Давай встречаться?

      Всё утро я провёл, кроя себя матом за собственную несдержанность. Надо же было пойти на поводу у своих желаний! Но бесило даже не то, что у меня ничего не получилось. Перед глазами всё время, словно кара небесная, стояло его бледное и испуганное лицо. А самым поганым было то, что даже понимая, насколько омерзителен мой поступок, я всё равно возбуждался, вспоминая, как прикасался к нему.       Я должен был просто признаться ему в своих чувствах и дать возможность самому решить, ответить на них или нет. И даже если нет, не опускать руки, попытаться достучаться до него, прикосновениями как бы невзначай, потом вполне невинными объятиями, чтобы он хотя бы привык. А потом уже лёгкими поцелуями, пока он и сам не захочет большего. Вот как всё должно было быть. Это был бы идеальный расклад, но куда мне придурку до такого? Нет, я должен был сразу бросить его во всё это дерьмо, ещё и ногой придавить, чтоб скорее захлебнулся. Вот ублюдок…       Мне хотелось пойти за ним и извиняться до тех пор, пока он не скажет, что простил меня. Пусть даже на это уйдут месяцы или годы. Но останавливало осознание того, что Костя вряд ли обрадуется моему визиту.       Остаток дня я слонялся из угла в угол, как зверь в клетке, бился головой о стену, чуть ли волосы не выдирал, лишь бы придумать, что теперь делать. Но на ум ничего не приходило. Годного, по крайней мере. Варианты вроде выкрасть его и держать где-нибудь до тех пор, пока он не влюбится в меня, отметались сразу. И откуда только такие дебильные идеи берутся? К вечеру, совсем отчаявшись, я просто уселся на пол, прислонившись к кровати, притянул подушку, на которой он спал, и уткнулся в неё лицом. Больше он никогда сюда не придёт, и это бельё больше никогда не пропитается его запахом. Как же это… больно.       Когда дверь отворилась, впуская в комнату соседа, мне было абсолютно пофиг на то, как я сейчас выгляжу. Слава, кажется, совсем не ожидал увидеть меня таким, и даже замер на пороге.       — Ты?.. — растерянно протянул он. Как ни странно в его голосе не было даже ни намёка на привычную издёвку и чувство превосходства. Я что, правда выгляжу так жалко?       — Чего встал? Дверь закрой, — я очень хотел нагрубить, хотя бы просто послать его далеко и надолго, но сил на это совсем не было. Да и энтузиазма тоже. Пусть сидит себе в своём крысином уголочке.       Слава, почувствовав, что я не в боевом настроении, усмехнулся, скинул кроссовки, куртку, и уселся за стол. Опять с кем-то всю ночь трахался, вон рожа какая довольная. Аж противно.       — Не дала тебе принцесска, да? А я говорил, что это не твой уровень.       Зря он это сказал. Зря вообще открыл рот, а тем более посмел сказать что-то про Костю. Этот парень ничему не учится. Я и так уже был на грани, но теперь у меня появился объект, на который можно бы было выплеснуть весь свой гнев. Неспроста он так улыбается. Неспроста всё время ведёт себя как скотина. Всё это время мне удавалось держать между ним и Костей хоть какую-то дистанцию. Но как только этот сучонок узнает, что я так облажался, тут же возьмёт его в оборот. И не факт, что его методы будут лучше того, что я продемонстрировал несколько часов назад.       — Че вякнул? — глянул на него, чувствуя острую потребность пойти убивать. Видимо, Слава прекрасно увидел это желание на моём лице, поэтому заткнулся, тут же отвернувшись. Но меня уже было не остановить. Злость бушевала внутри, а я мечтал избавиться от неё, хоть от какой-то её части, чтоб сделать малюсенький глоточек воздуха. Ох некстати он вернулся домой… Один рывок — и вот его башка припечатана к столу, а сам он брыкается, пытаясь вывернуться из моего захвата.       — Пусти, псих! — верещит он, царапаясь, как девчонка, а меня это заводит ещё больше.       — Ты не понял? — ставлю ногу на край стула и ощутимо придавливаю ему область паха, так что он болезненно скулит. — Вздумаешь и дальше подкатывать к нему свои яйца — я тебе их оторву и заставляю сожрать, прямо так, без соли. Усёк? Усёк, я спрашиваю? — он быстро кивает. — А теперь вали нахрен, и до понедельника чтоб я твою рожу здесь не видел.       Оттолкнул его, и он не удержался на ногах, шлёпнулся прямо на задницу. Весь он так и кипел от злости, разве что пар из ушей не валил. Погримасничав от бессилия, он поднялся, схватил куртку и метнулся к двери.       — Да сдался мне твой очкарик! — едва не провизжал, пытаясь отпереть замок, а потом добавил: — Сраный педик!       Услышать подобное из уст этого пацана было настолько бредово, что я расхохотался.       — А сам-то кто?       Он вылетел из комнаты, хлопнув дверью, и вот я снова остался один. Радость от того, что избавился от поганца, длилась всего минуту. А потом тишина и пустота снова заставили погрузиться в мучительные размышления о лучшем друге. На ум тут же пришла мысль, что в холодильнике оставалось пиво. Если уж и заниматься самоедством, так почему бы и не под градусом? Тем более, Кости рядом нет, значит, ничего больше не натворю. Двух бутылок на старые дрожжи оказалось достаточно, и очень быстро я уже и забыл, по какому поводу праздник. Ну вот, гей, садист, маньяк, теперь ещё и алкаш. Прям вот идеальный парень.       Каким-то чудом оклемавшись к утру понедельника, я просто летел на пары, одновременно страстно желая и до жути боясь увидеть Костю. Что я ему скажу? Я ведь пробухал все выходные и так ничего и не придумал. Это вообще не в моём стиле — думать заранее. Обычно за меня это делает Костя, чаще всего он даже раньше меня знает, что я могу выкинуть, и останавливает в шаге от пропасти.       Вот так незаметно этот невзрачный парень прочно занял в моей жизни центральное место. Как вообще так получилось, что хрупкий мальчишка стал для меня опорой? И что мне делать теперь, когда я собственноручно выдворил его за пределы? Я же сдохну без него. В самом прямом смысле.       Как и ожидалось, он обнаружился сидящим на подоконнике между третьим и четвёртым этажом. Почти весь четвёртый этаж занимали административные кабинеты, поэтому студентов на этой лестнице почти не было. Костя любил посидеть тут после особо шумных обсуждений и просто отдохнуть. Сейчас он сидел, совсем по-детски подтянув колени к груди, и что удивительно, никто из проходящих туда-сюда преподавателей даже не думал сделать ему замечание, что он забрался на подоконник в обуви. Да, из-за того, что он постоянно выигрывает различные олимпиады, ему часто делают поблажки там, где он не очень-то преуспевает. Например, в прошлом семестре декан договорилась с физруком, чтобы тот поставил Косте зачёт автоматом даже без сдачи нормативов. Физрук спорить не решился, но обиделся так, что всех остальных на зачёте гонял в три раза сильнее.       Что ещё более удивительно — Костя не читал. Он держал перед собой раскрытую книгу, но смотрел в окно. И почему-то создавалось впечатление, что он даже не осознает того, что происходит там, за стеклом.       — Привет, — правильно, нужно начать с чего-то нейтрального.       Костя спокойно повернул ко мне голову. Я ожидал чего угодно, страха, ненависти, презрения. Хоть какой-то реакции. Но не этого привычно-флегматичного взгляда.       — Привет, — просто, как будто ничего не было. Как будто подобные ситуации для него в порядке вещей.       — Надо поговорить, — что действительно необходимо, так это утащить его куда-нибудь подальше от посторонних глаз, пока у меня не начался словесный понос.       — Сейчас пара начнётся.       — Пожалуйста, просто пойдём.       Ещё немного, и я начну его умолять. Наверное, он отчетливо увидел отчаяние на моём лице, а потому просто сказал:       — Ладно, — и легко спрыгнул с подоконника.       Это тихое и покорное «ладно» словно повернуло во мне какой-то механизм, запускающий бомбу замедленного действия. Когда и где рванёт? Да кто бы знал. Я понимал, что сейчас как никогда должен держать эмоции под контролем, а самому безумно хотелось взять его за руку и увести в какой-нибудь тёмный уголок, и там целовать, пока лёгкие не заболят от недостатка воздуха.       Я намеренно шёл впереди, боясь, что если увижу, как он добровольно следует за мной, сорвусь к чёртовой матери. Я должен был бежать, бежать отсюда со всех ног, пока ещё могу, но всё равно широко вышагивал по коридору в направлении комнаты для самоподготовки. Где-то на периферии сознания я слышал звонок на пару, и от понимания того, что Костя ради меня впервые решил пропустить занятие, просто с ума сходил. Неужели у меня есть шанс? Совсем крохотный, всего лишь крупица, и всё же я уцепился за него так, словно от этого зависела моя жизнь.       Костя сел за самый дальний стол и придвинулся к самой стене. Поразительное спокойствие. Я бы на его месте держался поближе к выходу, мало ли чего мне опять в голову взбредёт. Чтобы хоть немного обезопасить его от себя, я сел с другой стороны стола, но спиной к нему.       Он молчал, ожидая, пока я начну разговор. А я вдруг струсил, да так, что аж руки затряслись.       — Насчёт… той ночи… — вот и всё моё красноречие.       Он задумчиво хмыкнул.       — Я надеялся, что ты не вспомнишь.       На мгновение я замер, пытаясь осознать его слова, а потом усмехнулся. Я просто нереальный дебил. Мог бы просто промолчать, сделать вид, что нажрался так, что вообще ничего не помню. Ведь судя по его поведению, если бы всё было именно так, Костя бы никогда и не заикнулся об этом. Просто проглотил бы мою выходку и забыл о ней.       — Я всё помню.       Действительно помню. Стоит только закрыть глаза, и ощущение его гладкой кожи под ладонями становится таким реальным. Его запах, которым я, кажется, насквозь пропитался. И молчаливый плач, от которого сотрясается всё его тело.       — Ты гей?       Вот так, да? С места в карьер?       — А какого бы хрена я тогда тебя лапал?       — Люди и не такое творят, когда пьяны. Может, у тебя давно не было секса и тебе привиделось, что я девушка.       Он ведь серьёзно. От этого хотелось и смеяться, и плакать. Я потер лицо ладонями, пытаясь привести мысли в порядок. До какой степени нужно не интересоваться отношениями, чтобы ничего не понять?       — Я люблю тебя, придурок, — снова усмехнулся, уставившись на свои руки. Не так я представлял себе это признание. Вернее, я был уверен, что вообще никогда этого не скажу. — И да, я гей.       Но он даже не шелохнулся. Так же сидел в своём углу, скрестив руки на груди.       — Так ты… не шутил, когда спросил про свидание?       — Ага.       А ведь говорят, что если поделиться с кем-то своей тайной, становится легче. Что-то я вообще не оценил этой радости. Кажется, что всё стало только хуже.       — Ненавидишь меня?       — Я тебе не подхожу.       А вот теперь уже я не смог сдержать хохота. Только почему-то было совсем не смешно, было больно. Адски больно. Как это глупо, я ведь с самого начала знал, что так будет. Будь Костя действительно во мне заинтересован, я бы уже понял это.       — Ладно, забудь.       Хотелось поскорее свалить отсюда, я прямо чувствовал на себе его осуждающий взгляд. Но прежде, чем поднялся на ноги, ощутил легкое касание на плече. Обернулся, уже готовый выслушать монолог в стиле «фу-ты-мерзкий-гомик-знать-тебя-не-хочу», но не увидел и намека на подобные эмоции на его лице. Он был взволнован и, наверное, смущён.       — Я не ненавижу тебя. Но я не такой, как ты, — медленно выговорил он, словно бы слова давались ему с трудом.       Я всматривался в его лицо, пытаясь понять, что творится в его голове. Почему он говорит мне это?       — Игорь, я скажу честно, меня устраивало, как всё было до этого. И если для тебя это приемлемо, я хотел бы оставить всё как есть.       Что за официоз? Я перед ним тут душу выворачиваю, а он опять бросается этими словечками.       — То есть… — начал было я, но вместо слов вырвалось лишь сиплое мычание. Прокашлявшись, попробовал снова: — Мы всё ещё друзья?       Он кивнул, потом опустил взгляд.       — Я понимаю, почему ты это сделал. Но теперь, когда мы всё выяснили, надеюсь, ты понимаешь, что в этом нет смысла? Не делай так больше, хорошо? — и снова поднял на меня свои бесконечно спокойные серые глаза.       Я ощутил себя маленьким мальчиком, которому разжевывают до идиотского простую истину. Я боялся поверить, ведь был уверен, что теперь всё кончено и Костя больше ни за что не захочет и дальше видеть рядом с собой такого, как я. Но он дал мне шанс, и я буду самым настоящим придурком, если не использую эту возможность.       — Не буду, — да я что угодно сейчас готов был сказать, лишь бы он не передумал. Да и сделать тоже. Ох, знал бы я тогда о последствиях…       Соглашаясь с его условиями, я даже не подозревал, на что подписываюсь. Поначалу мне казалось, что я готов, но на деле всё было намного сложнее. Всё вроде бы стало по-прежнему, мы так же проводили вместе время, готовились к сессии. Костя вообще прекрасно справлялся со своими эмоциями, в нём не было вообще никаких изменений, как будто бы те несколько дней вообще выпали из его памяти. Правда, в гости он к нам приходить перестал, ночевать тем более не оставался, и ведь даже вполне себе правдоподобную отговорку придумал. Я изо всех сил старался держаться на том же уровне, но с каждым днём запутывался лишь сильнее. Какие-то мелочи всё время вводили меня в ступор. Например, раньше я мог спокойно по дружески закинуть ему руку на плечо и втихаря наслаждаться его близостью, или положить голову ему на колени и любоваться сосредоточенным личиком. Но теперь-то Костя прекрасно знает о моих чувствах, и мне приходилось усиленно соображать, не воспримет ли он этот жест как домогательство? В итоге я вообще перестал прикасаться к нему, боясь, что он неправильно это поймёт. Вот уж не думал, что когда-нибудь сам соглашусь на такую изощрённую пытку. Видеть его улыбку, вслушиваться в монотонное бормотание, чувствовать его запах, и понимать, что всё это никогда не будет принадлежать мне.       Может быть, если бы я тогда не сорвался, у меня был бы шанс воплотить в жизнь план с постепенным приручением Кости. Но теперь, когда он открытым текстом сказал мне отвалить от него, это было невозможно. Если раньше он не подозревал ни о чём и можно было застать его врасплох своей нежностью, то теперь он наверняка постоянно начеку.       Это безобразие длится уже месяц. Иногда мне кажется, что я попал в какое-то дешевое юмористическое шоу, где я — главный клоун, а зритель только один. Пытаясь не погружаться в подкрадывающееся с каждым днём всё ближе отчаяние, я заставлял себя делать всё то, что и раньше. На автомате просыпался по утрам, ходил на пары, записывал лекции, на автомате работал. Даже с Костей общался на автомате. Просто удивительно, как у меня ещё мозг не взорвался от постоянных попыток сконцентрироваться на том, что находится перед глазами. Какой-то урод придумал, что если действительно любишь человека, то будешь рад тому, что он счастлив, пусть даже и не с тобой. Большей хрени в жизни не слышал. Нет ничего больнее, чем осознавать собственную ненужность.       Майские праздники прошли как-то незаметно. Костя проводил их со своими родителями где-то заграницей, а я с каким-то пацаном из клуба. Симпатичным, с доброй улыбкой и наивными голубыми глазками. Надо признать, он хотя бы не напрягал своей болтовнёй, да и в постели оказался довольно умелым. Пускал меня к себе домой, позволял делать всё, что я хочу, и так же молча давал уходить, даже не спрашивая, приду ли я ещё. Идеальный партнёр. И почему я не мог влюбиться в кого-то вроде него?       В первый же день после праздников декан утащила Костю к себе, чтобы обсудить его диплом. Вот так вот непросто живётся умненьким студентам — ещё четвертый курс не закончили, а он уже вовсю пашет. Я уже хотел было идти домой, думая, что сегодня мне точно не светит уболтать его пойти перекусить чего-нибудь, но он позвонил и попросил подняться в деканат. Как оказалось, деканша просто решила воспользоваться первыми попавшимися студентами и дала нам задание отнести несколько коробок с документами в архив.       Нам потребовалось два захода, чтобы перетащить всю эту кучу в нужное место. Всё это время он вслух размышлял о том, что они обсуждали с деканшей, а я по привычке только угукал, даже не вслушиваясь в слова, медленно закипая. Когда я говорил, что Костя не изменился, я имел в виду именно это. И если мне пришлось очень сильно пересмотреть своё поведение в его присутствии, то он даже и не думал вести себя со мной как-то осторожнее. Всё так же поправлял волосы, всё так же кусал карандаш, всё так же замирал над книгами, становясь абсолютно беззащитным перед тем, что творилось в реальности и заставляя меня вставать и уходить куда-нибудь, чтобы перевести дух. Такое ощущение, что у него вообще отсутствует чувство самосохранения. А ещё эта пуговка на его рубашке, наполовину выскочившая из петельки. Словно бы дразнилась, предлагая потянуться к ней пальцами и расстегнуть до конца, открывая ямочку между ключиц. Я, конечно, понимаю, что Костя вообще ни о чём таком не думал. Он ведь даже не подозревает о том, что меня посещают подобные фантазии от вполне невинных его действий. Но для меня всё это выглядело как явная провокация.       Чёрт, ну почему всё так? Лучше бы он меня возненавидел. Лучше бы прятался, как только видит меня поблизости. Возможно, это хоть немного усмирило бы мои чувства. Это хотя бы не так больно, как делать вид, что всё как раньше. Но ни хрена всё не как раньше, неужели он не понимает?       —…правда?       Вернувшись в реальность, вижу, что Костя вопросительно смотрит на меня, ожидая какого-то ответа. Но ответить мне нечего, я всё прослушал.       — Игорь?..       Мы стоим в переходе, ведущем из архива на первый этаж. Единственная лампа на потолке слишком тусклая, чтобы достаточно освещать пространство, поэтому здесь полумрак. Здесь прохладно и пахнет плесенью. Это место — просто мечта маньяка.       Боже, зачем, ну зачем мы здесь?       — Ты специально это делаешь?       —Что делаю?       — Всё это, — окинул его неопределенным взглядом, не зная, как выразить мысли словами.       Его взгляд… Был бы он таким же, если бы Костя сейчас молил о поцелуе? Стоило только представить, как он сам просит об этом, голова пошла кругом. Сжимаю его плечи и, не задумываясь, целую. Резко, грубо, так, чтобы он понял, что у меня сейчас творится внутри. Что я чувствовал все эти годы. Я хочу сделать ему больно, хочу, чтобы он мучился, как и я. И в то же время хочу обнять его крепко, укрыть собой от жестокой реальности, чтобы ему никогда не пришлось узнать, каково это.       Он отшатнулся, а я толкнул его к стене и наклонился так, чтобы наши глаза находились на одном уровне, упершись ладонью в покрытую конденсатом поверхность. В полутьме его глаза мерцали, а мне так хотелось раствориться в них, даже если они действительно окажутся такими холодными, как кажутся.       — Ты… опять?.. — голос его дрожал. Снова он напуган. Ещё бы, ведь знает, на что я способен. А что он хотел, предлагая мне стать белой и пушистой няшкой? Неужели не понимал, что рано или поздно у меня тормоза откажут?       Зачем он делает это со мной, зачем так мучает? Почему не пошлет, не потребует, чтобы я отвалил и больше не приближался к нему? Что я должен сделать, чтобы всё это закончилось? Я как будто нахожусь в своём персональном аду и хожу по кругу, снова и снова наступая на одни и те же грабли, даже зная, какую боль это причинит.       — Противно, да? — спрашиваю тихо, почти шепчу, иначе сорвусь на крик.       — Нет, — слышу неожиданный ответ, и не верю своим ушам. Вглядываюсь в его лицо, но ничего не изменилось — на нём всё тот же страх.       — Какого хрена… Ты поиграться со мной решил? — вжимаю его в стену, потом делаю шаг назад. Нельзя находиться к нему так близко, я уже на грани.       — Нет, я… — он замолчал и уткнулся взглядом в рисунок на моей футболке, как будто ища там подсказку. — Это сложно объяснить.       — Для тебя это не должно быть проблемой.       Он хмурится, словно раздумывая, что мне сказать. Но стоит ему только открыть рот, как за дверью слышатся шаги. Очень даже вовремя. Выругавшись сквозь зубы, вылетаю из этого маленького коридорчика, едва не налетев на нашего завхоза, и несусь в деканат, чтобы забрать свою сумку.       Вот так, я в очередной раз доказал, что как друг я полный отстой. Так и вижу перед собой его осуждающий взгляд. Нет, с этим точно пора заканчивать, пока я окончательно не слетел с катушек. Нужно перестать с ним общаться, пока ещё могу это сделать. Может быть, не ходить какое-то время в универ, и плевать на приближающуюся сессию. Загрузить себя работой, чтобы вообще ни о чём не думать. Решив, что попрошу у начальника несколько дополнительных смен, я поплелся в сквер за универом.       Я просидел там полчаса, наблюдая за проходящими туда-сюда студентами. Кто-то был в компании, кто-то парочками, а кто-то шёл один, погружённый в свои мысли. Чтобы отвлечься, я начал вспоминать, что мы сегодня проходили по экономике. Терпения хватило ровно на две минуты, а потом меня словно током шибануло. Он был здесь, рядом со мной. Подошёл молча, тихонько опустился на скамейку. Я не мог посмотреть ему в глаза, было слишком стыдно. Но ведь чтобы сказать, что мы больше не друзья, совсем не обязательно смотреть на него. Так почему же губы не слушаются и не говорят того, что крутится в голове?       — Меня не привлекают такие отношения, какие нужны тебе.       Ему что, мало? Захотелось ещё помусолить эту тему? И моё сердце заодно. Не просто разбить его, а ещё и бульдозером по остаткам проехаться, чтоб наверняка. Полить всё это напалмом и сжечь к чертям собачьим, чтоб от меня вообще ничего не осталось.       — Да хорош, я уже понял, что ты не по мальчикам.       — Дело не в этом.       — А в чём, блять? — рычу, со всей силы пиная валяющуюся под ногой жестянку из-под кока-колы. — Что не так?       — Почему ты злишься? — растерянно спрашивает он.       — Реально не понимаешь? — смотрю на него, и злость испаряется. На смену ей приходит странное смирение, когда вижу такое непривычное выражение лица. Я эгоист. Разве Костя виноват в том, что я такой, а он нет? Разве это в его силах, влюбиться в меня по щелчку пальцев? Я думал только о себе, обвиняя его во всех смертных грехах, спихивая на него всю ответственность. А надо было просто взять себя в руки и вести себя, как мужик.       Смотрю в его лицо и чувствую, что таю от накатившего вдруг тепла. Он такой взволнованный, и кажется, готов вот-вот расплакаться и начать извиняться за что угодно, лишь бы я не злился. Такой восхитительный, что я не могу сдержать тяжелого вздоха. Просто обнять, просто прижать к себе, успокаивая, чувствуя, как бьется его сердце совсем рядом с моим. Могу ведь я хотя бы это? Но прежде, чем сделать хоть что-то, сильнее сжимаю пальцы на облезлых деревянных перекладинах.       — Ты сказал, что тебе не противно, — говорю тихо, сдерживая порыв сжать его за плечи и вытрясти ответ. — Почему?       — Потому что мне и правда не противно.       — И что это значит?       — Игорь, я асексуал.       Он помолчал немного, давая мне возможность переварить информацию.       — Меня не интересует секс и всё, что с ним связано. Я этого просто не понимаю.       — Я знаю, что это такое, — дурак, какой же дурак! Как будто для меня это новость!       — Я никогда не смогу стать для тебя полноценным партнёром, поэтому и сказал, что не подхожу тебе. Ты ведь не будешь с этим мириться, а я не буду мириться с твоими желаниями.       — Да что ты понимаешь… Думаешь, я только секса от тебя хочу?       — Нет, но для тебя нормально проявлять заинтересованность именно так.       — И что, думаешь, я буду заставлять тебя? Если для тебя это настолько противно, мы можем и без секса обойтись.       — Может быть, но только поначалу. Рано или поздно тебе всё равно захочется большего, и ты пойдёшь искать кого-то нормального. И не качай так головой, я знаю, о чём говорю.       И тут вдруг до меня доходит, что его беспокоит совсем не то, что меня. Он ни слова не сказал о том, что отказал мне, потому что не заинтересован во мне. Наоборот, кажется, он даже думал о нас как о паре, представлял себе возможное развитие наших отношений.       — Костя… — почти стону и заставляю его посмотреть на себя. — Я тебе нравлюсь? Хоть немного больше, чем друг.       Он медленно кивнул, а я на несколько мгновений словно выпал из реальности. А когда осознал произошедшее, то вдруг ощутил прилив дикого восторга. Это ведь не галлюцинация? Не моя больная фантазия? И не шутка? Я просто не переживу, если это очередной сон.       Костя отводит взгляд, едва заметно улыбается и стискивает в руках ремешок от своей сумки.       — Я никогда и никого не любил, поэтому не могу сказать, что именно чувствую. Но с тобой... мне хорошо. Может быть, я испытываю именно любовь. По крайней мере люди со схожими симптомами называют это именно так.       — Я тебя сейчас придушу!.. — цежу сквозь зубы. Как у него вообще язык поворачивается преподносить всё так? Меня на клочки рвёт от чувств к нему, а он называет это симптомами? Звучит как насмешка.       Улыбка его становится отчётливее.       — Мне всегда хотелось увидеть тебя как можно скорее. Поговорить с тобой, просто посидеть рядом. Мне этого хватало. Когда ты приходишь, мне становится спокойнее. Но когда ты пришёл поговорить после той ночи, у тебя было такое лицо, словно тебя завтра на войну отправляют, и ты пришёл проститься. Я испугался, — он медленно качает головой. — Испугался, что теперь ты не захочешь меня видеть. И подумал, что ни за что не хочу потерять тех ощущений, что возникают рядом с тобой. Может быть, это и правда любовь.       — Тогда… почему нет?       — Я ведь тебе только что всё объяснил. Потому что я не хочу, чтобы встречаясь со мной, ты бегал по чужим койкам в поисках того, что не можешь получить от меня, — он помолчал немного, потом смущённо добавил: — Если ты будешь со мной, то должен быть только моим.       — Дурак, так ведь я хочу того же.       — Это слишком эгоистично — лишать тебя возможности завести нормальные отношения.       — Кто тебе сказал, что у нас не может быть нормальных отношений?       — Статистика. Ты будешь постоянно сомневаться в моих чувствах, я в твоих. Слишком велик шанс того, что ты меня бросишь, увлёкшись кем-нибудь более сговорчивым. Я общался с асексуалами, очень много читал об этом и знаю гораздо больше, чем ты. Многие пытались встречаться с нормальными, но в итоге всё и всегда заканчивается плохо.       — Не надо решать за меня, что я буду делать. Я тебя три года любил без всякой взаимности, тебе мало?       Он вздохнул и покачал головой.       — Я попробую объяснить. Когда ты целуешь меня, я чувствую тепло вот здесь, — он коснулся ладонью своей груди. — Только это. Никакой физической реакции. Близость приносит удовольствие, но только на эмоциональном уровне. Но у тебя всё по-другому.       — Ты так говоришь, как будто я какой-то озабоченный.       — Я не это имею виду. Любой физический контакт для тебя будет вызывать желание ещё большего контакта, это твоя природа. Наши ощущения от одного и того же действия на совершенно разном уровне. Я не возбуждаюсь, просто потому что мне этого не дано. Я не понимаю, что ты чувствуешь и, главное, как ты это чувствуешь. Думаю, я могу позволить тебе многое, но какой в этом толк? В этом плане чувства всегда будут односторонними. Я бесполезен для тебя. Ты сможешь быть с человеком, который вообще не реагирует на твои прикосновения? Это не так просто, как тебе кажется.       — Да будь ты мужиком! — психанув, притягиваю его к себе, уткнувшись носом в его макушку. Он ойкает и замирает, но не пытается оттолкнуть. — Мы три года как-то уживаемся, неужели не сможем договориться?       — Это ведь не одно и то же… — начал было он, но я обнимаю его чуть сильнее, чтобы он заткнулся.       — Что за пессимизм? — ворчу, наконец позволяя себе вдохнуть его запах. По телу растекается удовольствие, и я чувствую, как тяжесть в груди стремительно исчезает. Где-то глубоко внутри сидит тревога, ведь не бывает всё так легко и радужно, явно в чём-то подвох. Но я усиленно гоню от себя это неприятное чувство, растворяясь в потрясающем ощущении, что любимый в моих руках. И он тоже любит меня. Как бы там ни изощрялся в своих объяснениях, всё равно сказал именно это.       Мне плевать на любопытные взгляды, что бросают студенты вокруг. Плевать, что к утру весь универ будет трещать о том, что мы обнимались прямо у всех на глазах. Я смогу оградить его от этого, сделать так, чтобы ему было так же хорошо, как и мне. Создать для нас свой собственный мирок, где нас ничто уже не будет беспокоить. Я знаю, что горы могу свернуть ради него, главное, чтобы он был рядом.        — Верь мне. И... дай нам шанс.       Он что-то ещё бормочет, пытаясь воззвать к моему разуму, но я просто целую его в висок, чувствую, как меня захлёстывает волна нежности. Мне легко и спокойно, так комфортно, как не было ни разу за всё то время. Что бы он ни говорил, меня не запугать. Не для того я ждал столько лет, чтобы струсить и сбежать. Заглядываю в его встревоженное лицо, дерзко ухмыляясь.       — Так как насчёт свидания?