* * *
You can travel the world But you can't run away From the person you are in your heart You can be who you want to be Make us believe in you Keep all your light in the dark You're searching for truth You must look in the mirror And make sense of what you can see Just be Just be ♫ Paloma Faith – Just Be
— Можно? Хэнк обернулся, отрываясь от микроскопа, и сразу кивнул, чуть улыбаясь. Эрик прошёл в лабораторию, кажется, он был здесь уже не раз и не два, но всё равно в каждый из своих визитов вертел головой во все стороны, поражаясь тому, как тут всё разрослось с того момента, как он последний раз до большой разлуки видел обиталище Зверя. Уже тогда МакКой был гением науки, который заглядывал в самую глубину мутации как таковой. Эрик был почти уверен, что они с Чарльзом работали вместе не над одним проектом, потому как мозг у телепата был явно не только для того, чтобы читать чужие мысли, Леншерр точно помнил, как друг рассказывал ему про свои исследования. А Хэнк… Он всегда что-то изобретал, проектировал, разрабатывал — в самых разных областях. Планы дома, по которым Эрик и Джин восстанавливали особняк Ксавье, были просмотрены и усовершенствованы и Чарльзом, и Хэнком. Кажется, к нему можно было даже ревновать, только теперь Леншерр начал понимать, как много времени МакКой проводил рядом с профессором. Эти двадцать лет, которые он сам отсутствовал здесь, все эти двадцать лет Зверь оставался тем самым человеком, который присматривал за Чарльзом. Кто знает, как бы всё сложилось, если бы его не было с Ксавье… — Ты по делу или просто так? — Хэнк снял очки, протирая их салфеткой, выуженной из кармана белого халата, в котором он неизменно передвигался по своей лаборатории. — Просто так, — Эрик чуть пожал плечами. — Просто поболтать. МакКой выгнул было бровь, но снова улыбнулся уголками губ, жестом приглашая сесть за стол. Леншерр присел на стул, осторожно отодвигая журнал с записями, чтобы сложить руки, и перед ним тут же появилась чашка с кофе. — Я проводил тут так много времени, что Чарльз просто притащил сюда кофеварку и чайник, — Хэнк усмехнулся, делая глоток из своей чашки. — Сначала я десять лет за ним ходил, потом он за мной, ворча, что мне надо больше спать и меньше работать. — И ты слушался? — Эрик усмехнулся тоже. — А он слушался меня, когда я просил не пить? — МакКой покачал головой. Эрик умолк и отвёл взгляд. Когда-то давно они приехали в лабораторию и встретили там паренька, который стеснялся своей мутации да и, кажется, всего на свете стеснялся. Особенно своего мозга, гениального мозга, подобного которому Леншерр пока не видел в своей жизни. Раскрыться Хэнку, как и всем им, помог Чарльз. Эрик видел, как он часами разговаривает с МакКоем, бегает с ним вокруг особняка, помогая принять себя. Удивительная способность профессора состояла прежде всего в том, что он так смотрел на того, с кем говорил… Так спокойно и уверенно, что сомневаться в этих голубых глазах было просто невозможно, как невозможно и не поверить в себя. Он всегда находил нужные слова для каждого, Эрик часто вспоминал, как впервые повернул ту огромную тарелку, стоя на зелёном газоне у дома Ксавье. Чарльз тогда пробудил в нём что-то… необыкновенное, то, что на долгие годы было забыто, спрятано, укутано в чёрные покровы гнева и жажды мести. А он просто снял их один за другим, пробираясь к самой сути, прикасаясь к самому сердцу… И всё-таки Леншерр готов был поклясться, что дело было не только в этом поднятом из глубин его сознания воспоминании. Огромную роль сыграло то, как верил Чарльз в своего друга. Он верил в каждого из них — и вот как они ему отплатили… Эрик вздрогнул, сжимая пальцами чашку. Неудивительно, что теперь он не может спокойно смотреть в глаза Хэнку. Тот смущающийся парнишка из лаборатории превратился в мужчину, которому хватило сил, чести и верности никуда не уйти, когда все разбежались. Он остался рядом с Чарльзом — и спас его уже этим. Странно было думать о том, как много МакКой сделал для профессора, потому что Эрик сразу ощущал острые зубы совести на своей глотке. Дать команду — и не оставит живого места, только вот Чарльз ни разу не упрекнул его за всё время, что Леншерр находился в доме. Разве что вспомнить их выяснение отношений в самолёте, но и это казалось сейчас таким далёким и незначительным… — Как это было? — Что? — Хэнк снова поднял голову от микроскопа, пока его гость погрузился в раздумия, МакКой вернулся к работе. Он с особым вниманием относился к чувствам Эрика, несмотря на всё, что между ними было дурного. Потеря Леншерра вряд ли могла быть с чем-то сравнима, так что Хэнк проявлял максимальную тактичность по отношению к нему. И, доктор не мог в этом себе не признаться, Эрик был для него другом и членом семьи. Блудным, наломавшим дров и устроившим небольшой конец света для их планеты, но — частью того самого, что было для МакКоя дороже всего на свете. Так что, когда Леншерр вдруг замолчал, уставившись в чашку, Хэнк не стал его шевелить и даже окликать, в конце концов, ему само нахождение друга здесь было приятно. Многолетние противоречия уходили на задний план, вперёд выглядывало осознание того, как важно, что они живы. — Когда мы ушли… — Эрик кашлянул. — Тогда, на Кубе. МакКой помолчал немного и отошёл к окну, приоткрывая его. Воспоминания о том времени всегда давались ему тяжело. Для всех вокруг Хэнк МакКой был образцом спокойствия и флегматичности, разумеется, пока в нём не разбудить Зверя… Но одному Чарльзу было известно, сколько он пережил. И то — потому что его лучший друг был чёртовым телепатом, от которого ничего не утаить. Док снял очки и потёр переносицу, не зная, с чего начать. Конечно, Эрик хотел знать всё, кажется, он всерьёз вознамерился восстановить картину происходящего здесь в его отсутствие. Хэнк бы тоже хотел, пожалуй, если бы был на месте друга, так что… Он выдохнул, смотря на деревья у дома, самые верхушки которых уже начинали понемногу желтеть. — Знаешь, — он говорил, не поворачиваясь к Эрику, продолжая гипнотизировать пейзаж за окном. — Если бы я встретил тебя один, тогда, когда мы пришли вытаскивать тебя из тюрьмы… Я бы тебя убил. Леншерр молчал, не отрывая взгляда от собеседника, словно забыв про остывающий кофе в своих руках. От слов Хэнка он напрягся весь, ожидая как минимум тонны обвинений, может, хоть сейчас ему выскажут всё то, что он заслужил услышать? — Ты ушёл и забрал с собой Рейвен, — МакКой опустил голову, чуть ей покачивая. — Потом началась война, призывали учеников и учителей… Постепенно тут не осталось никого, кроме нас двоих. И, — он всё-таки посмотрел на Эрика, — на моих глазах лучший человек в моей жизни уничтожал себя день за днём, разбирая на кусочки и разрушая каждый из них по отдельности. Он пил, пил, пил… — Хэнк судорожно выдохнул. — И мне нечем было унять его боль. Я создал сыворотку, чтобы глушить голоса, которые сводили его с ума, надеялся, что это заставит его отказаться от алкоголя — зачем, если в голове тихо? Но он продолжал пить, чтобы не слышать самого себя. Наш профессор… — ещё один вздох. — Боялся себя так сильно, что предпочитал своей компании компанию бутылки виски. Он вернулся к кофеварке и налил себе ещё кофе, после чего переместился за стол к Эрику, напротив, как и тогда, когда Леншерр пришёл сюда в прошлый раз. Правда, в тот момент с ним разговаривала Рейвен, но ведь Хэнк знал об этом разговоре, так что не мог не уловить лёгкого чувства дежа вю, несмотря на то, что его самого в тот момент здесь не было. Леншерр, наконец, отпил немного, но почти не почувствовал вкуса — слишком погрузился в мысли, вызванные словами Зверя. — Я не знаю, что ты испытывал тогда к нему, — Хэнк смотрел прямо и внимательно, положив очки рядом. — Но для меня он всегда был маяком, а ваш уход… Кто-то взял и кинул кирпич в прожектор. Стекло разбилось вместе с лампочкой, и маяк погас. Я думал, что сойду с ума, наблюдая за тем, как он себя гробит. Так что да, попадись ты мне, — МакКой невесело усмехнулся, — я бы оторвал тебе голову. Он замолчал, молчал и Эрик, не зная, что ответить. Он очень хорошо помнил свой шок, когда перед ним открылись двери лифта. Чарльз… Его милый Чарльз, прекрасный голубоглазый телепат, готовый обнять весь мир, вдруг превратился в мужчину, которого Леншерр видел в первый раз в жизни. Эти отросшие волосы, щетина, полопавшиеся сосуды в глазах… И боль, которую было не спрятать даже за гримасой гнева, исказившей лицо Ксавье в тот момент, когда он ударил своего друга, просто взял и врезал ему в челюсть. Сейчас Эрику казалось, что лучше бы Чарльз пинал его ногами до потери сознания, пожалуй, в этом случае можно было бы сказать, что они хоть немного в расчёте. «А ещё можно было бы не ударить, а пнуть, и не в челюсть, а пониже…» Леншерр вздрогнул всем телом, слыша голос друга так чётко, как будто тот стоял рядом, но нет, Чарльз наверняка сейчас читал лекцию, но нашёл минутку отвлечься ради такой сомнительно смешной шутки. — Ты снова очень невовремя в моей голове, — Эрик приподнял уголки губ, отвечая вслух, он был уверен, что Хэнк поймёт, к кому обращена фраза. «Вы вдвоём устроили такое, что я в саду почувствовал, — голос Чарльза звучал устало, и Леншерр ощутил укол вины. — Предаваясь воспоминаниям, помните главное: это прошло». Леншерр открыл было рот, но в этот же момент почувствовал, что телепат покинул его сознание. Видимо, он заглянул только затем, чтобы прервать их поток откровений, превращающийся в настоящий шторм из болезненных размышлений. Эрик вздохнул. — Чего он? — Хэнк допивал уже вторую чашку кофе. — Просил помнить о том, что всё это прошло, — мужчина тоже сделал ещё глоток, его напиток уже совсем остыл, но это Эрика волновало меньше всего. — Это он тебе, — МакКой уверенно кивнул. — Знает, что я это понимаю. Хэнк не лукавил, для него и правда произошедшее было делами давно минувших дней. Он, может, и не забыл всего, что натворил Леншерр с того момента, как взял себе имя Магнето, но простил. Простил, потому что в момент, когда Эрик был нужен им больше всего, он принял их сторону — и защитил Чарльза. — И лучше не говори при мне о том, что у вас с Рейвен что-то было, — МакКой угрожающе потряс пальцем в воздухе, но тут же чуть грустно улыбнулся. — Знаю, что было. Но думать об этом не хочу. — Прости, — Леншерр выдохнул, отцепляясь, наконец, от чашки и потирая пальцами одной руки веки. — Кажется, я никогда о вас не думал… Глаза предательски щипало от осознания масштаба того, что он наделал. Сколько судеб так или иначе пострадали из-за того, что он в своё время просто не услышал Чарльза. Не захотел услышать, а ведь Ксавье раз за разом повторял: «Остановись друг мой, месть не принесёт тебе мира». Стало ли легче ему после смерти Шоу? Да. Но сколько боли причинил он сам после этого… В том числе и тем, кого любил. И, кажется, он никогда не просил прощения у Хэнка, хотя стоило, ведь именно ему пришлось разбираться с последствиями того, что устроил Эрик уже одним только своим уходом. Но, как и в ту ночь, когда Леншерр хотел сбежать, ему на плечо легла тяжёлая рука Зверя. Рука друга, сжимающая крепко и — уверенно. Мужчина поднял на него взгляд слегка покрасневших глаз. — Главное, что думаешь сейчас, — голос Хэнка звучал спокойно и мягко. — Ты нужен нам, Эрик, твоё место здесь. И ты очень, очень нужен Чарльзу, понимаешь? Не я, не Рейвен. Ты, прежде всего ты, потому что… да ты и сам знаешь. Эрик кивнул слабо, да, конечно, он понимал, о чём говорил МакКой. Он понимал это с первого своего дня в этих стенах, кажется, то притяжение, которого возникло между ним и Чарльзом, с годами не ослабевало, а только усиливалось, игнорируя все обстоятельства, расстояния, года… Их встреча была судьбоносной, это он знал совершенно точно. Но что он мог дать своему другу?.. — Просто будь, — Зверь похлопал его по плечу и вернулся к микроскопу. — Ему большего не надо. Он был прав, и Леншерр это понимал. Всё, что от него требуется сейчас — просто быть рядом и ничего не вытворить нового. Но он хотел сделать что-то большее для человека, который его ждал так долго, который верил в него, когда не верил никто. С этими мыслями Эрик покинул лабораторию Хэнка, пробормотав что-то вроде «увидимся». МакКой только улыбнулся ему вслед. Неужели их блудный друг начал наконец понимать, что лучшее, что он может сделать — это быть дома?.. Лучшее для них всех. И, конечно, для Чарльза, чьё сердце держалось целым только потому, что Эрик всё ещё дышал воздухом под крышей этого дома, а не где-то за тысячи миль отсюда. Хэнк готов был в случае чего привязать Леншерра к какой-нибудь деревянной балке или просто держать в подвале, если тот вздумает снова удрать, но пока, к счастью, этого не требовалось. Они все были вместе — и благодаря этому их мир пребывал в хрупкой гармонии, которая, впрочем, крепла с каждым днём. «Просто будь», — звучало в голове у Эрика, и он улыбался, спускаясь к расписанию. Он готов был быть сколь угодно — лишь бы только увидеть, как голубые глаза засветятся счастьем. «Просто будь», — то, что он хотел бы повторять Чарльзу каждый день в течение всех этих долгих лет, когда его не было рядом с другом, который и ему светил, несмотря на разбитый прожектор. Сквозь любые стены, часовые пояса и бури — Эрик видел этот луч… «Свети мне, что бы ни случилось», — хотел бы повторять Леншерр, но, кажется, этого не нужно было. Он и так… Ксавье ведь и правда был для него чуть меньше, чем всем. Его свет во тьме. Его единственная сохранённая свеча, которую он никому не позволит потушить. Его маяк. Его Чарльз. Его профессор. «Просто будь, профессор», — думал Эрик так громко, как мог. И чувствовал улыбку. Чарльз улыбался, разве нужно было что-то ещё?..