Отлученный. Обреченный?

— И тогда Скорпиус подошел ко мне, ножкой пошаркал об асфальт и затянул любимую песенку: папа, ему тут грустно, одиноко, он маленький, бедненький, несчастненький… Вот так я и стал владельцем огромного блудливого кота! — Ой, дети это могут! Я помню, сама в детстве… нет, когда училась в школе, завела себе чудовище… — Что? — Нет, ничего. Взрослые сидели вместе на лавочке, пока их дети возились на детской площадке. Вдвоем им было очень весело, и Скорпиус и Роза даже не вспоминали о маме и папе. Это было на руку Драко и Гермионе, так они могли делиться смешными историями о своих детях и не скучать, дожидаясь, пока их чада наиграются. Драко был рад тому, что Грейнджер не узнала его: не общаясь с маглами, он жил очень замкнуто, все время проводя со Скорпиусом и Митси. Нет, такое общение ему не надоедало, но порой хотелось чего-то еще. Драко желал поделиться своей радостью, своими проблемами, возможно, обсудить какие-то сложности с посторонним человеком, который мог бы дать совет. Удивительно, но Драко и Гермиона очень быстро нашли общий язык и даже стали хорошими друзьями, не задавая друг другу лишних и неудобных вопросов и при этом оказывая поддержку. В такие моменты Драко радовался капризам магии, избавившей его от фамильных платиновых волос, сделавшей их просто русыми. Магия смягчила черты его лица, сделала их не такими заостренными, она добавила красок его губам и щекам, цвета его глазам. Теперь он был просто молодым симпатичным мужчиной, а не фарфоровой статуэткой рода Малфоев, как до этого. Скорпиус же взял понемногу от внешности обоих родителей, и щеголял темными волосами и серыми глазками. Ребенок как ребенок, свободный от того, чтобы быть копией одного из родителей и вечно нести на себе отпечаток его тени. Драко это делало счастливым. — Драко… — Гермиона нерешительно подергала мужчину за рукав, заставляя его отвлечься от своих мыслей. — Да, извини, я немного задумался… Что-то случилось? — Да, — Гермиона помолчала немного, никак не напоминая ту школьную зубрилку, которая выпаливала все пришедшие в ее растрепанную голову мысли, не дожидаясь разрешения. — Драко, я долго думала, прежде чем спросить, но все же не могу не вмешаться… Вы не собираетесь отдавать Скорпиуса в Хогвартс? — Как… Драко замер на миг, затем в его голове все прояснилось, и он подскочил со скамейки, не обращая внимания на эмоциональные крики женщины и на любопытные взгляды прохожих. Мужчина быстро добрался до Скорпиуса, подхватил его подмышку, терпя смех мальчика, вообразившего себя летчиком и попытавшегося управлять своим «кораблем» с помощью дерганья разных пучков волос на голове. Драко хотел бежать, бежать куда подальше, прятаться. Мысль о том, что Грейнджер все это время знала, с кем разговаривает, обжигала его изнутри, заставляя задыхаться от страха. Она могла рассказать кому-нибудь еще! Она могла встретиться с Гарри! Об этом мог узнать отец! Грудь неприятно заболела, и Малфой остановился, чтобы перевести дыхание. Скорпиус к этому времени понял, что происходит что-то странное и замер на руках у своего папы, словно смирная мышка. — Драко, постойте! — Гермиона тоже бежала за ним, с трудом переводя дыхание. — Я никому не говорила об этом, но я все подсчитала! Я перерыла всю библиотеку Блэков в доме Гарри в поисках ответа, и я уверена в том, что это не только Ваш сын, но еще и Гарри. Он волшебник! Как хорошо, что к этому моменту они уже добрались до безлюдного местечка, иначе Статут о секретности был бы нарушен около десяти раз подряд. Драко замер, развернулся к Грейнджер и прошипел: — Не лезь не в свое дело, гриффиндорская заучка! Скорпиус — только мой ребенок, больше тебе знать не положено! — Драко! — Гермиона, кажется, ничуть не обиделась. — Неужели ты не хочешь узнать, что произошло с Гарри за все это время? Неужели не хочешь… Драко замер, словно наткнулся на невидимую стену. Хотел, он очень хотел послушать про Гарри, а лучше увидеть его, прикоснуться к нему… — Нет, — с трудом бросил он и твердым шагом отправился к дому, — оставь нас в покое, это лучшее, что ты можешь сделать для Скорпиуса. Не приходи в этот парк больше. Прошлое навсегда должно остаться в прошлом, как бы ни хотелось вернуть его.