***
За окном проносятся белоснежные пейзажи, серебристые рисунки украшают стекло, вокруг прислоненного лица образуется запотевший от дыхания ореол. На столике между мягкими сидениями неподвижное фото. Лили смотрит на него, улыбаясь. Напротив сидит Алиса и хохочет с Римусом и Питером над чем-то, а Джеймс незаметно прижимается к Лили, ногой закрывая их переплетенные пальцы. Она так отчаянно краснеет, что приходится отвернуться к окну. Второй рукой Джеймс берет фото и рассматривает, улыбаясь немного смущенно. Он помнил это фото. В день, когда он увидел его, всё закончилось так кошмарно, как он надеялся больше никогда не будет заканчиваться. Лили нашла эту карточку в чемодане тем утром, когда решила проверить всё ли на месте и сложить вещи более аккуратно. Она забрала её из дома в день, когда последний раз заходила в гостиную их дома — в день похорон. На фото Петунья обнимает Лили за шею, и лица у обеих озарены неподдельным счастьем. На старшую Джеймс смотрел с отвращением, потому что он не понимал за что та так озлобилась на свою сестренку, и как на неё вообще можно злиться. Нет, безусловно, тут нельзя судить объективно — он был влюблен в Лили по уши! Но даже когда она злилась на него, он чувствовал, что она делала это лишь из-за беспокойства за него, а не потому что он делал что-то неправильное или дурное. Несколько дней назад, когда Джеймс и его друзья отправились к Гремучей Иве, Лили обежала весь замок вдоль и поперек. Она не знала, но у него впервые на душе скреблись кошки, ведь он понимал, что в случае чего это ударит и по ней. Это ударит по ним. Лили сидела в кресле, повернув его к окну, чтобы никто не мог заметить её, если вдруг спустится в гостиную. На часах было уже почти три часа ночи, её веки тяжелели, но сознание оставалось ясным. Внутри всё клокотало от волнения, и когда портрет отворился, сопровождая действие выговором Полной Дамы, Лили чуть не лишилась чувств. Она аккуратно выглянула из-за спинки кресла, но это был не Джеймс. Сириус глубоко вздохнул, отводя волосы от лица, улыбнулся, закусывая нижнюю губу, и вприпрыжку отправился в спальню. Лили не знала, что его так обрадовало, но если у него всё было хорошо, то и Джеймс наверняка жив, здоров. Но её ждало разочарование. Питер вошёл первым и сразу направился в спальню. Его волосы были сильно растрепаны, а лицо перепачкано. Лили вскочила, едва увидела зашедшего следом Джеймса. Всё его лицо было исцарапано, на лбу засохла струйка крови. Он обернулся к ней в испуге, но расслабился, увидев, что это была она. — Джеймс, — испуганно прошептала Лили, подбегая к нему. — Джеймс, что это всё такое? Как это произошло? Она аккуратно погладила его щеку, стараясь не трогать царапин, и отвела волосы со лба, чтобы рассмотреть подсохшую ранку. — Это не Лунатик. Это просто царапины, — торопливо пробормотал Джеймс, прежде, чем впиться в её губы. Она исцелила все до последней царапинки, орошая поцелуями место, где они раньше были. А он в ответ целовал её пальцы, сжимающие волшебную палочку. Питеру, конечно, тоже нужно было помочь, но сделала она это уже наутро. В бесконечном прощании с любимым пролетел не один час, и когда они вошли в спальню, Питер уже во всю храпел, и видел третий сон. Лили тоже отправилась спать, совсем успокоившись. Ребята расскажут ей о неожиданной встрече уже за завтраком, поэтому пока что её сну ничего не угрожало. Лили впервые увиделась с Римусом уже в утро отъезда. Он извинился перед ней за то, что заставил поволноваться, и за то, что из-за него друзья все исцарапались о корни, пока пытались затолкать его по туннелю обратно в Визжащую Хижину. Конечно она простила его не раздумывая. Как она могла злиться на своего лучшего друга? Тем более, что он не виноват. И в поезде, когда все вокруг веселились, Лили смотрела на Римуса и думала о том, как несправедливо отнеслась к нему жизнь, заставляя переживать эти чудовищные моменты. — А моя мама не любит рождество, — хмуро брякнул Питер. — Судя по рассказам, твоя мама мало что любит, — фыркнул Сириус, закатывая глаза. — Она любит меня, — неловко сказал тот в ответ и тут же покраснел. Все прыснули от смеха. — Чего ржёте, это же хорошо! — воскликнула Алиса, хотя сама улыбалась во весь рот. — Мой дед вот тоже ненавидит весь мир, и всю свою семью в том числе! Живет затворником и ни с кем не разговаривает. — Не так это и удивительно, — как-то грустно добавил Сириус. — Иногда это кажется выходом из положения. Чтобы ничего не заботило и никто не бесил. — Да, а ещё ничего не происходило и никто не любил, — иронично вскинув бровь ответила Лили. Она посмотрела на Джеймса и тут же поспешила отвести взгляд. Алиса ни о чем не догадывалась, вроде, Римус уже и не пытался ничего разглядеть, а Питеру и вовсе было по большому счету наплевать. Лили и Джеймса он обожал по-своему. Он был для Питера примером для подражания, как и Сириус, и Римус, а Лили всегда относилась к нему с теплом и добротой, и никогда не раздражалась, когда он делал что-то не так. Едва ли не единственная. — Ну, — неловко замялся вдруг Сириус. — А если кто-то любит, но быть с тобой не может. Самого знания не достаточно? — Может кому-то и достаточно, — Лили пожала плечами. — Я бы так не смогла. — И что делать тогда, отвергать человека? — спросил тот. — Это было бы честно для вас двоих. Не связывать себя клятвами, если знаешь заранее, что из этого ничего не выйдет. — Но я же встречаюсь с Фрэнком на расстоянии, — встряла Алиса. — Это другое. Вы уже встречались до этого, и ваши отношения устаканились. Вы точно знаете, что любите друг друга и будете любить даже тогда, когда что-то будет идти не по плану, — ответила Лили. — А если вы всё обсудили, например, и договорились отложить это на время? — спросил Сириус, и Лили показалось, будто на его щеках проступил едва уловимый румянец. Она подумала, что наверное, он что-то скрывает в этих вопросах о самом себе. И это не дало ей ответить до конца честно. — Тогда может стоит дать отношениям шанс, — сказала она, сжимая руку Джеймса. — Никогда не знаешь наверняка, что из этого выйдет. — И что, всё это время ни с кем не встречаться даже если захочется? — бросила Алиса задумчиво. — А ты бы смогла встречаться с кем-то, зная, что у вас с Фрэнком взаимные чувства? — спросил Сириус. Алиса пожала плечами и вздохнула: — Наверное, не смогла бы. Да нет, точно бы не смогла. — Как вообще можно встречаться с кем-то, когда ты сильно кого-то любишь? — встрял Джеймс, отмалчивающийся почти всю дорогу до этого. — Даже если и не взаимно. — Нельзя же делать ставки на одного человека. Он тебе ничего не обязан, — ответил Сириус. Все замолчали, думая каждый о своем. Вдруг Римус рассмеялся, и все уставились на него, не понимая, чего тут веселого. — А ведь всё началось с того, что матушка Питера не любит рождество! Все засмеялись, а Сириус театрально вздохнул, пожимая плечами, мол "ничего не поделать, такую уж тему я выдал". После этого разговора все как-то притихли. Джеймс вертел между пальцев фотографию и так и молчал, пока остальные пытались завести какой-никакой разговор. Лили отвернулась к стеклу, наблюдая за проносившимися мимо полями и деревнями, за снежинками, уносимыми порывами ветра, залетающими в приоткрытое окно купе. Под усыпляющий стук поезда и монотонное покачивание, она закрывала глаза и чувствовала, будто летела. Казалось даже она чувствует ветерок между пальцев, куда затем укладывались горячие руки, согревающие даже в самую ненастную погоду. Воздух наполнялся чем-то сладким, приторным, но легким, окутанным морозной свежестью. Наверное, так и выглядит счастье. Несмотря ни на что это чувство всегда было внутри, как маленький огонек, не обжигающий стенок. Сначала Лили казалось, что это не пламя, а целое цунами, захлестнувшее с головой — так вдруг настигла её эта привязанность и любовь. Словно обухом по голове накрыла эта волна, и принесла прямиком в рай. Держать всё в тайне — несправедливо? Или наоборот наиболее честно для них двоих? Быть только вдвоем, без прикрас, без показных проявлений чувств. Только Лили и Джеймс. Прошлой ночью они отправились гулять, вооружившись мантией-невидимкой. Окружив себя магией, они могли снять мешающие перчатки и взяться за руки, не боясь замерзнуть. Даже когда они, хохоча, упали в холодный сугроб, они не чувствовали дискомфорта. Ведь её глаза так близко, а его улыбка такая теплая. Ведь их губы согревали пуще волшебства, хотя именно оно это и было… Любовь — величайшая магия, которой обучила их жизнь. И накрывая губы Джеймса своими, Лили чувствовала это каждой клеточкой тела, в каждом нерве что-то отзывалось, что-то волновалось в животе. И он повторял её имя, как и раньше, в безумстве, не веря в происходящее, но даже ожидая, что это может оказаться сном, просыпаться совсем не хотел. Джеймс не знал откуда возникло желание закружить её в танце, ведь он никогда раньше не делал этого, и совершенно не умел. Но прижать её близко-близко, закрыть от счастья глаза и танцевать, танцевать, танцевать… это казалось самым правильным, и самым желанным в это время. Укутать бледные плечики в свой большой свитер, на рыжую макушку напялить нелепую шапку, а ручки сунуть в мягкие варежки. Играть в снежки, прокатить любимую на метле над заснеженным лесом, привести домой и напоить горячим какао или чаем с мятой, который она так любит. Джеймс хотел всего этого так сильно, что едва не выдал их с Лили перед друзьями. Сириус правда и так всё понял, но виду не подал. Будь он проклят, если бы не рассмотрел в Джеймсе этой распирающей изнутри радости. Да и Лили едет домой с ними, а не с Алисой, например. Для Сириуса это могло означать только одно — она влюбилась в его лучшего друга так же сильно, как и он в неё. Сначала он не понял, зачем же они это прячут, ведь все ждут этого много лет. А потом услышал себя. Едва он всё понял, как в его голове зароились мысли: «ну наконец-то, ты успокоишься, Сохатый!», «сдалась, Цветик?», «теперь три года ждать, пока вы затянете удавку у себя на шеях?» И стало тошно. Когда он целовал Марлин, он не хотел, чтобы хоть кто-то знал. Даже о его влюбленности в неё Сириус не говорил никому, потому что чувствовал, что это чувство интимно. Согласись она с ним встречаться, он никогда не поцеловал бы её на перроне, как целовал Рошель, он никогда не стал бы отправлять ей магические сюрпризы на глазах у всех. Он прятал бы их в её сумку, в карманы или дарил бы наедине. Он любил бы её также, как Джеймс любит Лили. Сириус видел, как Джеймс тайком касался её пальцев, как она оборачивалась к нему и смотрела прямо в глаза, улыбаясь, и их счастье передавалось и ему тоже. Мысли о Марлин немного всё омрачали. Пока что всё что у них было — воспоминания о том вечере, когда он впервые обнял её, когда они впервые поцеловались, и она открыла ему своё сердце. Когда она называла Сириуса по имени, и у него от этого подкашивались ноги. Это так пьянило его, как её пьянили его глаза. В конце прошлого года Сириус поддался искушению, когда Рошель бросила его. Марлин и так периодически появлялась в их компании благодаря Алисе и Лили, которые недолгое время бродили с ней то по территории Хогвартса, то на тренировки по квиддичу, но в этот раз Сириус взял инициативу на себя и пригласил девушку в их купе, когда они отправлялись в Лондон. На секунду ему даже показалось это плохой идеей, потому что в Марлин проскользнуло что-то схожее с Джулией — что-то фанатское, восторженное. Но когда он смог без препятствий обнять её за плечи, и все восприняли это как само собой разумеющееся, он открыл для себя положительные стороны своего донжаунства. Но и он не был настоящим собой, и она тоже. Он видел, какая она, когда общается со своими друзьями, и это была не та Марлин, что истерично похихикивала, прижимаясь к его боку. С тех пор Сириус оставил попытки сблизиться с ней, потому что ему точно так же сносило крышу, и он вел себя, как кретин. — Ох, я так буду по вам скуча-ать! — застонала Алиса, распахивая руки для объятий, когда они все вместе уже стояли на вокзале. Римус и Лили стояли чуть в стороне, в очереди за багажом. Лили была красная, как рак, понимая, что ей необходимо рассказать остальным, куда она едет на каникулы. — Но мне уже не терпится отправить вам подарки, — добавила ехидно Алиса, обнимая Питера и Сириуса разом. — А ты, — строго сказала она, когда пришла очередь Джеймса обнимать её. — А ты, надеюсь, уже приготовил для Лили самый классный подарок на свете! Иначе стукну. Он, улыбаясь, кивнул. — Поверь, я не подведу. Лили и Римус вернулись к ним с чемоданами и клетками, в которых недовольно насупились совы. В переноске недовольно вопил Листик, а хозяйка шикала на него, пытаясь успокоить. Первым своих родителей увидели Питер и Римус и, обняв всех на прощание ещё раз уже собирались уйти, как их остановил Джеймс. — Эм, ребята. Мы хотели сказать, на всякий случай, если вы захотите поздравить Лили с рождеством... — Если вдруг снизойдете, как говорится, — пошутил Сириус, прыснув от смеха. — Посылайте поздравления на наш с Бродягой адрес. Она будет праздновать с нами в этом году, — закончил Джеймс смущенно. Алиса раскрыла от удивления рот. — Че-е-его-о? — протянула она, всплеснув руками. — И как давно ты это решила, морковка? — набросилась она на подругу. — Я-то думала, ты проведешь рождество в унынии, хотела к себе позвать, а ты с ними веселиться собралась! Даже не намекнула. Лили рассмеялась. — Но ведь так намного веселее вышло! — Вот уж правда весело, — фыркнула Алиса. — Не думала, что вообще доживу до такого. Сириус нашел им тележку, все трое они водрузили на неё свои чемоданы и клетки, а Лили ещё и переноску. Листик притих и только ошарашенно таращился из-за сетки, отделяющей его от реального мира. Родители Джеймса написали ему в письме, что будут ждать их к холле вокзала, чтобы не толкаться с другими на платформе номер девять и три четверти. Лили сделалось дурно от волнения. Её то родители учили, что когда парень приводит тебя домой и знакомит со своими мамой и папой — это серьёзно, а Джеймс и Лили встречаются без году неделя! Не будь сам день так радостен и беззаботен, она сошла бы с ума. Но перрон был припорошен тонким слоем снега, прошедшим ещё с утра, мороз сохранял его, а яркое солнце украшало сияющим блеском. Всё вокруг сверкало, словно в алмазной пыли, даже серый асфальт переливался, как новогодняя игрушка. Джеймсу в макушку прилетел снежок от Сириуса, на что Лили ответила местью — на обидчика осыпался целый сугроб с ближайшей вывески. — Нарываешься, Цветик, — усмехнулся он. Не то солнечный свет делал всё вокруг прекрасным, не то всё и правда было чудесно, но родители Джеймса выглядели до того очаровательно и мило, что Лили стало ещё хуже. Во-первых, это вернуло болезненные воспоминания о своих, а во-вторых, вдруг возник страх им не понравиться. Она вспомнила с каким восторгом в свой первый год в Хогвартсе возвращалась в Лондон на рождественские каникулы. Даже Петунья тогда приехала. Из любопытства. — Привет, мам, пап, — поздоровался с родителями Джеймс прежде, чем крепко обнять их. И хотя Лили знала, что они все очень любят Сириуса, было очень непривычно видеть с какой нежностью он обнимает чужих родителей. И с какими чувствами те ему отвечают. Лили видела, как его настоящие мама и папа встретили на перроне его брата Регулуса и как они косились на своего старшего сына, который, похоже, и не заметил их. — Здравствуй, — ласково поздоровалась Юфимия с Лили, которая неловко топталась за спинами друзей, уткнувшись взглядом в пол. Она была ужасно красивой женщиной, лицо которой уже ощутимо тронул возраст. В волосах, собранных в свободный пучок, серебрились пряди, уже превзошедшие по количеству родной каштановый цвет. Её стиль одежды можно было назвать куда более консервативным, чем облик матери Лили, и менее свободным и свежим. Она походила на постаревшую учительницу младших классов. Её муж же напротив был будто бы немного не с этой планеты. Он не стесняясь носил парадную мантию баклажанного оттенка и вельветовые штаны тёмно-мандаринового цвета. На его носу были точь-в-точь очки Джеймса, только сидели чуть наискось, а волосы взъерошены, как и у сына. Щетина на щеках выдавала возраст сединой, на макушке появлялась залысина. Да, родители Лили и правда были гораздо моложе. — Мама, это Лили, — широко улыбаясь представил её Джеймс. — Моя девушка. Юфимия удивленно всплеснула руками, раскрывая рот. — Мерлинова борода! — рассмеялся Флиммонт. — Очень приятно, Лили, — он схватил её за руку и затряс, будто желая её отхватить. — Теперь я знаю по кому мой сын сходил с ума столько лет. Прошу заметить, будь я на его месте, я бы тоже сошел с ума. — Флим! — воскликнула Юфимия укоризненно, но улыбнулась, тоже протягивая руку новой знакомой. — Извини его, дорогая, но пойми наш восторг. Мы то думали, что Джеймс останется один до конца времен. — Мам! — вскрикнул Джеймс точь-в-точь, как его мать. — А, и, Бродяга, извини, что не сказал раньше. — Да уж спасибо, — лениво протянул тот. — Я и сам уже догадался. Лили стояла, словно вкопанная, и только и успевала что краснеть и вежливо улыбаться. Ей оставалось радоваться, что это мгновение она пережила успешно. — Очень приятно с вами познакомиться, — наконец сказала она на пару октав выше, чем следовало. Джеймс посмотрел на неё, безумно улыбаясь, и Лили не смогла не улыбнуться в ответ. Кажется, всё проходило как нельзя хорошо. Даже Сириус вел себя так, будто ничего не осуждал. — Сохатый, ты бы прежде, чем что-то от меня скрывать, научился бы хоть эмоции контролировать, — фыркнул Сириус, когда они все вместе искали безлюдную подворотню для трансгрессии. — А то глядя на тебя, только два предположения в голове: либо ты выиграл кубок Чемпионата мира по квиддичу, либо завоевал свою принцессу. — И что же тебя заставило склониться ко второму варианту? — хихикнула Лили. — Цветик, как раньше у тебя на лбу было написано "я ненавижу Джеймса Поттера всей душой", так теперь там "Джейми, ты такой душка!" Джеймс рассмеялся, привлекая к ним излишнее внимание, а потом вдруг сделался серьезным и обернулся к поалевшей Лили. — Никогда меня так не называй. — Джейми или душка? — Никак. Можешь звать меня "любовь моя" или "пирожочек", — ответил тот. — Вот так уж я сама тебя называть не стану, — прыснула Лили. Трансгрессировали они в три компании: Флимонт взял сов, защитив их заклятьями от расщепления, Джеймс и Лили переносились вдвоем, Юфимия и Сириус пустились следом с кошачьей переноской. Сам процесс и так был не из приятных, а для скрученного от волнения желудка Лили стал настоящим испытанием. Земля под ногами исчезла всего на несколько мгновений, и вот они уже на заднем дворе большого дома. Джеймс продолжал сжимать руку Лили, и им стало так приятно, что не нужно скрываться. Дом Поттеров был совсем другим, нежели его себе представляла Лили, и не шел в сравнении с небольшим домиком, в котором она выросла. Не дворец, но явно богаче. Этажа было целых три, а не два, как у Эвансов, над крыльцом нависал красивый козырек, широкие панорамные окна и большой двор. — Когда мы его покупали, мечтали о большой семье, — сказала Юфимия, увидев, как Лили широко раскрыла рот. — Но ничего не выходило, пока наконец Джеймс не появился на свет. — А его присутствия хватает на весь дом, — пробурчал её муж. — Не могли бы вы перестать меня унижать? — усмехнулся Джеймс, лохматя макушку. То ли дело было в морозе, то ли в смущении, но щеки его порозовели. Лили рассмеялась: — Да, в Хогвартсе было тесно для двух таких оболтусов. — Эй, а меня то куда приплели! — возмутился Сириус. В дом Лили едва ли не затаскивали силой. Ей безумно хотелось рассмотреть двор — все эти скамеечки, качели и ледяные — Мерлин их дери! — скульптуры! Косые, перекошенные,не пропорциональные, но зато выдолбленные самим Флимонтом. Он ещё только учился, но это занятие приносило ему огромное удовольствие. К ужину Лили уже совсем освоилась и чувствовала себя в своей тарелке, но также глазела по сторонам, осматривая место, где вырос её парень. Столовая была обжита, и мебель в ней, казалось, не обновлялась уже многие годы, а вот гостиная наоборот выглядела свежо. Широкий диван с мягкими подлокотниками, обитый модной тканью, и кресла нетипичной формы в тон, а между ними зеркальным журнальный столик, под которым пушился ярко-рыжий ковёр. Стены были отделаны деревянными панелями, а вместо двери в гостиную — широкая, полукруглая арка. Камином явно пользовались не по прямому назначению, а только для перемещений, поэтому украшен он был не слишком функционально: стальная решетка сплошняком закрывала проход, а полку обвивал зеленый плющ. Вообще растений в доме Поттеров было на удивление много. Лили заметила, что и мать, и отец Джеймса носятся с ними, как с родными детьми, а их сын только и бурчит, что "за пять минут земля не пересохла". В столовой интерьер сохранил нотки старины: стол и буфет были из красного дерева, а ковер на полу явно не соответствовал современным тенденциям цветом и узором. Но не смотря на это, Лили всё равно это помещение показалось ужасно уютным. Поужинала она с трудом — её непрерывно смешил отец Джеймса. Он травил байки о своей учебе в Исследовательском центре Магической Англии. Юфимия оказалась такой же веселой, как и муж, и постоянно подкалывала его, особенно, когда он путал слова. — Лили, погляди-ка сюда, — позвал её Флимонт, когда все уже поели. — Смотри туда, — указал он пальцем в окно и притянул её за плечо ближе. Она вглядывалась в белоснежный простор и не понимала, что он ей показывает. — Не вижу, — покачала она головой. Он взял её за подбородок и повернул голову правее. — Вот, видишь скульптура? — спросил он участливо. — Это Юфимия в день, когда мы встретились. Лили не могла разглядеть черт и форму, но всё равно пораженно ахнула. Для приличия. — Это вы сами сделали? — спросила она восторженно, на что тот гордо выпрямился, улыбаясь. — Ага-а! — Хочу посмотреть поближе, — вздохнула Лили и поспешила в прихожую. Она наскоро всунула ноги в сапоги, закуталась в пальто и натянула на голову шапку. Флимонт радостно последовал её примеру, распираемый желанием показать и рассказать ей всё. У выходившего в этот момент с кухни Джеймса упала челюсть. Он только и успел, что заметить, как эти двое выскочили вместе за дверь и, радостно щебеча, ускакали в глубь двора. Джеймс встал у окна, сжимая в руках большую кружку с чаем (он нёс его для Лили, но, глядя на холодную улицу, не смог отказать себе в удовольствии отхлебнуть глоток-другой). Вдруг сбоку появился Сириус. Он посмотрел на парочку, окружившую одну из скульптур, а затем на друга и вздохнул, откидывая волосы от лица. — Что, Сохатый, всё так серьезно? — насмешливо спросил он, но по выражению его глаз Джеймс понял, что на самом деле он говорил искренне. Джеймс вздохнул, улыбаясь, и взлохматил себе макушку. — Для меня — да, надеюсь, что и для неё всё также, — ответил он. За окном Лили помогала Флимонту встать с земли после того, как он поскользнулся. Они оба смеялись, будто были самыми близкими друзьями. — Тогда чего ж ты мне не сказал? — спокойно спросил Сириус. — Но ты же не сказал мне про Марлин, — возразил Джеймс насмешливо. — Можешь сам ответить на свой вопрос. Хотя, если честно, я бы сказал всем. Я бы хотел, чтобы это не нужно было прятать, и чтобы все знали... ну, знаешь, всякие там... — Нюньчики, — вставил тот ехидно. — Вроде того, — кивнул Джеймс. — Но Лили хотела, пока не говорить. А после стольких лет как-то не хочется возражать. Главное, что это наконец случилось, и... я правда очень счастлив, Бродяга. Можешь считать, что это глупо... — Это не глупо, — перебил его Сириус. — Только одного не пойму, зачем это Эванс нужно? — Встречаться со мной? — рассмеялся Джеймс. — Прятать. — Я думаю мы немного её достали этим излишним вниманием, понимаешь? — сказал Джеймс. — Это нам всё равно, что другие будут говорить, а её это смущает и раздражает. Ты меня знаешь, я бы обставил всё так, чтобы все знали, чтобы гремела музыка, фейерверки летали и всё такое, а Лили,.. — его голос стал бархатнее. — Лили ведь меня так долго избегала именно потому что я вечно всё делал на показ. Я и сам не заметил, пока она мне не сказала. Джеймсу хотелось бы сказать ещё многое, но он боялся надоесть другу раньше времени, ведь когда они откроют всё остальным, он не сможет замолчать. И хотелось бы ему, чтобы все их будущие разговоры о Лили были только хорошими. Джеймсу хотелось сказать Сириусу, что впервые в его голове так плотно засела мысль о том, что он хочет жениться. Раньше, курсе эдак на четвертом, он думал, что брак для дураков и жуликов, что это ненужная формальность, и лучший друг полностью его поддерживал. И хотя теперь тот не был столь категоричен, всё же этого явления сторонился. Сириус задумчиво хмыкнул, опустив взгляд. Уже давно им не доводилось вести настолько личный разговор. Просто ничего особенно не заботило. А теперь и счастьем хотелось поделиться, и о наболевшем поговорить, но последнему сбыться не удалось. Едва Сириус открыл рот, чтобы сказать другу о Марлин, и о том, что между ними произошло, и какую любовь он чувствует к ней, как Лили и Флимонт показались у самого крыльца и вошли в дом. Они оба раскраснелись от мороза и шмыгали носами, но были совершенно довольны. Лили по привычке потопала ногами, чтобы стрясти снег, пока Флимонт в одно мгновение согрел свою одежду палочкой. Жена вышла в прихожую, спрашивая, где они пропадали. По лестнице кувырком скатился Листик, и бойко пронесся сквозь гостиную. Лили обернулась к друзьям, неуёмно светясь солнечной улыбкой, и сняла с головы шапку, скидывая снег на пол. Джеймс и Сириус посмотрели друг на друга с улыбкой и обменялись похлопываниями по плечу. Всё было хорошо.Глава Двадцать вторая, в которой найдется место счастью
15 мая 2019 г. в 03:18
От мысли о возвращении в спальню становилось гадко. Марлин понимала, что сама по себе Ханна ничего из себя не представляет, и вряд ли ей навредит, но знать, что она знает...Да и самой Марлин было о чем подумать. Всю жизнь она была "однокурсницей той самой/того самого.." или "этой тёмненькой когтевранкой" для других. Она ничем не выделялась, и наверное даже не все учителя могли сразу припомнить её имя. С грустью Марлин вспомнила о разговоре с Лили в конце того учебного года.
— Я вообще не знаю, что делать, когда Хогвартс станет только прошлым...
Она ведь и правда сказала это, произнесла вслух, но не придала этому никакого значения. Не знает и не знает, все ведь такие, правда? Когда школа заканчивается, ты всё ещё погружен в эту суетливую жизнь и в отношения с друзьями, и тебе не приходит в голову, что нужно готовиться к тому, что будет дальше. И даже если кажется, будто ты что-то для себя понял, всё может оказаться одной огромной ошибкой. Марлин было страшно поверить, что в чем-то она хороша, что что-то достаточно сильно увлекает её — лишь бы не ошибиться.
Она брела, не видя дороги, по территории Хогвартса, куда-то к лесу. Утихшая метель приятно холодила кожу. Кончик носа и щеки покраснели, а руки пришлось спрятать в карманы — перчатки были где-то оставлены. Марлин прошла мимо хижины лесничего, где уже не горел свет, и нырнула за кромку Запретного леса. В темноте покрытые снежными шапками коряги выглядели, как монстры, прячущиеся среди толстых деревьев. Снег громко скрипел под ногами, словно желая известить всех и каждого о её присутствии. Марлин совсем не понимала, зачем она идет туда и куда хочет прийти, как вдруг осознала, как темно кругом, как холодно и одиноко. Она зажгла кончик своей палочки и сделала несколько шагов дальше, в глубь леса. Но она не успела зайти через чур далеко, как слух тронули странные звуки. Где-то неподалеку что-то происходило. Трещали ветки, хрустел снег... Вдали промелькнул неясный силуэт, и Марлин в испуге попятилась назад. В непроглядной мгле леса было не различить детали, но ей показалось будто ещё одна тень чинно двинулась сквозь деревья и остановилась. Лунный свет очертил ветвистые рога и элегантную спину оленя, бликами сверкнув в неясных глазах. Марлин на секунду выдохнула, но тут же, уже гораздо ближе, по лесу прокралось огромное косматое животное. В одно мгновение оно обернулось к Марлин, а та в страхе погасила палочку. Олень, выглядывающий из-за толстого дуба, подошел ближе и грозно замычал. Зверь издал гортанное рычание и угрожающе двинулся к оцепеневшей от страха девушке. Она медленно подняла руку с палочкой и стукнула себя по макушке, накладывая дезиллюминационные чары. Мягко сверкнуло голубоватое сияние, и Марлин почувствовала, как сливается с окружающим её ландшафтом. Животное в огромном прыжке приблизилось к месту, где стояла девушка. Это был волк. Он был слишком близко, и наверняка почуял её запах, но его вводило в заблуждение, почему он не видит добычи. Лапой он прочертил глубокую борозду по снегу, издавая утробное рычание.
Вдруг из глубины леса послышался вой. Ноги Марлин затряслись так сильно, что ей стало трудно удерживаться в вертикальном положении. Она зажимала себе рот рукой, стараясь не дышать слишком громко, но истерика подкатывала всё ближе. Ей казалось, будто сейчас сюда прибежит целая стая, и ей придется худо, но вместо этого раздался повторный вой, и волк, тряхнув головой, отвернул от девушки клыкастую пасть. Он ещё раз обнюхал воздух вокруг, но, тряхнув головой, убежал прочь. Марлин упала на снег — ноги перестали её держать. Из куста выскочила толстая серая крыса, подбежала к месту, где сидела девушка, и поводила крохотным носиком. Набравшись сил, Марлин бросилась обратно к замку с такой скоростью, с которой только могла. Её тело била крупная дрожь.
— О, Мерлин, — со стоном вскрикивала она, подбегая к тайному ходу. — Черт возьми, Мерлин!
Она забежала в дверной проем, поскальзываясь на замершей луже, и рухнула на ступени, не в силах даже закрыть за собой дверь. Горло драла одышка. Минута за минутой пролетали, пока Марлин бессознательно пялилась в ледяную пустоту перед собой. Но что-то послышалось неподалеку. Марлин настороженно замерла, и тут же вскочила, хватаясь за дверь в намерении захлопнуть ей, потому что поняла — кто-то бежит к ней. Она толкнула тяжелую дверь в последнее мгновение заметив, что её преследователь вовсе не тот ужасный, огромный волк, а... собака. Марлин расширенными от страха глазами смотрела в щелочку, откуда на неё глядел запыхавшийся чёрный пёс. Вдруг он весь напрягся, будто потягиваясь, поджал хвост и опустил к земле голову, и на его месте постепенно стал появляться человек. Он поднял глаза к Марлин, и она увидела Сириуса Блэка. Он вскочил с земли и открыл дверь, не отводя взгляда.
— Что... — выдохнула Марлин. — Ты анимаг?!
Сириус подлетел к ней вплотную и положил на её румяную щеку мягкую ладонь.
— Ты в порядке?
Марлин затрясла головой. Какое тут "в порядке"? Она совсем не понимала, что происходит, и почувствовала себя такой потеряной, что была готова расплакаться, но Сириус не дал ей такой возможности. Он резко и без промедлений припал к её губам. У Марлин закружилась голова. Дрожащие руки она положила на его талию, обмякая в его объятьях, как тряпичная кукла.
— Марлин, — сказал Сириус, когда их поцелуй прервался. — Я должен сказать тебе... Это не было шуткой или фразой невпопад. Ты мне правда очень нравишься. Правда. Уже давно нравишься, но я вел себя, как придурок тогда, и не хотел, чтобы ты видела это. Прости меня, дурака, я хотел как лучше.
Она посмотрела ему в глаза, светясь счастливой улыбкой.
— Ну, скажи уж чего-нибудь, — явно нервничая сказал Сириус и перемялся с ноги на ногу.
Марлин подумала про Ханну и расхохоталась. Сириус побледнел.
— О, извини, — сквозь смех проговорила Марлин. — Я не над тобой смеюсь. Просто, знаешь... есть одна девушка, которая сегодня прочитала твоё последнее письмо, и начала надо мной смеяться. И теперь стало смешно мне.
— И... что ты мне ответишь? — спросил Сириус, нервно улыбаясь.
Всё это время он также прижимал к себе девушку и бегал глазами по её лицу. Он ведь никогда не видел его так близко, а теперь можно было разглядеть её глаза во всех подробностях, увидеть, что прожилки в них практически рыжие. Глаза эти были ужасно светлые, особенно, когда в них отражался снег и белый свет от палочки.
Марлин опьянела от того, насколько он был близко. Она чувствовала тепло его тела, его дыхание, и его глаза смотрели прямо на неё. Смотрели с любовью. Но так нельзя. Она уже всё обдумала до этого.
— Сириус, — прошептала она, ласково глядя на него. — Я много лет чувствовала это, и чувствую до сих пор, но...
Как быстро потухла надежда в его глазах. Одно маленькое "но", и он уже разбит. Она ему откажет.
— Почему? — глухо отозвался Сириус.
Она опустила глаза и рассказала ему о всех своих мыслях, о том, как хочет найти себя прежде, чем покинет Хогвартс.
— Но когда я стану кем-то... когда мы выпустимся, — говорила Марлин с надеждой в голосе, — тогда я обязательно скажу тебе "да", если ты всё ещё будешь этого хотеть. Ты ведь понимаешь, что над отношениями надо работать, что всё моё свободное время я захочу проводить с тобой, а сейчас я не могу... Так нельзя. Я не смогу оторваться от тебя, если мы будем вместе.
Сириус слушал её, опустив глаза. Он обнял её за талию и прижал к себе, утыкаясь лбом ко лбу.
— Скажи моё имя ещё раз, — он посмотрел ей прямо в глаза.
— Сириус, — шепнула Марлин практически ему в губы. — Сириус.
— Если это наш последний поцелуй, то я не хочу, чтобы он кончался. Марлин, я не хочу, чтобы он кончался, — закачал он головой.
Она не была против. Когда он целовал её, когда он обнимал её, ей овладевала такая страсть, ей так хотелось, чтобы это длилось целую вечность. Его тепло пьянило, глаза пленили, руки обвивали, даря ощущение защищенности, безопасности. Сириус Блэк был её, она была его. На короткое мгновение, но зато полностью, без остатка.