Человек для волка

Тсунаеши очнулся в ужасном гвалте. С трудом приоткрыл глаза, он попытался приподняться, но резкая боль помешала ему, выбила слезы из глаз и опрокинула обратно. Точно! Как Тсуна мог забыть о том, что в него вонзили огромный острый трезубец?! Как он вообще выжил после такого?! И как выжил Хибари-сан?! Пусть от острой боли в животе все в организме сжалось в одну болезненную пружину, тревога за друга заставила Тсунаеши приподняться на локтях, разлепить глаза и, морщась от слишком яркого света, оглядеться по сторонам. Он лежал на больничной койке, перебинтованный, спеленутый какими-то приспособлениями, опутанный многочисленными проводками, которые убегали к пищащей аппаратуре. Вокруг него столпились ребята, и девчонки, и Реборн, и даже Бьянки, и мама — и все говорили, перебивая друг друга, смеялись сквозь слезы и плакали сквозь смех, спрашивали, восклицали, совершенно не слушая друг друга — какофония в палате стояла невообразимая. Тсунаеши поморщился и снова попытался повернуться, на этот раз все прошло более благополучно, но хитроумный прибор, стоявший на страже, мгновенно среагировал на эту вольность и пронзительно запищал, привлекая к себе всеобщее внимание. Впрочем, от этого тоже был свой прок: все сразу же замолчали и уставились на Саваду. Если бы не пристальные взгляды и не пронзительный писк, который так и не прекратился, было бы совсем хорошо. Однако жизнь не раз доказывала Тсуне немудреную истину, что довольствоваться следует малым, иначе останешься вообще без всего, поэтому парень облегченно вздохнул, наслаждаясь относительной тишиной. Кстати подвернувшийся Шамал вскоре и вовсе отключил более ненужный прибор, и на пару секунд тишина в палате стала абсолютной. Посетители глазели на Тсуну, Савада осматривал посетителей, пока не подскочил от осознания. — Где Хибари-сан?! — друг всегда был где-то рядом, даже если избегал толпы, его все равно можно было увидеть неподалеку. Здесь же Кеи не было, и Тсунаеши замер от страшной догадки, в которую всеми силами старался не верить — никогда не знаешь, в какой момент начнешь верить в суеверия. — Успокойся, глупый Тсуна! — если бы живот Савады не стягивали тугие бинты, репетитор стопроцентно бы прыгнул на своего ученика. Хорошо хоть, что садизм аркобалено имел хоть какие-то границы. — С Хибари все хорошо. Его тоже сильно потрепало в вашей схватке, но вчера он пришел в себя, и мы отправили его домой, чтобы он не повредил себе, дежуря возле твоей постели. Реборн говорил насмешливо, но не врал, это точно. Хибари на самом деле собирался дежурить у постели Тсуны. На душе юноши стало очень тепло, в глазах что-то закололо, и Савада с трудом сдержал непослушные слезинки. Аркобалено хитро прищурился, но комментировать внезапный приступ слезливости не стал, насмехаться тоже, за что Тсунаеши ему был бесконечно благодарен. — Скоро ты тоже полностью вылечишься, устроим дома настоящую пирушку, да ведь? Громогласное «Да!» стало самым красноречивым ответом. Почувствовав, что дело близится к выздоровлению, мама сбежала домой, прихватив с собой девчонок: нужно было наготовить много вкусной еды на целую ораву. Хранители же немного потоптались, говоря о том, что не смогли уберечь Десятого (Гокудера), что все было очень круто (Ямамото), что Савада показал настоящий экстрим (Сасагава). Тсунаеши слабо улыбался в ответ на это, одновременно пытаясь успокоить подавленного Гокудеру. Когда утомляющее многоголосье стихло, Реборн выпроводил ребят вон, а сам рассказал ученику, что Мукуро возвращен в тюрьму и что сам Савада сумел справиться с первоклассной иллюзией, а потому молодец, достойный преемник Девятого и прочее и прочее. О Хибари не было сказано ни слова, но Савада чувствовал, что у него с Реборном еще состоится непростой разговор о Хранителе Облака. Наконец, из палаты все удалились, оставив Тсунаеши одного. У парня к этому времени голова больше напоминала перекаченный воздухом воздушный шарик: того гляди взорвется от избытка мыслей и впечатлений. Савада уже не раз замечал, что в присутствии друзей ему становится немного неуютно, он быстро устает от безудержного веселья, которым буквально лучится их компания. Савада думал о том, что в последнее время ему полностью комфортно только рядом с одним человеком: с Хибари. Тсунаеши очень скучал по нему и беспокоился о его состоянии, хотя и чувствовал, что его друг почти полностью здоров. Засыпая, Савада вдруг заметил, как за окном кто-то мелькнул, но был ли там на самом деле человек или же Тсунаеши просто показалось, он разобрать не успел: ушел в страну грез, сам не заметив, как. Проснулся Савада в хорошем настроении. Ему снилось, что он лежит на спине посреди полянки и смотри на мигающие звезды, а Хибари лежит с ним рядом и держит за руку. Рядом с ним тепло и спокойно, и можно просто молчать и смотреть на плывущие облака, посеребренные ярким полумесяцем. Сон длился долго, неторопливо, и проснулся Тсунаеши полным сил. Кривясь и отплевываясь, Шамал осмотрел его и констатировал, что будущий Десятый Вонгола совершенно здоров. Кажется, для остальных это было сигналом к началу вакханалии, поскольку Савада опомниться не успел, а сияющие от счастья и предвкушения друзья уже тащили его домой, где накрытый стол ломился от всевозможных вкусностей. Девчонки рассыпали конфетти, мама ласково поглядывала на замершего сына, словно подбадривая его. Легкая волна зацепила Саваду и поволокла за собой, помогая справиться с одним-единственным осознанием: страшное испытание закончилось. Было много смеха и шуток, полные желудки приятно придавливали к полу, рождая совершенно особую лень и неописуемое блаженство. Рядом с Савадой были верные друзья, и девчонки кокетливо строили им глазки, Ламбо верещал и пытался пошалить, но мама с громким смехом каждый раз возвращала его за стол, притворно отчитывая. «Это моя семья», — с острой, щемящей нежностью думал Тсунаеши, принимая этих людей такими, какие они есть, со всеми их недостатками и особенностями — точно так же, как они приняли его самого. Ближе к концу вечера в душе Савады поселилась смутная тоска. Подросток не мог веселиться вместе со всеми, и мысли его улетели далеко от празднующих. Смутная тень мелькнула в окне, и Тсунаеши вышел на улицу посмотреть, что происходит, когда сильная хватка оторвала его от земли. Несколько секунд быстрого бега, и Савада, который не успел даже пикнуть, оказался в сквере неподалеку от своего дома. Похититель, в котором Тсуна почти сразу же узнал Хибари, уселся прямо на землю, удобно устроив на своих коленях Тсунаеши. — Отдохни, — мягко сказал он, и Тсуна послушно склонился к плечу друга, чувствуя, как привычные тепло и покой окутывают его с головой. Этим двоим не требовалось разговаривать, они наслаждались покоем и близостью друг друга. А еще Тсунаеши медленно-медленно пропитывался осознанием, что ближе Хибари-сана у него никого нет, разве что мама, но она не считалась, потому что давно занимала особое место в сердце своего сына. На второе такое особое место и претендовал Хибари-сан.