя по тому, что потом не отлипала от Сириуса, тот ей отказал. Блэк спокойной принимал знаки внимания, расхаживая по всюду с таким видом, будто все девчонки Хогвартса должны кинуться на него, едва узнают, что тот снова свободен. Рыжая девица быстро надоела ему и он переключил своё сиятельное внимание на Марлин — на девушку, которая, по мнению Рошель, и не собиралась становиться объектом его страстей, а только была рядом с однокашницей. Рыжая, оскорбленная и униженная, чуть ли не в слезах сбежала в башню Когтеврана, когда Сириус приобнял за плечи свой новый "аксессуар". Именно так называли мальчишки с их курса всех временных пассий Сириуса Блэка. Рошель передергивало от мысли, что и её могли так называть в узких кругах. В Хогвартс-экспрессе она сидела одна, потому что Марлин была приглашена в купе Гриффиндорской компании, а другие её подруги нашли себе компанию получше, чем только что пережившая разрыв с парнем Рошель. Тогда то к ней снова и явился Ричард Дэвис. Не то чтобы он был обаятельнее или умнее, чем Сириус, но что-то заставило Рошель пересмотреть своё мнение о нём. Он говорил с такой убедительностью, а Рошель с такой готовностью развесила уши, что когда поезд остановился на вокзале Кингс-Кросс, они даже обменялись адресами, чтобы начать переписку, продлившуюся всё лето. За несколько недель он убедил её в том, что обиду, которую Блэк нанес не только ей, но и многим другим девушкам, прощать нельзя. Рошель съедала ревность ко всем, с кем у того когда-либо были хоть какие-то отношения, и накопившуюся злость она вылила в коварный план по мести её дорогому избраннику. Правда всё пошло прахом из-за той случайной и ужасно неуместной встречи с Джеймсом на Астрономической башне. За лето она не только стала куда более озлобленной и самоуверенной, но и приобщилась к тёмной магии с подачи Дэвиса. Её больше не волновало, что Сириус сказал бы об этом, узнай он это другим способом. Сначала её мучили упреки собственной совести: как это она может стать тёмной волшебницей? А как же все те моральные устои, которые в неё вдалбливали родители и учителя? Разве она полюбила бы Сириуса, если бы при всех его отрицательных качествах, он не был бы на стороне света? Теперь всё это ушло. Ещё в начале августа она начали встречаться с Ричардом и, по указанию последнего, с Сириусом, чтобы исполнить свой план. Дэвис оказался тем самым романтиком, которого Рошель никогда не могла найти в Сириусе. Их отношения так контрастировали её опыту с Блэком, что она мгновенно влюбилась в Ричарда по уши. Остаток лета они провели вместе, прибывая в своих странных, жутковатых, но ужасно милых (со стороны) отношениях.       Самое значимое событие произошло тридцатого августа, когда Дэвис представил девушку своим родителям. Они пригласили её остаться на ужин, и она согласилась. Каково же было удивление Рошель, когда в их дом к вечеру набилась целая толпа Пожирателей смерти. Все приценивались, смотря на неё, и недоверчиво переговариваясь между собой, даже не утруждая себя снижать тон, будто у неё нет ушей. Ричард с полной уверенностью заявлял всем, что она на их стороне и ей можно довериться, и Рошель оставалось только молча соответствовать навязанной роли. Её прельщали темные тайны, сила сокрытая в запрещенных заклятьях, о которых никогда не рассказывали подробно в школе, но все эти люди ужасно пугали её. Особенно молодая девушка, кузина Сириуса, с чёрными, густыми волосами, вьющимися беспокойными волнами, и с тяжелыми веками, томно прикрывающими глубокие, практически чёрные глаза. Взгляд её был угрожающим, вне зависимости от того, что она говорила. Спрашивай она о школе или раздавай советы о приготовлении напитка "живой смерти" — всё одно. Рошель казалось, что эта ужасающая девушка видит её насквозь. Её звали Беллатриса, но её новоиспеченный муженек ласково называл её "Белла". К нему она относилась так же пренебрежительно и грубо, как и ко всем вокруг, кроме, разве что, своей сестры и матери. Едва Родольфус, муж Беллатрисы, отошёл в сторону, как она незамедлительно скорчила гримасу, заставившую Рошель рассмеяться впервые за тот нескончаемый вечер. Ричард старался не отходить от девушки ни на шаг, но ничего не мог поделать, когда мама тащила его поздороваться ещё с какими-то родственниками. Большую часть вечера Рошель провела с сестрицей страшной леди, Нарциссой Блэк, которая без умолку болтала о своём женихе, за которого в ближайший год собиралась выйти замуж. Её избранник хотя и был чистокровным, но его характер не нравился отцу семейства, и он планировал найти кого-то более достойного, дав дочери срок до тех пор, пока ей не исполнится двадцать два года. Всех ухажеров она решительно отвергала, не желая выходить ни за кого, кроме её дорогого Люциуса. У Рошель чуть обед обратно не полез — настолько тошнотворны были рассказы этой милейшей девушки о её чувствах, которые так мало заботили гостью. Так как жениха никто на обед не пригласил, Нарциссе болтать было особенно не с кем, и она уцепилась за первую попавшуюся новую знакомую. В отличие от своей сестры, она ни разу не заикнулась не про что тёмное и злое, и для Рошель оставалось тайной, как она попала в это общество. Цисси, как любила называть её Беллатриса, иногда вскользь упоминала вторую свою сестру, Андромеду, но на вопросы о неё почему-то не отвечала. Сказала только, что три года назад она вышла замуж, и теперь у них несколько сложные отношения. Единственным развлечением для Рошель были стычки между двумя сестрами. Старшая, Белла, с фанатичным огнём в глазах начинала восторженно вещать о чём-нибудь тёмном и запрещенном, разбавляя всё это странным и немного пугающим юмором, а Цисси пыталась её охладить и начинала перебивать сестру, заводя разговор об учебе или работе. Потом Беллатриса непременно начинала на неё рычать и закатывать глаза, причитая, какая же у неё святая малышка-сестра, а вторая оскорблялась и пускалась в жалобы на её скверный характер. И несмотря на некоторую безумность старшей сестры, Рошель всё же отдавала предпочтение ей. Эта Цисси напоминала ей Лили, только влюбленную по уши. Вся из себя такая славная и милая, щебечущая об учебниках и помощи людям. Рошель от одной мысли об этих двоих снова начинало подташнивать.       На следующий день она снова была приглашена в гости, но на этот раз состав был куда скромнее предыдущего вечера. Помимо знакомых ей Беллы и её мужа Родольфуса были ещё трое незнакомцев, один из которых чрезвычайно заинтересовался личностью Рошель, удивленный её юным возрастом и собственным порывом, ограниченным родителями. Ему было очень любопытно, как же она решилась предать свою семью и примкнуть к их незаконной организации. Он вёл себя очень надменно по отношению к ней, но манерой держаться с другими напоминал какого-то зашуганного мальчугана. Будто опасался, что его могут выдворить в любой момент. Они с Рошель общались около двух часов с перерывом на чай, где их разделил Ричард, усевшийся между ними, а перед тем, как уходить, мужчина предложил ей представить её Тёмному Лорду, когда она закончит Хогвартс. А если она будет активным инициатором, то может и раньше. Ричард сказал, что даже его ещё не удостаивали такой чести и что, по-видимому, она приглянулась Уолдену (так он его назвал) и молодой мужчина, которого все звали просто Джагсон, проходивший в этот момент мимо пары, подтвердил это.       Таким образом по своей воле или против неё, но Рошель влилась в ряды Пожирателей смерти, хотя и не спешила официально заявлять об этом даже Ричарду. Она уклонялась от ответа, и в злополучную ночь на Астрономической башне они как раз планировали выяснить отношения, на чьей же она всё-таки стороне, как Джеймс помешал им, наткнувшись на них не в лучшем расположении духа. Зато после того, как Рошель почти применила к Джеймсу непростительное проклятье, Дэвис едва не расцеловал её, окончательно убедившись, что опасаться ему нечего, и девушке нужно только дать время. — Подожди, — встряхнула головой Лили. — То есть ты хочешь сказать, что всё началось с ревности? Из-за того, что ты болтал с другими девчонками, она провела вечер в компании Пожирателей Смерти? — спросила она, вытягивая шею вперед, будто надеясь, что неправильно поняла Сириуса. — Если утрировать, то да, — усмехнулся он. — Я могу понять, почему она злилась. Но вот что она нашла в это уроде Дэвисе — тайна для меня.       Алиса и Джеймс усмехнулись, а Лили сидела, не в силах пошевелиться. Было так странно осознавать всё это. Что все эти страшные вещи происходят у неё за спиной, что ни преподаватели, ни студенты не замечают, как вершатся судьбы чувствительных подростков. — Именно поэтому ревность — не самое лучшее чувство, — высказался Римус. — И от него надо поскорее избавляться всем нам.       Каждый в той или иной степени принял эти слова на свой счёт, но предназначались они только одному человеку, с которым Римус встретился взглядом. Джеймс едва заметно улыбнулся ему и, закидывая руки за голову, откинулся на спинку стула, вальяжно скрещивая вытянутые ноги. — Да, Эванс, привыкай уже, что я центр всеобщего внимания, — громко сказал он.       Вся компания дружно рассмеялась. Лили покраснела от головы до пят и укоризненно посмотрела на Джеймса. — Только после вас, — ехидно ответила она, скрещивая руки на груди.       Они несколько секунд смотрели друг на друга с одинаковым насмешливым выражением на лицах, пока Лили не отвернулась, закатывая глаза и вздыхая: — Мерлин, за что вы мне такие даны?       Сириус толкнул её в бок: — Кто же тогда будет нас спасать, если не ты? А, Цветик?