***
Иван ходил по комнате кругами, как загнанный в клетку зверь. Злость душила его, сжимала горло своими цепкими пальцами. Куда же делось блаженное равнодушие!? Почему холод, пронзающий душу, стал теплеть, превращаясь в жгучий жар ненависти!? Мороз обещал совсем иное... — Мороз!!! — прорычал Иван, с размаху ударяя кулаком об стену. На пол посыпалась штукатурка и кирпичное крошево, а в стене теперь красовалась сквозная дыра. Но дух не отозвался. Сначала был холод. И это было прекрасно. Иван отчаянно пытался возродить отголоски чувств, когда сжимал ладонями бедра Гилберта, когда грубо входил в его податливое тело и слышал жаркие стоны Пруссии. Но так и не смог этого сделать. Это было то, что он искал. Но все же Россия, подсознательно, отчаянно, вопреки всему, хотел вернуть чувства или хотя бы вспомнить какого это — чувствовать. Глупо... Глупость ведь присуща роду людскому? Да, определенно да. И все же, Иван прекрасно это понимал, он хотел лишиться боли, но не всех чувств. Теперь он понимал. Но вернуть чувства, значит вернуть боль. Вновь почувствовать себя никому не нужным чудовищем, монстром, не заслуживающим любви. А золотой середины нет. Её не было никогда. Или жить без чувств, чуть ли не воя от осознания того, чего он добровольно лишился, или же исчезнуть. Но как же народ? Если бы не народ Иван давно покинул мир вслед за дедушкой Византией. Но он был. Во времена татаро-монгольского ига был народ. Во времена Смуты был народ. Народ сражался в войнах, народ сделал его империей. И народ же лишил его звания монархии, подарив взамен красное знамя, серп и молот. Народ проливал кровь, до последнего вздоха сражался с захватчиками родной земли в страшные годы. В годы Великой Отечественной Войны. И народ же отобрал у него красное полотнище, выкинул серп и сломал молот, взамен вручив флаг: белый, синий, красный... Народ — не только русские, нет, все, кто считал его своей Родиной, все, чье сердце билось за него, за Россию. Только народ не позволял Ивану опустить руки. Но Мороз был прав: он устал, чертовски устал... И может стоит уйти? Иван чувствовал, что его народ не останется один. Странно. Так странно... Россия бросил взгляд на настенные часы. Уже пора. Поправив темно-бордовый галстук и пригладив волосы, Иван переместился в светлый холл здания парламента в Эдинбурге. Здесь уже были все приглашенные страны. По сути, простая формальность: просто потолкаться, с умным видом разглядывая закуски, и через пару часов отправиться домой. Пустая трата времени, но президент был настойчив: Иван, в числе прочих европейских стран, должен был присутствовать на этом мероприятии. Россия обвел помещение взглядом: Франциск потягивал вино, подмигивая каждой официантке, скандинавы что-то обсуждали, сбившись в кучу, Италия обнимал руку Германии. Что ж, все как обычно. — Брат. Иван посмотрел на Наталью. Беларусь стояла поджав губы, бледная, похожая на призрака. — Да, Беларусь? Арловская прижала кончики пальцев к щеке Ивана, но мужчина недовольно качнул головой, уходя от прикосновения. — Холодный. Как я и думала. Зачем? — голос страны звучал бесцветно. — А какая разница? — Иван ухмыльнулся. — Да, действительно, — пробормотала Наталья. — Но почему же ты сдался теперь? Ты столько пережил и сломался... вот так глупо. — Это. Не. Твое. Дело, - злость, которую Россия всеми силами давил в себе, чуть не вырвалась на волю. — Пусть так, — Беларусь сжала пальцами прядь волос. — Что ж, до встречи, брат. Я сделаю всё, чтобы в следующий раз твоя кожа была теплой. Не ты один в нашей семье умеешь плести чары, братик, — Наталья с трудом растянула потрескавшиеся губы в полуулыбке. — Не надо называть меня братом. Мы просто хорошие партнеры. Откинь эту ерунду. У стран не может быть родственников. Мы не люди. — Мы больше чем люди, — мягко возразила Беларусь и ушла, оставив после себя легкий цитрусовый аромат духов. Иван проводил взглядом Наталью. А чтобы он почувствовал раньше? Что? Но сердце упрямо молчало, выплескивая только злость и ненависть. Черт, да почему же он чувствует это, если не должен чувствовать вообще ничего!? НИЧЕГО!!! Ещё раз осмотрев холл и отдышавшись после очередного приступа ярости, Иван понял, что здесь ему делать нечего. Чёрт, он бы с удовольствием отправился обратно домой, но не мог. В конце концов это часть его работы. Подобные встречи, в первую очередь, помогают налаживать экономические связи. Но Европа уж точно пока не собирается сотрудничать с ним. Пока жареный петух в жопу не клюнет, как говорится. Выйдя из холла в широкий коридор, Иван бездумно пошел вперед. Глаза немного щипало, и Россия постоянно жмурился. Уже второй день подряд... И почему, стоило ему заморозить сердце, как все сразу же потянулись к нему? Гилберт, Наталья, Жанибек и даже Ольга. Старшая сестра часто звонила ему в последнее время, но ничего не говорила и сразу же бросала трубку. Детский сад, ей-богу. Но Иван не мог понять, почему все так? Почему, когда он нуждался в них, никого рядом не было? Было лишь презрение, ненависть, острые слова, которые кромсали его душу. Ха! Он ведь уже думал сегодня о том, что золотой середины нет в принципе. И почему-то казалось, что сегодня все закончится... Если задержать дыхание, можно даже услышать чей-то голос. Такой настойчивый... — Россия! Кто-то врезался в его спину. Иван поморщился и обернулся. Позади стоял Альфред. Америка нахмурился. — И ты ещё не признал свою вину!? Да у меня в Аризоне температура минус пятнадцать! В Аризоне! Иван глухо рыкнул и, толкнув Америку в грудь, прижал того к стене. — Докажи, что я виновен! Злость, которую он с таким трудом сдерживал целый день, наконец прорвала плотину его терпения. — Не могу. Альфред тяжело дышал. Иван так близко. Его запах. Его. Чуть горьковатый, напоминающий Америке запах табака. Он такой же, какой был у Российской Империи. Дыхание сбилось. А что если Иван вернулся? Нет, это ложь. Не стоит лгать самому себе. — А знаешь, — губы Ивана очертили линию подбородка Альфреда, — Англия тебе врал. Он использовал тебя. Как интересно, — дыхание Америки сбилось. От этих ледяных прикосновений подкашивались ноги.О черт, как же долго он этого ждал, — Мне давно стоило прочитать твои мысли, Америка. Столько нового. — Что!? — Альфред попытался вырваться, но Иван снова припечатал его к стене, ногой раздвигая бедра Америки. — Ты все правильно услышал, — Иван усмехнулся. Губы России заскользили по шее Альфреда, оставляя влажные поцелуи. Теперь понятно, почему Золотая Орда искал тепло не в своем народе, а в сексе. Да и не тепло вовсе, а возможность выплеснуть злость. Да, скорее всего так оно и было. Или же Темучин был просто ублюдком. Иван обхватил губами мочку уха Америки, ладонями сжимая его бока. Альфред тяжело дышал. Он так долго этого ждал, но сейчас это не Ваня. А может Англия врал? И тогда, получается, он сам все разрушил? Но Артур бы не стал... Пальцы Ивана погладили затвердевшие соски Америки через тонкую ткань рубашки. Альфред задрожал, тихо постанывая. Никто, никогда не касался его так. Он не позволял этого. Но сейчас он не мог сопротивляться. Нужно поверить, что Ваня, его Ваня, вернулся. Альфред обнял Ивана за шею, прижимаясь к мужчине всем телом. Америка поцеловал Ивана. Губы северной страны были такими холодными, но когда язык России проник в его рот, все мысли вылетели из головы Джонса. Иван сжал ладонью ягодицу Америки, получив в ответ громкий стон. Кому-то, кто скрывался внутри его, безумно нравилось это. Нравились покрытые румянцем щеки Альфреда, его блестящие от слюны, припухшие после поцелуев губы. И Россия решил не сдерживать его. — Ваня, — голос Альфреда дрогнул, — Что... Глаза России приобрели рубиново-красный цвет, и только по краям ещё виднелась фиолетовая полосочка, а волосы у корней имели темно-каштановый оттенок. — Не болтай, понял? — сжав пальцами подбородок Америки, рыкнул Иван. Губы России прижались к шее Альфреда, оставляя влажные поцелуи, чуть прикусывая солоноватую кожу. Америку всего трясло. Он так долго ждал этого. Джонс даже не заметил, как Иван снял с него пиджак, рубашку и галстук. Щелкнула пряжка ремня, и Россия быстро приспустил его брюки, поглаживая ладонью бедро Америки. От прикосновения ледяных пальцев к разгоряченной коже, Альфред томно простонал. — Нравится? А так? Ладонь Ивана легла на пах Америки, слегка массируя. — Прошу, не прекращай, — сбивчиво зашептал Альфред, покрывая лицо России смазанными поцелуями. — Хороший мальчик, да? — Иван прикусил горошинку соска парня, напоследок помассировав его кончиком языка. Пальцы Брагинского оттянули резинку трусов американца. Поглаживая кончиками пальцев мягкую кожу, иногда задевая лобковые волосы, Иван усмехался. Ему нравится эта игра. Безумно. Альфред недовольно рыкнул и быстро спустил трусы до колен. Щеки американца пылали от смущения, грудь рвано вздымалась, но он смотрел прямо в глаза России. Иван грубо развернул Америку спиной к себе, прижимая к стене. Альфреда затрясло, когда он услышал, как вжикнула молния, и звякнула пряжка ремня. Россия прижался ледяной грудью к спине Америки, кусая американца за плечо. — Ай! Больно! — Вкусно, — Иван слизал выступившую кровь языком и, улыбнувшись, прошептал пару слов на древнеславянском. Тратить время на растяжку не хотелось. Америка вскрикнул. По щекам страны потекли слёзы. Сфинктер пульсировал. Иван отстранился, с нескрываемым удовольствием смотря, как под действием его магии расширяется анальное колечко мышц американца. Ещё одно заклинание и по ложбинке между ягодиц Джонса потекла прозрачная густая смазка. — Что это? — крупно дрожа, прошептал Альфред. Иван ничего не ответил. Надавив ладонью на поясницу Америки, мужчина размазал смазку по своему члену и резко вошел в американца. Сжимая пальцами его бедра, Иван поцеловал Альфреда, ловя его стон губами. С каждым толчком, с каждым хриплым стоном Америки, Иван чувствовал наслаждение, но как будто бы не свое, чужое.. Пальцы Альфреда скользили по гладкой стене. Ему было так хорошо. Он с Ваней, а вокруг его запах. Так чудесно, до разноцветных кругов перед глазами. — Ваня, Ваня, Ваня. Задыхаясь от удовольствия, шептал Америка. Иван шлепнул Альфреда по ягодице, провел пальцами по красному отпечатку своей ладони: — Умничка. Артур до крови прикусил нижнюю губу. Он не мог отвести взгляда. Сердце билось где-то в горле, а грудь сдавливала своими железными тисками боль. Тот кого он любил, громко стонал чужое имя, подмахивал бедрами, в наслаждении закатывая глаза. Англия смотрел, как Россия грубо, резко входит в тело Альфреда, как тот пытается развести дрожащие ноги ещё шире. Хлюпающий звук смазки, шлепки кожи об кожу, все это сводило Англию с ума. — Я же люблю тебя, герой, — прошептал Керкланд. По щекам страны, обжигая кожу как серная кислота, потекли слёзы. И будто бы в насмешку на признание Англии Альфред громко простонал. — Ваня, так, а-ах, хорошо. Россия вышел из Джонса, крепко сжав его бедра ладонями. Америка заскулил, сильнее прогибаясь в спине, приглашая, и Иван грубо, одним толчком вошел в податливое тело американца. — Быстрее, Ваня, прошу! Ах! Артур без сил упал на колени, зажимая рот ладонью. Все внутри Керкланда разрывалось от боли. С трудом, пошатываясь, Англия поднялся на ноги и поспешил уйти подальше от громких, столь пошлых от наслаждения, стонов Америки. — Ненавижу, — прошептал Англия, сжимая подрагивающие ладони в кулаки. — Ненавижу тебя, Брагинский!***
Жанибек проснулся посреди ночи в холодном поту. Ему снова снился джунгар. И кровь. Много крови его детей, пролитой этим монстром. — Беспомощный червяк. Слабак. Насмешливо протянул голос из темноты. Жанибек подскочил с постели, магией зажигая свечи. Быстрые удары сердца, казалось, ощущались во всем теле. Когда покои залил свет нескольких десятков свеч, Казахское ханство увидел парня, стоявшего у большого зеркала. И только через секунду Жанибек смог разглядеть его. — Что ты!? Казах попятился назад. Незнакомец был его точной копией, только глаза отливали красным, а цвет кожи был темнее. — Меня зовут Керей[2]. Я лучшая часть твоей души. Керей улыбнулся. В его глазах плясало дикое пламя. — Ищешь защиты у Российской Империи, бесхребетный щенок. Трус! — Заткнись! Жанибек кинулся к Керею, сжимая кулаки, но тот исчез, через мгновение оказываясь за спиной Казахского ханства. — Пусть твое сердце покроется льдом, — положив руки на плечи Жанибека, зашептал Керей. — И тогда злость, прорвавшись через ледяной заслон, затопит твою душу, и мы будем вместе. Холодные, просто ледяные пальцы Керея погладили ключицы Жанибека. — Я выйду из мира Навь [3]. И вместе мы станем всесильны. Вместе. В одном теле, с одной душой. — Нет! Жанибек скинул руки Керея и бегом кинулся прочь из покев. На коже ещё ощущались ледяные прикосновения этого существа, а в ушах стоял его шепот. Жанибек забежал в покои Ивана. Казах почувствовал тугую пленку защитного заклинания. Будь на его месте Родерих, Антонио или ещё кто-нибудь, то магическая защита здорово искромсала бы нарушителя невидимыми ножами, но он был свой. Магия Вани признала Жанибека, беспрепятственно пропуская казаха. — Жанибек? — сонно пробормотал Иван. Не отвечая, казах быстро юркнул под одеяло, обнимая Ивана. — Ты весь дрожишь, — Ваня крепко обнял друга. Жанибек прижался к теплой груди Вани. — Кошмар? — Да. Обжигающее дыхание России щекотало лицо казаха. — Я посплю с тобой? — пряча лицо в изгибе шеи Вани, прошептал Жанибек. — Конечно. Иван погладил спину казаха и, сильнее обняв его, поцеловал в макушку. — Спи спокойно. Все хорошо.***
Иван лежал на кровати. Тело России подкидывало во сне, голова моталась из стороны в сторону. — Вместе, вместе, — в бреду шептала страна. В зеркале напротив клубился серый туман. Иван вздрогнул и резко распахнул глаза, полыхнувшие в ночной темноте рубиново-алым. И в этот же миг раздался жуткий грохот. Все зеркала и окна в доме разбились, выбитые неведомой силой. Россия встал с кровати, медленно вытягивая руку. Пошевелил пальцами, глубоко дыша. Алые глаза светились безумной радостью. Россия провел пальцами по щекам, носу, губам. — Наконец-то, — Россия запрокинул голову и расхохотался. Он наслаждался тем, как воздух щекочет его ноздри, как смех дерет горло. Почти бесшумно мужчина вышел из комнаты. Ступню пронзила боль: Россия наступил на один из осколков, устлавших пол стеклянным "ковром". Магия тугими волнами хлынула наружу, исцеляя ранку. —Ночь унесла тяжелые тучи Но дни горьким сумраком полны Мы расстаемся - так будет лучше Вдвоем нам не выбраться из тьмы Я любил и ненавидел Но теперь душа пуста Все исчезло, не оставив и следа И не знает боли в груди осколок льда.[4]
— хрипло пропел мужчина и, отвесив шутливый поклон, громко прокричал. — Спасибо, Генерал Мороз! Ты можешь быть свободен, дух. Да! Россия снова дико рассмеялся. — Я ЗДЕСЬ. А его больше нет. Да, он там, за чертой, спит в мире своих сладких иллюзий, а он здесь. Теперь у него есть тело, есть сила, есть жизнь.. — Ваня? Почему все зеркала разбились? Россия выпрямился во весь рост, выходя из темноты. Лунные свет бликами играл на зеркальных осколках. Глаза Гилберта широко распахнулись. Он смотрел на Россию и никак не мог поверить своим глазам. Его глаза были сочного алого цвета, намного ярче его, а волосы темно-каштановыми. Но эти измения на внешности ничто, по сравнению с выражением лица Брагинского. Это не он, а какой-то другой человек. — Ваня? Что с тобой? — голос Пруссии дрогнул. — Ивана Брагинского больше нет. Он мертв, — Россия оскалился. Его глаза блестели от безумного торжества. - Отныне Российская Федерация — это я. Запомни мое имя, Калининград. Я — Александр Брагинский. Автора одолевает любопытство. Кто-нибудь смог предположить подобный поворот сюжета, когда в предыдущей главе Темучин разговаривал с Монголией, и та сказала, что Золотую Орду до "заморозки" звали Баатар? [1] По одной из версий, Рюриком являлся викинг Рорик Ютландский, прибывший из Дании. [2] Основателями Казахского ханства являются ханы Керей и Жанибек, поэтому я и взяла эти имена для 1р и 2р версии. [3] Навь - потусторонний мир мертвых. [4] Песня группы Ария "Осколок льда". Советую послушать.