♫ Audiomachine — Judge and Jury
Если бы двадцать лет назад, даже чуть больше, когда они только-только познакомились с Чарльзом, кто-то сказал Эрику, что однажды он станет преподавать в школе под покровительством своего друга, Леншерр бы рассмеялся этому человеку в лицо. И вовсе не потому, что Эрик не хотел бы быть подчинённым профессора (хотя и в школе их иерархия была скорее условностью, ни с одним из преподавателей Чарльз не разговаривал как начальник), просто представить себя в роли учителя… Легче было представить, как перестроить мир, отдав власть мутантам. Но вот Эрик Леншерр заканчивал свой третий на сегодня и четвёртый в жизни урок, внимательно оглядывая класс, прежде чем отпустить детей на свободу — для них этот отрезок учебного дня был последним сегодня, впереди только свободное время, которое, разумеется, мало кто будет тратить на подготовку уроков. Эрик уже понял, что здесь не принято наказывать за несделанное домашнее задание, по крайней мере, Чарльз своими занятиями их точно разбаловал, но с ним такой фокус не пройдёт. — Что ж, всем хорошего дня — и не думайте, что я не видел, кто из вас записал задание, а кто нет. Спрошу каждого. Ровно после последнего слова прозвенел звонок — и дети, а точнее, подростки, шумной толпой направились к выходу, на ходу перешёптываясь: обсуждать мистера Леншерра в классе никто не решился, по крайней мере, в полный голос, а поделиться впечатлениями очень хотелось. Всё-таки — это был их первый совместный урок… И, судя по всему, Чарльз был серьёзно настроен отдать этот предмет Эрику полностью, правда, сам Эрик не был уверен, что готов к этому. Впрочем, прошедшими занятиями он был доволен: нервничал в разы меньше, чем на первом, и… Да, снова помогло то, что многие его всё-таки немного побаивались. Леншерр перестал видеть в этом наказание и пользовался без зазрения совести тем, что ему достаточно одного взгляда, чтобы воцарилась идеальная тишина. — Мистер Леншерр?.. Голос совсем рядом заставил Эрика чуть вздрогнуть, он был уверен, что все уже ушли. Подняв голову от журнала, Леншерр пару раз моргнул, пытаясь понять, что от него может быть нужно. Перед ним, нерешительно сжимая в руках тетрадь, стояла старшеклассница, кажется, ей было ещё больше страшно, чем ему, и Эрик постарался придать своему лицу максимально нейтральное выражение. Судя по панике, слегка всколыхнувшейся во взгляде студентки, нейтральным выражением лица Магнето было красноречиво написанное желание убивать, так что от дальнейших попыток разобраться со своей мимикой в общении с детьми он отказался. — Я не совсем уверена, что правильно записала, посмотрите, пожалуйста, — судя по всему, выдать такое длинное предложение, разговаривая с Магнето, стоило девушке немалых усилий, так что Эрик даже не стал зацикливаться на том, что голос её немного подрагивал. Отложив ручку, которой заполнял журнал, Леншерр взял конспект урока, быстро пробегая глазами нужно место. Он проверил все даты, имена и хронологию, ошибок там не обнаружилось, равно как и любых неточностей, записи вообще были удивительно хороши, о чём он даже сказал ученице. Она просияла, поблагодарив его, когда забирала тетрадь — и исчезла в дверях, в которых уже один раз появлялась голова подружки, которая, судя по всему, потеряла свою спутницу и решила убедиться, что Эрик её не съел. Мысленно Леншерр поздравил себя с ещё одним успешно пройденным испытанием, по крайней мере, он не выпрыгнул в окно, когда с ним заговорили лично, а не во время урока, а это уже всё-таки большой прогресс. Кстати об окнах… Надо бы проветрить класс. Поднимаясь из-за своего стола, Эрик вдруг подумал о том, что у него сегодня побывали младшие, средние и старшие классы, но он так и не познакомился с самыми взрослыми воспитанниками школы, в число которых входили Скотт, Джин, Курт и остальные ребята. Возможно, у них какие-то отдельные занятия, возможно, Чарльз пока решил это отложить… И Эрик был ему благодарен. Он не был уверен в своих силах и том, что сможет спокойно общаться с младшим Саммерсом, ведь смерть его брата не выходила из головы вот уже сколько недель. Леншерр не мог перестать чувствовать себя виноватым за это, не мог простить себя, но профессор своим мягким присутствием, кажется, во всём этом здании разом успокаивал эту боль, не позволяя ей захватить весь разум Эрика. Думать об этом долго было нельзя, нельзя зацикливаться — и Леншерр решительно распахнул большое окно, впуская прохладный осенний воздух в класс. Он сам вдохнул полной грудью, наслаждаясь свежестью, которую нёс с собой этот день. Должно быть, тут будет невероятно красиво зимой… Эрик очень хотел это увидеть. Но сейчас он увидел другое. Сейчас он увидел троих старшеклассников, которые только что были в его классе. Правда, на этот раз Леншерр не испытал никакого спокойствия от того, что они находились за пределами этого учебного помещения, потому что ребятки были не одни. Они радостно толкали от одного к другому какого-то парнишку, судя по всему, годом-двумя младше, и смеялись, отобрав у него портфель и вытряхнув содержимое на уже начавшую желтеть траву. От окон кабинета профессора их скрывало широкое дерево, правда, было достаточно глупым думать, что это поможет скрыться от Ксавье, если он захочет их обнаружить, но сейчас, скорее всего, Чарльз заканчивал лекцию в библиотеке, он всегда задерживался поговорить с несколькими учениками, это Эрик знал точно. Знал он и то, что ему совершенно не нравятся слова, доносившиеся до его слуха. Старшеклассники дразнили мальчишку «языкастым», «лизуном» и «гадом», и Леншерр сразу понял, о ком идёт речь. У этого подростка был раздвоенный язык и необыкновенная липучесть слюны, возможно, в брюках он даже прятал хвост. Зелёная кожа, красивый гребень над головой… Великолепная мутация, как казалось Эрику. Увы, это разделяли не все, судя по всему, а некоторые решили даже выразить своё мнение вот таким любопытным способом. Леншерр прищурился, прикидывая, как долго будет спускаться по лестнице. Решил, что у него нет столько времени — и выдернул из ближайшего стула несколько креплений, легко превращая их в платформу, на которую встал обеими ногами, чтобы за какие-то секунды спуститься со своего этажа на землю. Как удачно было открыто окно всё-таки. Он преодолел разделяющее его с подростками расстояние за минуту, не обозначая своё присутствие, а сразу приступая к действиям, потому как ситуация достигла точки невозврата. Пока двое других обидчиков держали мальчишку, третий пытался вытащить его язык — и даже замахнулся, чтобы ударить того по лицу, раз он не хочет «по-хорошему». Именно в этот момент металлический браслет сомкнулся на запястье старшеклассника, резко отбрасывая его на несколько метров назад. Парень тяжело приземлился на спину, кажется, ошалев от такого поворота событий настолько, что даже не сразу смог подняться. Оставшиеся двое огромными глазами смотрели на Эрика, тут же отпуская свою жертву — и измотанный противостоянием подросток медленно осел на траву. — Думаете, он уродлив? — послушное пальцам Леншерра металлическое кольцо теперь обхватило щиколотку самого активного из троих, подтаскивая его поближе, волоча прямо по земле. — Не пытайтесь убежать, это бесполезно. Он говорил совершенно спокойно, и это пугало больше всего. Мертвенно бледные старшеклассники смотрели на Эрика Леншерра, Магнето, которому было под силу перевернуть этот мир буквально с ног на голову — и дрожали от страха. Их действительно колотило, потому что сейчас он не был похож на преподавателя истории, нет, о-о-о, нет. Сейчас он был одним из самых могущественных мутантов в мире. И они его расстроили. — П-простите… — выдавил из себя один из парней. — Простите, мы так больше не будем… — Конечно, не будете, — согласно кивнул Эрик. — Как можно удержать или ударить кого-то, если нет рук? Металлическое кольцо, которое спокойно зависло в воздухе рядом с головой мужчины, теперь вытянулось в форме ножа, мгновенно приводя подростков в ужас. Леншерр чуть-чуть подался вперёд, чтобы наклониться к ним ближе, совсем капельку, но этого оказалось достаточно, чтобы все трое, включая поднявшегося на ноги зачинщика, замерли. — А вот теперь — бегите. Скорость, с которой они мчались по прямой, не обращая внимания на то, куда бегут, поражала воображение. Леншерр усмехнулся, протягивая руку парнишке, который тоже смотрел на него во все глаза, не понимая, что произошло. — Спасибо… — едва слышно проговорил он, Эрик же стиснул зубы, когда заметил, какими синяками покрыты его руки — руки того, кто закрывает голову, чтобы защитить её от ударов. — Пойдём, — он поднял рюкзак мальчика, быстро собирая вывалившиеся вещи с земли. — Всё хорошо. Эрик выпрямился, осторожно поддерживая мальчика за плечи и собираясь отвести его в школу, а возможно — и проводить до комнаты. Леншерр вздрогнул, вдруг чувствуя такой знакомый взгляд, и обернулся. Из окна его класса, всё ещё распахнутого, за происходящим следил Чарльз — и по лицу его Эрик понял, что им предстоит непростой разговор.* * *
Профессор встретил их в своём кабинете, куда Эрик привёл мальчика, Чарльзу не нужно было об этом просить, чтобы Леншерр догадался. Едва дверь кабинета закрылась, спасённый бросился к Ксавье, словно всё это время сдерживался благодаря каким-то невероятным усилиям воли. Чарльз обнял его мягко-мягко, ласково проводя пальцами по гребню и успокаивая, плечи подростка вздрагивали, и Эрик вдруг понял, что здесь, в этом кабинете, любой жилец школы мог позволить себе быть слабым. Единственное место, где этой слабостью не воспользуются, над ней не посмеются, её не усугубят. Пока Леншерр вёл мальчика сюда, тот и виду не подал, что у него к горлу подступили слёзы — теперь же беззвучно плакал, уткнувшись куда-то в пиджак профессора. — Всё хорошо, Виктор, — Чарльз мягко похлопал ладонью по его спине, чуть в стороне от позвоночника, и Эрик подумал, что по хребту у мальчика, должно быть, тоже выступают вершины гребня. — Тебя больше никто не обидит. Он ещё подержал немного Виктора в объятиях — и отпустил, позволив тому поспешно вытереть слёзы. Мальчик забрал у Эрика рюкзак, прошептав ещё раз «спасибо», и скрылся за дверью, оставляя их одних. Леншерр проводил его внимательным взглядом, тут же поворачиваясь к Чарльзу, который, в свою очередь, смотрел на него. — Хочешь сказать мне, что они всего лишь дети? — Эрик засунул руки в карманы брюк, потому что вдруг понял, что совершенно не знает, куда их деть. — И это тоже, — профессор кивнул. — Но для начала — поблагодарить за то, что вмешался. — Ты стираешь им память после таких эпизодов? Леншерр решил не ходить вокруг да около и задать вопрос в лоб. Идеальная школа с идеальными условиями, но подростки всегда остаются подростками — мутанты они или нет. Решение проблемы конфликтов среди студентов было простым и очевидным. И настолько же жутковатым. Чарльз тяжело вздохнул. — Не всем и не всегда, — он кивнул в сторону столика с шахматами, откатываясь к нему. — Зависит от ситуации. — То есть, ты сам решаешь, кому помнить, что его травят, а кому лучше забыть? — Эрик сел напротив, со стороны чёрных. — У каждого ученика есть личное дело, — Чарльз сдвинул одну из фигур, продолжая партию, которую они не закончили в прошлый раз. — Если бы всех можно было поделить на хороших и плохих… — Их было трое — и они его били. — Двое из троих — сироты, — в отличие от Эрика, профессор говорил мягко и спокойно, не позволяя голосу стать жёстким, словно металлический прут. — Третьего пытался убить собственный отец. Один из сирот сбежал из цирка, где его держали в клетке. Второй бродяжничал и спал на улице, пока мы его не нашли. — Но почему… — Леншерр поднял на него взгляд, пытаясь сопоставить в своей голове факты биографии нападающих и их поведение сегодня. — У каждого из нас своя война. Границы добра и зла, хорошего и плохого, правильного и неправильного — все они смещены внутри каждого отдельно взятого сознания. Оправдываю ли я их? Нет, — Чарльз продолжал изучать положение фигур на шахматной доске, — и нам предстоит серьёзный разговор об их поведении. Но угрожать им расправой — это перебор. Теперь и он посмотрел на собеседника. Взгляды пересеклись, пронзая каждого таким острым дежавю, что по спине побежали мурашки. Сколько споров прошло так — за шахматной доской? И когда состоялся первый? Тогда, в ночь перед вылетом за Шоу? Или раньше, на ступеньках, когда они говорили о безопасности тех, из кого собрали команду? А может, в момент, когда Чарльз вытащил его на поверхность, только доски тогда ещё не было?.. Эрик не был согласен с тем, что нельзя быть жёстким. Травля — любая травля — претила его натуре настолько, что он вскипал от одной мысли о возможном проявлении нетерпимости по отношению к тому, кто чем-то отличается от тебя. А Чарльз… Леншерр вдруг понял, какую сильную боль причиняет ему прямо сейчас. В эту самую минуту проводит заточенным лезвием по бедному сердцу профессора, заставляя его идти против своего близкого друга — чтобы защитить своих детей. Да, они все были его детьми, Эрик снова увидел, как Ксавье обнял Виктора, пряча в своих руках и защищая от всего мира. И да, в этих стенах сам Леншерр тоже был его «ребёнком». Тем, кого профессор раз за разом защищал — даже от него самого. В кого верил. И не позволял усомниться другим, что у веры этой есть основания. У Леншерра ещё были вопросы, много вопросов. Его не отпускала мысль о том, что контролировать воспоминания студентов — нечестно по отношению к ним. Это лишало их свободы выбора, это мешало им вырасти сильными. Впрочем, много ли счастья принесла Эрику его сила? Сила, воспитанная на боли, злобе и жажде мести? В любом случае, методы профессора им ещё предстоит обсудить. Возможно, он и сам каждый раз делает выбор, который сделать непросто. Договорённость с совестью, быть может? Эрик обязательно об этом спросит. Потом. Сейчас же он решил сделать то, что у него не получалось очень долго — на протяжении всего их знакомства. Эрик откинулся на спинку кресла — и уставился на доску, возвращаясь мыслями к своему ходу. Чарльз даже вскинул брови, не веря в то, что произошло. Эрик к нему прислушался. И уступил. — Ты не позволишь им помнить о том, что я сделал, верно? — наконец, он сдвинул слона, надеясь хоть немного подобраться к чарльзовому королю. — Конечно, ты же преподаватель, — Ксавье проигнорировал короткий и полный изумления взгляд, Эрик был уверен, что профессор его больше к детям не подпустит. — Но Виктор будет помнить, что ты ему помог. А трое остальных… Что тебя лучше не сердить. Он переместил своего ферзя в другой конец доски и улыбнулся. Леншерр только фыркнул, демонстративно морщась: шах и мат, гораздо быстрее, чем он рассчитывал. Чарльз объехал столик, чтобы подобраться к нему поближе, Эрик расслаблено наблюдал за этими перемещениями, вдруг разом почувствовав себя очень уставшим. — Спасибо, — профессор, поравнявшись с его креслом, чуть подался вперёд, касаясь губами щеки Леншерра, и тот невольно прикрыл глаза — наслаждаясь этим знаком внимания. — Тебе идёт быть гладко выбритым, — вдруг добавил он. Эрик уставился на него так, словно видел в первый раз. Для такого поворота в разговоре не было ни одной предпосылки — и вдруг такие заявления. Чарльз рассмеялся, легко и весело, словно один из подростков, которых взял под своё крыло, а потом… А потом поднял руку и просто провел пальцами по подбородку Эрика, мягко и ласково, словно гладил кота. — Но щетина мне нравится тоже, — он позволил перехватить свою руку и поцеловать, а затем сказал кое-что, заставившее сердце Леншерра сжаться от нежности и того, насколько важными были эти слова. — Ты весь нравишься. Такой, каким бы был и какой есть.